Чаша любви
Шрифт:
Гляжу машине вслед.
«За рулем кандидат чувствует себя много увереннее, чем на тротуаре!»
Они быстро теряются из виду.
А я справляюсь с наплывом чувств.
Саша поворачивается ко мне. Мы смотрим друг на друга. Уже темно, но не настолько, чтобы я не видела его глаз. Ночь сегодня ясная, зажглись фонари. Можно сказать: освещение придало интимности. В салоне вполне уютно.
Саша включает радио. Какой-то блюз наполняет салон. Саша делает потише. Вот, в самый раз!.. В лобовое стекло смотрит
Саша, должно быть, — счастливчик. У него все получается как бы само собой. И все служит ему, даже небо. Светят звезды. Мне? Нет, ему!.. Вон одна покатилась...
Саша тоже видит ее:
— Говорите желание.
— Хочу к морю, — неожиданно даже для самой себя отвечаю я.
А может, это даже не я — сама судьба глаголет моими устами... Конечно, не я, ибо, сказав это, я тут же пугаюсь, встревоженно озираюсь (море ведь далеко!). Я бы их — слова свои необдуманные — взяла обратно, но они уже произвели магическое действие. Радостно сверкнул ключ зажигания, возбужденно вздрогнул и услужливо заработал двигатель, принялся подмигивать огонек поворота на панели.
Мы несемся по ночному городу. Я успокаиваюсь немного: а почему бы и нет! Гляжу вперед с застывшей на лице улыбкой. Чувствую рядом надежное плечо Саши. Что еще надо? У нас — маленькое безумство на двоих. Нам хорошо — и этим все сказано.
— А вы заводная! — восклицает радостно Саша.
— Это — музыка... действует...
Так приятно всем телом ощущать скорость. Она убаюкивает или гипнотизирует. Она как будто и возвеличивает тебя. Да, сейчас она твоя рабыня. Она услужлива, она ровной дорожкой стелется пред тобой.
— Хотите кофе?
— Хочу кофе, — отвечаю я, завороженно глядя вперед, на дорогу.
— Налейте, пожалуйста, и мне. Там, на заднем сиденье, термос...
«Так здорово, что кто-то изобрел термос».
Я оглядываюсь. Действительно нахожу на заднем сиденье большой китайский термос и сверток с бутербродами. Неужели Саша предвидел мое желание прокатиться?
— Вы волшебник?
Скоро мы вылетаем на шоссе. Машин в этот час мало, и Саша набирает скорость. Я вжимаюсь в спинку кресла. Мы мчимся очень-очень быстро. Насколько быстро, я не знаю, потому что боюсь взглянуть на спидометр. Я уверена, что цифра потрясет меня больше, чем сама скорость.
— Есть хорошее место! — Саша возвращает мне пустой стакан и еще прибавляет газ.
Я не отвечаю, потому что боюсь рот раскрыть; боюсь отвлечь Сашу от дороги. Я никогда не ездила так быстро. Все во мне замирает.
То лес, то поля, залитые лунным светом, то какие-то строения мелькают за окном. Дорога под нами сошла с ума. Да это уже и не дорога. Это белая свадебная лента, которая бьется на ветру. Ночь свирепой тигрицей бросается мне в лицо. Я зажмуриваюсь. И она проглатывает меня. Урчит ее утроба...
Нет, это урчит мотор.
Ощущаю каждой клеточкой пьянящую легкость.
Проходит еще какое-то время, и передо мной вдруг предстает море — черной полосой под черно-синим небом.
Изумительная
картина! Все во мне поет...Разве не безумство — чувствовать себя царицей ночи, царицей моря, а вместе с ними и вселенной? Весь мир — мой, ибо весь этот мир — я! И он, Саша...
Сбрасываем скорость. Проехав немного извилистой проселочной дорогой, Саша останавливает машину у больших круглых камней — за тысячи лет они обкатаны морем, ветрами и льдами.
Выходим из машины, хлопаем дверцами.
Так тихо вокруг! Едва-едва слышно море. Ветра почти нет. В ясном небе мириады звезд и яркий месяц.
— Я так хочу поближе к воде, — говорю я.
— В чем же дело? — и Саша берет меня за руку.
Но я показываю ему глазами на свои лакированные туфельки.
— Не беда! — смеется Саша. — Я отнесу вас.
— Нет, нет! — вскрикиваю я, отпрянув к машине.
Саше почему-то смешно:
— Хорошо, есть другой вариант. Но вы на него тоже вряд ли согласитесь.
— Какой? — мое сердце почему-то вздрагивает.
— Кроссовки. Мои кроссовки...
Теперь и мне смешно:
— Но ваша нога в два раза больше моей!
— Ничего, никто не увидит. Вы же не пойдете в моих кроссовках к подругам.
Саша открывает багажник и некоторое время разыскивает в нем кроссовки.
Я стою у машины и с наслаждением вдыхаю свежий морской воздух.
По радио после очередного выпуска новостей опять играет музыка. С первых же аккордов я узнаю ее — чарующую. С детства она мне нравится. Это — «Бахиана» Вила-Лобоса.
Удивительно, всегда, когда ее слышу, я представляю одну и ту же картину: ночь, берег моря, ясное звездное небо, грустную девушку у воды... И теперь я вижу все это наяву. А грустная девушка — это я. Я гляжу на темное море — ожидаю любимого. Где-то вскрикивает чайка.
Играет музыка. Не дождусь любимого. Он — Летучий Голландец.
Наконец Саша захлопывает багажник и ставит у моих ног кроссовки. О, они великолепны! Они, можно сказать, страдают гигантизмом! С таким же успехом Саша мог положить передо мной и ласты.
Растерянность, вероятно, отображается на моем лице.
— Во всяком случае не будут ногу жать, — изрекает Саша.
Мне нравится его юмор. Смешное всегда кажется смешнее, когда произносится с серьезным выражением лица, — каждый юморист это знает.
Но и я могу быть серьезной. Снимаю туфельки. Становлюсь в кроссовки. Делаю шаг, второй... Я не иду, а протаскиваю по земле Сашину обувь. Двигаюсь по принципу ходьбы на лыжах.
— А что! Хорошо... — с некоторым сомнением говорит Саша.
Я не выдерживаю и все-таки смеюсь. Но иду и иду к морю. Меня теперь трудно остановить — разогналась. Я, и правда, бываю заводной. Но, думается, меня это только красит.
— Может, мне подталкивать кроссовки сзади? — не унимается Саша. — И вообще, по-моему, самое время переходить на «ты»...