Часовые Запада
Шрифт:
В отличие от своей дочери Бельгарат всегда одевался только исходя из соображений удобства. То, что у него на ногах были разные сапоги, не свидетельствовало ни о его бедности, ни о небрежности. Это было обусловлено скорее сознательным выбором, так как левый сапог из одной пары прекрасно сидел на левой ноге, а парный ему жал на пальцы, в то время как правый сапог - из другой пары - подходил как нельзя лучше, а его собрат натирал пятку. Примерно так же обстояло дело и с одеждой. Он был безразличен к заплатам на коленях, равнодушен к тому, что принадлежал к числу тех немногих, кто использовал веревку в качестве ремня, и его совершенно устраивала старая туника, такая помятая и засаленная, что разве
Огромные дубовые ворота Камаара были распахнуты, ибо война, бушевавшая в долинах Мишрак-ак-Тулла, в нескольких сотнях миль к востоку, закончилась. Войска, поднятые принцессой Сенедрой на борьбу в этой войне, вернулись к сторожевой службе, и в королевствах Запада воцарился мир. Бельгарион, король Ривский и Повелитель Запада, снова взвалил на себя груз государственных забот, а Шар Алдура снова занял свое почетное место над троном ривских королей. Изуродованный бог Ангарака был мертв, а вместе с ним исчезла и угроза, нависавшая над Западом в течение нескольких эр.
Охранники на городских воротах пропустили новую семью Эрранда без лишних церемоний, и вся компания, покинув Камаар, вступила на прямую широкую имперскую дорогу, ведущую на восток, по направлению к Мургосу и заснеженным горам, отделявшим Сендарию от земель, где обитали алгарийские коневоды.
Птицы вспархивали из придорожных кустов и кружили прямо над головами путников, развлекая их мелодичным пением и заливистыми трелями. Польгара, наклонив голову, так что солнце ярко озарило безупречные черты ее лица, прислушалась.
– Что они говорят?
– спросил Дарник. Она слегка улыбнулась.
– Так, болтают, - ответила она своим бархатистым голосом.
– Птицы любят поболтать. Они рады, что наступило утро, что светит солнце и что они уже свили себе гнезда, а большинство из них рассказывают про свои яйца и будущих птенчиков. Птицам всегда не терпится рассказать про своих птенчиков.
– И конечно, они рады видеть тебя, правда?
– Надеюсь, что рады.
– Как ты думаешь, ты сможешь как-нибудь научить меня понимать их язык?
Польгара улыбнулась ему в ответ.
– Если хочешь. Но ты знаешь, этим знаниям трудно найти практическое применение.
– Возможно, много чего не вредно было бы знать, чему не найти практического применения, - произнес он совершенно бесстрастным голосом.
– Ах, мой Дарник, - с любовью произнесла она, прижавшись к его плечу, - знаешь, какая ты прелесть?
Эрранд, сидя позади них среди мешков, коробок и инструментов, которые Дарник так тщательно отобрал в Камааре, улыбнулся, почувствовав себя причастным к той глубокой и нежной привязанности, которая связывала их. Эрранд не привык к нежности. Его воспитывал, если можно это так назвать, некий Зедар, человек, в чем-то похожий на Бельгарата. Зедар однажды наткнулся на маленького мальчика, заблудившегося в лабиринте узких улочек какого-то захолустного города, и зачем-то взял его с собой. Мальчика кормили и одевали, но никто с ним не занимался, не учил читать и писать, даже не разговаривал, и единственные слова, с которыми обращался к нему его опекун, были: "У меня для тебя есть поручение, мальчик". Поскольку других слов он не слышал, единственное, что мог сказать ребенок, когда его нашли Дарник и Польгара, было "Эрранд" [1] . А так как они не знали, как его зовут, то это слово и стало его именем.
1
Эрранд (Errand, англ.) - поручение.
Взобравшись на
гребень холма, путники ненадолго остановились, чтобы дать передохнуть запряженным в фургон лошадям. Удобно устроившись в фургоне, Эрранд любовался красивейшими пейзажами, представшими перед его взором: обширные пространства тщательно разгороженных бледно-зеленых полей, освещенные косыми лучами утреннего солнца, остроконечные шпили башен и красные крыши домов Камаара, изумрудные воды гавани, в которой стояли корабли из полдюжины королевств.– Тебе не холодно?
– спросила его Польгара.
Эрранд покачал головой.
– Нет, - сказал он.
– Спасибо.
– Слова давались ему уже легче, хотя говорил он все еще редко.
Бельгарат развалился в седле, рассеянно почесывая свою короткую белую бороду. Он прищурил затуманенные глаза, которым, очевидно, больно было глядеть на яркое солнце.
– Мне нравится начинать путешествие, когда светит солнышко, - произнес он.
– Это всегда предвещает удачную поездку.
– Он скорчил гримасу.
– Правда, не знаю, для кого оно светит так ярко.
– Мы себя неважно чувствуем, папочка?
– язвительно спросила его Польгара.
Он, обернувшись, сурово поглядел на дочь.
– Ну, давай уж, Пол, выкладывай все, что хочешь сказать. А то ведь ты не успокоишься.
– Ну что ты, папочка!
– воскликнула она и широко раскрыла глаза, изображая самое невинное удивление.
– Почему ты думаешь, что я собираюсь что-то сказать?
Бельгарат усмехнулся.
– Я уверена, что ты и сам уже готов признать, что вчера хватил лишнего, - продолжала она.
– Или тебе надо услышать это от меня?
– Да, я сейчас не в настроении тебя слушать, Польгара, - отрезал он.
– Ах ты, бедняжка, - сказала она с насмешливым сочувствием.
– Хочешь, я намешаю тебе чего-нибудь для бодрости?
– Спасибо, не надо, - ответил он.
– У меня после твоих снадобий еще неделю во рту стоит привкус. Пусть лучше голова поболит.
– Если лекарство не горчит, значит, оно не действует, - возразила Польгара, откидывая на плечи капюшон. У нее были длинные волосы цвета воронова крыла и лишь над левой бровью сверкал один белоснежный локон.
– Я же тебя предупреждала, папа, - безжалостно произнесла она.
– Польгара, - проговорил волшебник дрогнувшим голосом, - может, мы обойдемся без "я же тебя предупреждала"?
– Ты ведь слышал, что я его предупреждала, Дарник?
– обратилась Польгара к мужу.
Дарник едва удерживался от смеха, слушая шутливые пререкания отца и дочери.
Старик вздохнул, затем полез за пазуху и достал оттуда флягу. Вытащив зубами пробку, он сделал большой глоток.
– Папочка, - с отвращением произнесла Польгара, - тебе что, мало вчерашнего?
– Мало, если мы не переменим тему.
– Он протянул флягу зятю.
– Дарник?
– предложил он.
– Спасибо, Бельгарат, - ответил тот, - но для меня рановато.
– Пол?
– продолжал Бельгарат, предлагая дочери отхлебнуть глоточек.
– Не кривляйся.
– Как хочешь, - пожал плечами Бельгарат и, заткнув флягу пробкой, запихнул ее назад.
– Ну что, двинулись?
– предложил он.
– До Долины Алдура еще очень далеко.
– И он легким толчком тронул с места коня.
Не успел фургон спуститься с холма, как Эрранд, обернувшись назад к Камаару, увидел, как из ворот выехал отряд всадников. По-видимому, на многих из них были надеты доспехи из полированной стали. Эрранду пришла было в голову мысль сказать об этом, но он передумал. Он снова откинулся на мешки и поглядел в высокое синее небо с пушистыми барашками облаков. Эрранд любил утро. По утрам день еще полон радостных надежд. Разочарования наступают позже.