Чаща

— Хватит уже! Они солдаты, они выкарабкаются. Да они бы уже давно оклемались, если б Дракон не закачивал им в брюхо все эти зелья. Почему вы ничего не делаете для нее?!

— А что, по-твоему, надо делать? — осведомился Дракон, выходя из сарая.

Марек стремительно развернулся к нему:

— Ее нужно лечить! Ты ей вообще никаких снадобий не давал, а у тебя тут полным-полно склянок…

— Будь в ней порча, мы бы ее очистили, — заверил Дракон. — Нельзя исцелить то, чего нет. Считай, тебе повезло, что она не сгорела вместе с сердце-древом; если тебе угодно считать это везением, а не поводом для сожаления.

— Сожалеть я буду о том, что ты не сгорел, если другого совета дать не можешь, — рявкнул Марек.

В глазах Дракона засверкали десятки уничижительных ответов (во всяком случае, мне так показалось), но он поджал губы и ничего не сказал. Марек скрипел зубами; в его железной хватке ощущалась еле сдерживаемая напряженность, он весь дрожал, как испуганный конь, притом что на той кошмарной поляне, когда повсюду вокруг ярились смерть и опасность, принц стоял неколебимо как скала.

— В ней не осталось порчи, — объяснил Дракон. — А что до остального, здесь помогут только время и лечение. Мы заберем ее в башню, как только я закончу очищение твоих солдат и они перестанут представлять угрозу для других людей. Я посмотрю, что еще можно сделать. А до тех пор просто сиди с ней и разговаривай о знакомых, привычных вещах.

— Разговаривать?! — выдохнул Марек. Он оттолкнул от себя мою руку, снова расплескав воду мне на ноги, и зашагал прочь.

Дракон отобрал у меня ведро, и мы вернулись в сарай.

— Мы можем что-нибудь для нее сделать? — спросила я.

— Что можно сделать с чистым листом? — отозвался он. — Дайте ей время, и, может статься, она напишет на листе что-то новое. Что до того, чтобы вернуть все то, чем она была… — Дракон покачал головой.

Марек просидел с королевой до конца дня. Несколько раз, выходя из сарая, я косилась в его сторону: лицо смурное, суровое. Но по крайней мере он вроде бы смирился с тем, что мгновенного чудесного исцеления не случится. Тем вечером он встал и сходил в Заточек поговорить с деревенским старостой; на следующий день, когда Томаш с Олегом смогли наконец сами добрести до колодца и обратно, он крепко ухватил их за плечи и объявил:

— Завтра утром на деревенской площади мы устроим тризну по погибшим.

Из Заточека нам привели лошадей. Селяне держались настороженно; я их не винила. Дракон загодя сообщил им, что мы вернемся из Чащи, и объяснил, где нас держать и какие признаки порчи высматривать, но я все равно не удивилась бы, если бы они вместо того явились с факелами и сожгли нас всех вместе с сараем. Конечно, если бы Чаща завладела нами, мы бы натворили чего похуже, чем тихо-мирно просидеть в сарае без сил целую неделю.

Марек сам помог Томашу и Олегу сесть на коней, а потом поднял в седло королеву — на смирную мухортую кобылку лет десяти от роду. Королева сидела прямо и неподвижно, словно одеревеневшая. Принцу пришлось самому вдеть ее ноги в стремена, сперва одну, потом другую. Марек помешкал, глядя на нее с земли; врученные ей поводья свободно провисали в скованных руках.

— Мама, — попытался он снова. Королева на него даже не взглянула.

Марек стиснул зубы. Смастерил из веревки повод для ее лошади, прикрепил его к собственному седлу и повел кобылку за собою.

Мы проследовали за принцем на площадь. Там уже громоздился огромный костер, сложенный из сухих дров. Все жители деревни в праздничных одеждах выстроились по другую его сторону. В руках они сжимали факелы. Я никого из Заточека близко не знала, но здешние иногда наведывались к нам в ярмарочные дни по весне. Несколько смутно знакомых лиц глядели на меня из толпы сквозь сизоватую завесу дыма, точно призраки из другой жизни, а я стояла напротив них с принцем и магами.

Марек сам взял в руки факел: воздев его над головою, принц встал рядом с костром и назвал по имени каждого погибшего солдата, одного за другим, и последним — Яноша. Затем он кивнул Томашу и Олегу, все трое дружно шагнули вперед и воткнули факелы в гору дров. Заклубился дым, в глазах у меня защипало, едва залеченное горло саднило; жар был ужасен. Дракон с посуровевшим лицом проследил, как занялось пламя, и отвернулся: я знала — он невысокого мнения о принце, воздающем почести людям, которых сам же повел на смерть. Но когда прозвучали все имена, я словно вдохнула свободнее.

Костер горел долго. Селяне вынесли еду и пиво, все, что у них было, и принялись нас потчевать. Я забилась в уголок вместе с Касей и пила пиво кружку за кружкой, заливая горе, и дым, и привкус очистительного эликсира во рту. Под конец мы прижались друг к другу и тихонько поплакали; я вынужденно цеплялась за Касю руками — ведь крепко меня обнять она не смела.

От выпивки мне полегчало, но все чувства словно притупились. Разболелась голова; я всхлипывала в рукав. В дальнем конце площади принц Марек разговаривал с деревенским старостой и молодым возчиком: у того аж глаза округлились. Тут же стояла нарядная свежепокрашенная зеленая повозка, запряженная четверкой лошадей, их хвосты и гривы были неумело перевиты зелеными лентами. Королева уже сидела на дне повозки, устланном соломой, плечи ей укутывал шерстяной плащ. Золотые цепи зачарованного ошейника заискрились в солнечном свете на фоне белой сорочки.

Я заморгала, — яркие лучи ударили мне в глаза, — а когда до меня постепенно дошло, что такое я перед собою вижу, Дракон уже широко шагал через площадь, восклицая:

— Что ты делаешь?!

Я неуклюже поднялась на ноги и побрела туда же. Принц Марек обернулся мне навстречу.

— Распоряжаюсь касательно доставки королевы домой, — любезно объяснил он.

— Что за чушь! Ей необходимо лечение…

— В столице превосходные лекари, — откликнулся принц Марек. — Дракон, мне не угодно, чтобы ты держал мою мать взаперти в своей башне до тех пор, пока не соизволишь снова ее выпустить. Не воображай, будто я позабыл, с какой неохотой ты поехал с нами.

— Ты, похоже, того гляди позабудешь много о чем еще, — парировал Дракон. — Например, о своем обещании выжечь Чащу до самой Росии, если мы преуспеем.

— Я ничего не забываю, — возразил Марек. — Сейчас у меня не осталось людей, чтобы помочь тебе. А лучший способ раздобыть для тебя подкрепление — это вернуться ко двору и попросить отца прислать отряд, разве нет?

— При дворе ты выставишь на всеобщее обозрение эту пустотелую куклу и объявишь себя героем, вот и все, на что ты там способен, — отрезал Дракон. — Пошли за людьми! Мы не можем так просто взять и уйти. Ты думаешь, Чаща не отомстит за то, что мы сделали, если мы уедем и оставим долину без защиты?

Марек по-прежнему заученно улыбался, но губы его подрагивали, а пальцы судорожно сжимались и разжимались на рукояти меча. Сокол ловко вклинился между Драконом и принцем, положил руку на плечо Марека и проговорил:

— Ваше высочество, хотя Саркана недопустим, он говорит правду.

На мгновение я понадеялась: может, теперь он все понял; может, Сокол достаточно прочувствовал враждебность Чащи, чтобы в полной мере оценить, насколько она опасна. Я с робкой надеждой оглянулась на Дракона, но его лицо посуровело еще до того, как Сокол оборотился к нему, изящно наклонив голову:

— Думаю, Саркан согласится, что, при всех его талантах, по части целительских искусств Ива его превосходит: если кто-то и сможет помочь королеве, то только она. А его долг — сдерживать Чащу. Он не может покинуть долину.

— Вот и хорошо, — тут же согласился принц Марек, процедив сквозь стиснутые зубы отрепетированный ответ. Да они же сговорились промеж себя, осознала я, чувствуя, как меня захлестывает негодование.

И тут Сокол добавил:

— А ты, Саркан, должен осознать в свой черед, что принц Марек никак не может позволить тебе оставить здесь королеву Ханну и эту твою поселянку, — он указал на Касю, стоящую рядом со мной. — Разумеется, они обе должны тотчас же отправиться в столицу, предстать перед судом и пройти испытание на порчу.