Чаша и Крест

— Скорее! Их там слишком много.

Он не стал даже дожидаться, пока она полностью застегнет камзол и рубашку, сунул ей в руки одну из шпаг, прислоненных в углу к стене и подтолкнул к окну.

— Иди по крыше, только пригнись. Там слева внизу — большой стог стена, и стена уже не такая высокая. Прыгай туда и беги.

— А ты?

— Я их отвлеку, — сказал он просто.

— Я без тебя не пойду!

— Пойдешь, — он насильно выпихнул ее на крышу, заставив лечь на черепицу. — Быстрее!

Женевьева поползла, обдирая об углы и без того пострадавший камзол. Рубашку на животе она сразу порвала, и та свисала белым лоскутом. Она добралась до конца крыши, увидела там обещанный стог, но не стала прыгать. Вместо этого она посмотрела в другую сторону, во двор, откуда доносился звон шпаг и крики.

Ланграль бился сразу с тремя, прижавшись спиной к телеге. Остальные стояли в круг неподалеку, видимо, ожидая, пока он устанет. Несколько гвардейцев тщательно обыскивали двор.

— Смотрите, вот она, на крыше! — внезапно крикнул один из них, подняв голову.

Ланграль рванулся вперед, и его противник, воспользовавшись этим, ударил его сзади. Белая ткань впопыхах надетой рубашки сразу окрасилась ярко-красным, он упал, и на земле образовался клубок из тел — гвардейцы пинали его ботфортами, он из последних сил схватил кого-то за сапог и дернул, сбивая с ног.

Женевьева закричала так отчаянно, что у стоящих близко едва не заложило уши. Она поднялась, балансируя на черепице, и прыгнула вниз во двор, мало что соображая. Плотно сбитая конскими копытами земля с редкими травинками ударила ее по ногам, и она покатилась кубарем, не удержав равновесия. Сверху сразу навалились, выкручивая руки за спину и наматывая на них веревку.

Она не чувствовала боли ни в заломленной руке, ни в ногах, на которые грубо наступили чьи-то сапоги, ни в содранной о камни ладони. Она просто не могла нормально вздохнуть, так сильно что-то рвалось в груди. Ей казалось, что она продолжает кричать, громко, непереносимо для слуха, но на самом деле она только еле слышно хрипела.

Тело Ланграля проволокли по двору в нескольких шагах от нее. Он уже не шевелился. Она так и не увидела больше его лица — с одной стороны к нему прилипли спутанные волосы, с другой стороны оно было закрыто большим наливающимся кровоподтеком

Она снова рванулась так сильно, что почувствовала треск собственных костей.

— Эй, не сломай ей руку, — предостерегающе сказал голос за спиной. — Монсеньор ее калечить не велел.

— Так что мне делать? Она как кошка дикая!

— Ну успокой ее ненадолго.

Единственный из гвардейцев, к которому Женевьева испытала искреннюю благодарность за всю свою жизнь, был тот, что стукнул ее по голове в тот день, на время лишив сознания. Потому что картина, которую она видела во дворе, была для нее непереносимо страшной.

— Ты всегда была очень упрямой, — Морган покачал головой, глядя на Женевьеву почти отечески. В его лице что-то неуловимо изменилось — оно стало более добродушным. Только заглянув глубоко ему в глаза, можно было поймать отблеск безумия. И тогда становилось по-настоящему страшно.

Женевьева на него вообще не смотрела. Она сидела напротив него в карете, одной рукой обхватив колени. Вторая рука, помятая и распухшая, лежала рядом на грязном плаще, как будто существуя отдельно. На ее лбу красовался огромный синяк.

— И чего ты добилась своим упрямством? Ты могла бы стать неофициальной королевой Круахана — по крайней мере, тебе кланялись бы не менее низко. А где ты теперь?

Он брезгливо поморщился, оглядев ее давно не мытые волосы, свисающие на лицо.

— Более того, ты погубила не только свою жизнь. Ты втянула в свои дела другого человека, которого якобы любила. Если ты действительно любила его, ты бежала бы от него подальше.

— Вы все равно хотели его убить, — глухо сказала Женевьева, не поднимая глаз.

— Да, но разве он заслужил такую смерть, какой умрет сейчас? Как валленский шпион он погиб бы в ночном поединке, достойно, как подобает дворянину столь высокого рода. А теперь… ты знаешь, где он сейчас?

Женевьева ничего не ответила. За проведенные в тюрьме два месяца она вообще произнесла всего несколько фраз, когда без них совсем было нельзя обойтись.

— Он в Рудрайге, — значительно сказал Морган. — На нижнем уровне. Ты представляешь, что это такое? — и поскольку Женевьева по-прежнему молчала, он прибавил: — Там проверяют на преступниках новые орудия пыток.

Женевьева разлепила губы.

— Что вы от меня хотите?

— Я уже ничего от тебя не хочу, — Морган вздохнул. — Ты меня уже не интересуешь. Я просто хочу тебе показать, что ты наделала своим упрямством.

— Куда мы едем?

— Увидишь, — Морган откинулся назад, скрестив руки на груди. — Подумай пока о своем поведении, путь неблизкий.

Женевьева прикрыла глаза. Наверно, она немного сошла с ума, потому что долгое время она ни о чем не думала, только считала скрип правого колеса, которое, видимо, недостаточно хорошо смазали. Один поворот, второй. Три. Четыре. Каждый звук точно совпадал с пульсирующей болью в руке. Почему она так болит? Ее вывернули и наступили на нее сапогом. А зачем? Она хорошо помнила, что это было во дворе гостиницы. Но за что? Она никому ничего плохого не сделала. И Бенджамен тоже.

Бенджамен! Стоило ей мысленно произнести это имя, как возникла знакомая резкая боль в груди, быстро отрезвившая ее и вернувшая память.

Куда они едут? Наверно, в Рудрайг. Значит, нужно сделать все, что угодно, чтобы она не доехала туда живой.

Легко принять такое решение, но как его выполнить? Женевьева резко выпрямилась в карете, и из ее широко раскрывшихся глаз словно ударили серые лучи света. К счастью, Морган этого не заметил, потому что задремал в такт покачиванию кареты.

Ее руки и ноги были свободны, но с одной здоровой рукой и без оружия мало что можно было сделать. Даже если допустить, что она сейчас набросится на Моргана — скачущая вокруг кареты охрана сразу ее скрутит. И в Рудрайг она все равно попадет.

В который раз она с сожалением вспомнила Скильвинга, который за три месяца попытался впихнуть ей в голову массу бесполезных знаний, но ни одного действительно нужного заклинания, которое могло бы пригодиться затравленным и загнанным в тупик, как она. Никаких способов зажигания магического огня, вызова молнии с неба, ментальных ударов по противникам. Хотя она не сомневалась, что сам он это все прекрасно умел. А ее учил всяким незначительным вещам, вроде слияния с природой, прикосновения к душе стихий, понимания животных.