Чаша и Крест

— Тридцать золотых, — сказал он буднично.

" Куплю новый клавесин", — подумал он про себя.

Девушка быстро сдернула с пальца кольцо с увесистым камнем.

— Это стоит больше, — сказала она чуть хрипловатым голосом. — А мы очень торопимся.

— Эти господа, — уточнил священник, кивая на застывших сзади спутников, — ваши свидетели? Они понадобятся чуть позже, пусть пока подождут. Пойдемте.

Довольно долго он отпирал алтарь, потом бормотал подобающие слова, не слишком стараясь — он видел, что им это в общем-то безразлично. Они по-прежнему держались за руки и теперь уже смотрели друг на друга.

Они были обречены. Они были счастливы. Они знали свою обреченность. Они были счастливы поэтому? Или вопреки тому? Священник в очередной раз порадовался, что давно дал разумный обет безбрачия.

— Ваше имя, сударь? — спросил он, открывая толстую книгу и беря в руки засохшее перо.

— Бенджамен де Ланграль, граф Вэйра, герцог Шанлорский, — он на секунду помолчал и неохотно выговорил: — Тридцать восьмой потомок короля Вальгелля по мужской линии.

— Ваше, сударыня?

— Женевьева де Ламорак, герцогиня Эрданта и Нижнего Сэнгара. Сорок четвертый потомок короля Вальгелля через его дочь Кристабель.

Священник тихо вздохнул. Он хорошо знал родословную королей Круахана. Людей такой крови можно было встретить в лучшем случае один раз в своей жизни. Потом… де Ламорак? Много лет назад из столицы привезли письмо с приказом произнести проклятие против подлых заговорщиков, посягнувших на власть. Это имя значилось там первым.

— Ваше родство настолько дальнее, что не препятствует заключению брака, — произнес он положенную формулу. — Согласно Закону, объявляю вас мужем и женой. Отныне у вас одна жизнь и одна смерть.

— Одна смерть… — прошептала Женевьева.

Она не знала, что эти слова повторяют всем молодоженам, когда-либо встающим перед алтарем в Круахане.

— Вы опять думаете о нехорошем?

— А вы?

Она повернулась к Лангралю.

— А я думаю о вас. Вы меня боитесь, Вьеви?

— Немножко, — прошептала она. — Сейчас будет положено целоваться.

— Если вдруг вам не понравится, — прошептал Ланграль ей на ухо, наклонившись совсем близко, — то скажите мне об этом сразу.

Он коснулся ее губ совсем легко, и на секунду задержался. В тот самый момент, когда она вздрогнула и напряглась в его руках, подавшись навстречу, он понял, что она вообще ни разу ни с кем не целовалась. Она знала ухватки наемников Айны, их словечки и обычаи, она размахивала шпагой лучше, чем его незабвенные друзья Люк и Берси. И при этом она не знала, куда деть язык и губы.

— Вьеви, — сказал он, ловя ее сбивчивое дыхание. — Не торопитесь. Если еще пару часов нам посчастливится остаться в живых, я осмелюсь это повторить.

Довольно сложная задача — остаться в живых, когда ты объявлен вне закона, и прямо на тебя смотрит сверлящим взором его светлость первый министр Круахана. Впрочем, это Моргану его собственный взгляд казался сверлящим. На самом деле он собрал кожу лба в глубокие складки и выпятил губы вперед от напряжения, надеясь, что его взгляд будет пригибать собеседника к земле. Женевьева только хмыкнула, выпрыгивая из седла. За три месяца в доме Скильвинга она немного чему научилась, но по крайней мере умела узнавать попытки магического воздействия, даже слабого.

Странно, что на Люка и Берси взгляд Моргана явно подействовал — на их лицах читалась явная растерянность, если не испуг.

Отряд гвардейцев, возглавляемый первым министром, догнал их довольно быстро, уже под утро, когда они сворачивали с дороги в поисках деревни для ночлега.

— Графиня де Ламорак, — хмуро произнес Морган. — Своими бесконечными побегами из-под ареста вы только ухудшаете свое положение. И впутываете в это людей, которых считаете своими друзьями.

— Монсеньор, — Женевьева наклонила голову с виноватым видом, — я готова полностью сдаться на вашу милость.

— Вы что? — зашипел сзади Люк. Ланграль положил руку ей на плечо, и она быстро накрыла ее своей. Она чувствовала, что он спокойно обводит взглядом толпу гвардейцев, рассчитывая, с какой стороны лучше пробиваться.

— Только я хотела бы увидеть приказ о своем аресте, — продолжила Женевьева. — Чтобы понимать, что все делается по справедливости.

— Вы сомневаетесь в моем правосудии, графиня? — Морган изогнул губы. — Вы думаете, что я действую из собственного каприза?

Он щелкнул пальцами, и подошедший гвардеец вложил в его руку лист бумаги, украшенный печатями.

— Позвольте, я посмотрю?

Женевьева не стала особенно вчитываться. Если честно, ей было не слишком интересно, что именно ей вменяют в вину — наверняка шпионаж в пользу Айны и Валлены. Она кинула быстрый взгляд на начало приказа и с таким же вежливым поклоном вернула его обратно.

— Мне очень прискорбно, монсеньор, но этот приказ недействителен. Вам придется доставать новый.

— Почему?

Морган настолько удивился, что его лицо приняло выражение, максимально приближенное к обычному человеческому.

— Потому что это приказ об аресте Женевьевы де Ламорак, — она выпрямилась, и Ланграль, понявший быстрее всех, что она задумала, подошел вплотную и встал за ее плечом. — Графини де Ламорак не существует в природе. Есть графиня де Ланграль.

Морган отшатнулся, словно она его ударила, и стиснул губы.

— Это неправда!

— Показать вам церковную запись?

— Как положено, при двух свидетелях, — Ланграль тоже слегка поклонился. — Несколько часов назад.

Первый министр медленно приходил в себя. Но когда Женевьева посмотрела ему в глаза, она поняла, что смертельный приговор точно подписан — они на мгновение показались ей глазами какого-то безумного животного. Слащавое выражение, с которым он раньше смотрел на нее и которое ее так пугало, полностью исчезло. Он моргнул, и глаза снова стали обычными — маленькими, близко посаженными сероватыми глазками усталого человека.