Часовые времени

Колеса выстукивали свой ритм, вводя в подобие гипнотического транса, и Белугин даже не заметил, что стоит в тамбуре уже достаточно долго. Опомнился, когда папироса мирно погасла, догорев до конца, вздрогнул от неожиданности, опять помянул нечистого и, выбросив окурок, направился обратно в купе, решая заодно, а не добавить ли к чаю еще небольшую рюмочку конька. Представил, как доктор, узнав о его планах, снова начал бы длиннющую лекцию о негативных последствиях алкоголя, негромко хихикнул, точно шкодливый гимназист. С улыбкой потянул ручку двери, сделал шаг внутрь и… замер на полдороге – на его месте сидела, небрежно закинув ногу на ногу, одетая в длинное темно-синее платье Ольга, а в руках у нее был его блокнот, который она изучала с живым любопытством.

– Эжен! – воскликнула она, поднимая голову и просто-таки лучась радостью. – Что же ты остановился? Проходи, - она опустила блокнот и Белугин с холодком, проскользнувшим по позвоночнику, увидел, что в другой руке она сжимает маленький черный пистолет.

Глава 7

Глава 7

Алексей. 1942

– Не верю я ему, командир, - старшина Иксанов лениво почесал небритую щеку, мрачно глянул на Белугина и сплюнул в сторону. – Мутный он какой-то. А историю, что он нам тут втюхивает, впору сказочникам отдать – как раз по их части будет.

– Погоди, Сашка, - лейтенант Фурсов слегка поморщился, недовольно зыркнув исподлобья на подчиненного, - не гони лошадей. Что ты предлагаешь?

– Известно что, - Иксанов выразительно поиграл финкой. – Какие еще могут быть варианты. Стрелять-то нельзя - враз немчура набежит.

Алексей нарочито лениво посмотрел на Фурсова, ожидая, что тот скажет. Для себя капитан твердо решил: не стоит ввязываться в ненужный спор и доказывать, что не верблюд. Оправдываешься – значит виноват! А виноватым себя Белугин не считал. По крайней мере, перед наткнувшимися на него разведчиками уж точно. Вот если бы на их месте оказался кто-нибудь другой – со званием повыше, да с петлицами иного цвета, тогда еще ладно, а так…

– Это точно, - согласился со старшиной лейтенант и вдруг быстро спросил, обращаясь к Белугину: - Sagen Sie, und Ihre Freunde weit?[1]

Алексей тяжело вздохнул.

– Тебе по-каковски ответить, лейтенант? Нет, я могу, разумеется, и по-немецки, и даже с гораздо лучшим произношением, чем у тебя, но какой в этом смысл? Или моего удостоверения не достаточно? Может не в порядке там что?

Фурсов хмыкнул.

– Да нет, с документами у тебя все в порядке.

– Тогда в чем дело?

Разведчик бледно улыбнулся.

– А дело в том, что одолевают меня, капитан, серьезные сомнения по поводу того, откуда ты так хорошо немецкий знаешь. Вон, даже на произношение мое внимание обратил. Вроде в программу доблестных сталинских соколов такие навыки не входят. Развей подозрения, а?

Белугин мысленно выругал себя, кляня за длинный язык. В самом деле, ну кто его дурака за язык-то тянул? Ишь, выдумал, повыпендриваться. Как теперь расхлебывать кашу, что сам же и заварил – разведчикам ведь показал документы обычного летчика, сбитого во время выполнения задания над временно оккупированной немцами территорией. И легенду задвинул, с правдой кое-где перемешанную: мол, остальные члены экипажа погибли, а он теперь пробирается к своим. Табельное оружие осталось в сгоревшей «пешке», но повезло разжиться немецким – случайно наткнулся на обломки «шторьха». И точка.

На самом деле Алексей даже себе не мог объяснить, почему не показал шелковку. Казалось бы, продемонстрируй грозное удостоверение, от которого за версту несет неприятностями, и все. А вот что-то остановило его, когда Фурсов потребовал представиться.

– Не твое дело! – Белугин решил перейти в атаку. – Раз знаю, значит так нужно. А объяснять ничего не обязан. И вообще, вам я, вон, исключительно на слово должен верить – документиков-то никаких нет. Может вы сами шпионы немецкие.

– Ах ты, гад! – вскинулся Иксанов. – Командир, дай я ему врежу?!

– Тихо, Саня. Тихо, - Фурсов сделал предостерегающий жест рукой. – Разберемся… А ты, капитан, не хами. Понимать должен, у нас задание и встреча с посторонним нам нужна как зайцу портсигар. И так уже из графика выбились.

– И ребят потеряли, - зло сказал старшина. – Каких ребят!

– А я в компанию и не напрашиваюсь, - с вызовом заявил Алексей. – Верните оружие, дальше сам пойду.

Лейтенант тихо засмеялся.

– Дурилка, - произнес он ласково. – Кто ж тебя теперь отпустит? Ты нас видел, и этого достаточно. И если тебя фрицы поймают, то жилы вытянут, но узнают, сколько нас осталось, и куда мы направляемся. Потому и решаем мы теперь, что с тобой делать – прибить по-тихому или вместе идти. А третьего не дано. Понял?

Белугина невольно бросило в жар от услышанного.

– Что ж в вас такого ценного?

– А вот это не твоего ума дело. Иксанов, ползи ко мне, пошепчемся.

Разведчики откатились немного в сторону, сблизили головы, и о чем-то ожесточенно заспорили вполголоса, а капитан опять невольно восхитился тому, насколько бесшумно они двигались. Казалось, что они летят низко-низко над землей, не задевая при этом ни одной веточки, травинки или камешка. Белугин мог бы поставить на кон что угодно – это вовсе не обычная группа. Не та подготовка, не те повадки. Хорошо подогнанные маскхалаты, трофейные автоматы, кинжалы на поясе. Как минимум, уровень дивизии, а то и выше. А значит у них и в самом деле очень важная миссия. Судя по всему, несут какие-то документы – вон как лейтенант к себе планшетку прижимает. Черт, и угораздило же с ними столкнуться! Наверняка давешние эсэсовцы по их душу к переправе приезжали. Прощай надежды незаметно выбраться.

– Слушай, капитан, - Алексей вздрогнул – разведчик оказался возле него словно из-под земли, - мы тут посовещались, и я решил… – Фурсов сделал небольшую паузу. Белугин напряженно ждал, решив в случае чего оказать достойное сопротивление и не дать себя зарезать, как покорную овцу -… взять тебя с собой. Но учти: начнешь мешаться под ногами или выдохнешься – самолично пристрелю!.. Саня, верни товарищу пилоту оружие.

– Есть, - нехотя пробурчал старшина и протянул Алексею ремень с кобурой.

– А остальное? – возмутился Белугин.

– Тебе хватит! – решительно отрезал Фурсов. – Слушай сюда. До вечера перекантуемся здесь, а как стемнеет, переберемся на тот берег и двинем к нашим. Кстати, колись, почему решил именно в этом кустарнике отсидеться? Я и сам лучшего места не придумал бы – у немцев под самым носом, но они ни в жизнь не догадаются, что кто-то здесь решит спрятаться.

Алексей польщено улыбнулся, но, естественно, решил отделаться слабым подобием правды – не скажешь же, что курс выживания во враждебной среде входит в курс подготовки всех оперативных сотрудников Службы.

– У Конан Дойля вычитал: лучше всего скрываться на самом видном месте.

– Неужели? А что за произведение?

Белугин в очередной раз чертыхнулся. Нет, с этими приступами болтливости надо завязывать – он, хоть убей, не помнил, выходил ли в СССР упомянутый им рассказ или нет. И вообще, Конан Дойлю принадлежит данная мысль или кому-то еще.

– Не помню.

– Да? Ну-ну, - Фурсов как-то странно хмыкнул и отвернулся. – Старшина, я посплю чуток, а ты покарауль. Через два часа поменяемся. – Разведчик не договорил, но Алексей и так понял – в плане караула речь идет и о нем тоже. Ладно, переживем, сейчас не время и не место играть в обидки. Шутки шутками, а ему самому кровь из носу необходимо добраться до Москвы. Белугин не знал, в чем заключается то задание, к которому намеревался приспособить его Ведерников, но вряд ли оно относилось к разряду малозначащих. А значит, требовалось приложить все силы, чтобы жертва, принесенная комиссаром, оказалась не напрасной.