Часть той силы
Шрифт:
– Я хочу нейтрализовать деда, – сказал Ложкин. – Если он получит ту власть, которой хочет…
– Давай называть вещи своими именами, – перебил его Мыслитель, – не будем никого "нейтрализовать". Его можно только убить. И то, только до завтрашнего утра. Потом будет поздно. Если ты готов убить его, я тебе помогу. Ты готов?
– Я не знаю.
– Хорошо. По крайней мере, ты попробуешь. Остальное – это твои проблемы. Возьми немного глины прямо сейчас, и вылепи шар, величиной с бильярдный. Я подожду, пока ты это сделаешь.
Ложкин вылепил шар и отдал его Мыслителю, который сосредоточенно ощупал шар своими отростками.
– Порядок, – сказал Мыслитель. – Теперь носи эту вещь с собой. Это мой тебе подарок:
– И он умрет?
– И он умрет навсегда, – сказал Мыслитель. – Никто и никогда не сможет его оживить. Это исключительное оружие абсолютной смерти. Умрет не только он. Исчезнет даже его портрет в галерее предков. Тебя это устраивает?
– Я не знаю, – сказал Ложкин. – Я понимаю, что это нужно сделать, но не знаю, смогу ли я.
– В любом случае, я уже выполнил твое единственное желание. Сейчас я ухожу.
– Почему ты не хочешь остаться?
– Тут становится слишком опасно, – сказал Мыслитель. – По-настоящему опасно. Я не собираюсь оставаться с тобой ни одной лишней минуты.
Сказав эти слова, он исчез. Ложкин держал бесполезный шар на ладони. Телепатическое ружье. Страшное оружие абсолютной смерти. Оружие, которое он никогда не сможет применить. Ложкин понимал, что никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах, даже защищая свою жизнь или чужие жизни, не сможет убить человека. И не потому, что он был слаб, сентиментален или считал, что даже последний изувер достоин жить. Он не имел на этот счет никаких особенных убеждений. Виной всему была Эрика, девушка, которая умерла с глазами, полными слез. И потому Ложкин не мог уничтожить деда.
Вдруг он почувствовал странный запах. Что-то происходило с глиняной пещеркой. Он встал на ноги и коснулся пальцем красной капли, выступившей на стене. Не было никаких сомнений: на глиняной стене выступили капли крови. Ложкин посмотрел на часы: пятнадцать минут третьего. Что-то страшное произошло в этот момент.
Он вытащил ведро из пещерки и понес его к дому. У дверей снова стояла фигура с занавешенным лицом, фигура, к которой он уже начал привыкать. Сейчас белое покрывало статуи было запачкано в кровь.
89. Кровь…
Кровь осталась и на его одежде; футболка и джинсы были испорчены; кровь не сворачивалась и не высыхала, оставаясь отвратительно липкой. Ложкин поставил ведро во дворе, а сам вернулся в дом, чтобы переодеться.
Он нашел деда в самом веселом расположении духа. Дед даже мурлыкал песенку, что было на него совсем не похоже.
– У тебя футболка в крови, – заметил дед. – Оцарапался, что ли?
– Это не моя кровь.
– А чья же?
– Кровь появилась сама собой, пятнадцать минут назад.
– Ты точно заметил? – удивился дед. – Надо же! Как раз пятнадцать минут назад мой раб выполнил приказ.
– Он убил своих родителей?
– Ну да, ты же слышал, что я ему приказывал. Война началась. Я думаю, что кровь – это символ.
– Символ убийства? – спросил Ложкин.
Дед на мгновение задумался.
– Нет, вряд ли, – сказал он. – Это слишком мелкое деяние, чтобы отразиться так на подземелье. Смерть двух человек ничего не значит. Это символ начала войны. Война всегда означает кровь, большую кровь. Кровь, и очищение, в конце концов. Пора сделать кровопускание этому миру, от этого он станет только здоровее. Конечно, я не говорю о простых людях. Я говорю лишь о тех, кто посмеет встать против меня. Ты знаешь, сейчас мне даже приходится изменять свою речь. Я привык говорить ерундовые присказки, вроде "слава богу" или "боже мой!". Теперь я просто не могу этого сказать. И это трудно, приходится поправлять себя.
– Потому что вы сами стали богом?
– Именно поэтому. Какой бог может быть
у меня? Зачем богу господин? А? Я вижу, ты боишься, мелкая ты душонка!И он искренне рассмеялся.
– А если кто-то другой захочет стать богом? – спросил Ложкин.
– Ты что-то об этом знаешь? – насторожился дед. – Что ты можешь об этом знать?
– Я был у водопада миров.
– О! Ты забирался так далеко! И что же?
– Я узнал, что этот дом уже под прицелом. Они похитили девочку из дома напротив, а та им все рассказала и вывела их на ваш след. Эти люди уже давно занимаются феноменом Еламово. Вначале они изучали его в научных интересах, потом начали зарабатывать деньги. Теперь они собираются захватить подземелье.
– Ты действительно что-то знаешь, – сказал дед. – И я сомневаюсь, что водопад рассказал тебе это. Водопад порой дает интересные видения, но он не умеет говорить. Но, откуда бы ты это ни узнал, меня это не интересует. Кости уже брошены. Этот дом под надежной охраной. Тысячи мелких демонов шныряют в траве во всех ближайших садах и парках. Да что я говорю, какие там тысячи! Гораздо больше! Они предупредят меня о приближении врага, если враг появится. Во дворе есть собака, тело которой прочно, как сталь, а сила ее такова, что за считанные секунды она убьет льва. И, наконец, в моей мастерской уже готов по-настоящему сильный зверь. Настоящий охранник, которому нипочем даже танковая атака. А ты говоришь о происках каких-то мелких врагов. Впрочем, уже завтра утром я обойдусь и безо всех этих защитных средств. Я буду сам себе защитой. Хочешь посмотреть, куда идет глина, которую ты приносишь? Идем, я покажу, покажу.
Они прошли в мастерскую. Видимо, дед работал всю ночь, потому что зверь был уже готов. Столы были сдвинуты, а огромное тело, величиной с носорожье, покрытое короткой черной шерстью, лежало на полу и медленно дышало. Зверь спал, гора мускулов вздымалась и опадала.
– Два с половиной кубометра глины, – сказал дед. – Как он тебе нравится?
– Что это? – удивился Ложкин.
– Я еще не решил, как его назвать. То есть, именно этому экземпляру я уже дал имя. Я зову его Меф, то есть Мефистофель. Ничего подобного в природе не существует. Прочность его тела выше, чем прочность стекла, и притом никакой хрупкости, ты заметь себе. Я хотел придать ему прочность алмаза, но немного не дотянул. Спешка, я все делаю в спешке, как видишь. Но это только начало. Когда я организую свою безопасность, я налажу промышленное производство. Это будут биологические роботы, воспроизводящие сами себя. Они будут сами копать и носить глину и сами делать свои, послушные мне, копии. А этот зверь будет просто мышкой по сравнению с ними.
Ложкин обошел "мышку", едва протиснувшись у стены.
– Он не пролезет ни в двери, ни в окно.
– Ничего. Он пробьет стену, как лист бумаги, – сказал дед. – Не беспокойся на этот счет.
– Что, если он выйдет из-под контроля?
– Он никогда не выйдет из-под моего контроля.
– Что если…
– Если меня не будет? – спросил дед. – Ты на самом деле такой тупой или притворяешься? Я буду всегда! В том-то и дело, что я буду всегда.
– Если на нас нападут до завтрашнего утра?
– Ну и что, если на нас нападут до завтрашнего утра? – не понял дед.
– Например, просто предположим, они сумеют вас уничтожить. Что станет с этой тварью?
– В этом случае, зверь сумеет за меня отомстить. И эти люди пожалеют о том, что прожили так долго. Не горюй, малыш, все образуется. Нам сейчас остается только дождаться утра.
90. Утро…
Утром дед закончил последние приготовления, какими бы они ни были. Некоторые вещи он держал в секрете ото всех. Наступал торжественный момент. Дед вручил Ложкину видеокамеру, побрился, надел приличный костюм и даже написал на бумажке короткую речь.