Часы Мериме
Шрифт:
— Но как доказать, что часы — подделка? — теряя терпение, воскликнул я.
— Как? — Гриша подумал. — Поезжай-ка ты, брат, в Ростов, в библиотеку, и проверь насчет сходства подписи. Да заодно походи по часовым мастерским, по граверням, не обращался ли к ним кто с таким заказом — подпись выгравировать. А ты, Геннадий, езжай в Новочеркасск: может, она там эту операцию проделала. Я же тем временем свяжусь с кем следует в юротделе милиции и тоже похожу по мастерским, хотя мало вероятности, чтоб она рискнула на месте подделать. Ну и за твоей тетушкой понаблюдаю малость.
— Мне бы, конечно, съездить в Новочеркасск
Мы отправились на междугородную.
Соединили нас с Новочеркасском быстро, но слышимость была отвратительная. Надрываясь, я кричал:
— Дина, это говорю я, Яша!..
— Какая каша? — будто из Антарктики доносился голос Дины.
— Да не каша, а Яша!.. Копнигора!..
— Что? Идти пора? Куда идти пора?..
Геннадий вырвал у меня трубку и заорал:
— Девушка, соедините как следует!..
Послышался какой-то звон, гул, и я совершенно ясно услышал голос Дины:
— Какой дурак разыгрывает меня!..
Я обрадованно ответил:
— Да это ж я, Яков. Ты меня слышишь?
Узнав, чего мы от нее хотим, Дина оказала:
— Если вы это всерьез, я сделаю. Звоните мне завтра в шестнадцать.
Подделка
На рассвете я отправился на мотоцикле в Ростов. В читальном зале библиотеки еще было пусто, когда я вошел туда и попросил книгу Виноградова. В книгу были вклеены десятки фотокопий писем Мериме к Соболевскому с подписями автора. В одном письме стояло Pr. Merimee, в другом P. Merimee, в одной подписи остроконечный accent падал на «e», в другом он небрежно склонялся к согласной «m», но в основном подписи были все одинаковы и удивительно напоминали подпись, сделанную на часах. «Подделка или не подделка?» — думая я о брегете, рассматривая подписи. И вдруг замечаю, что одно письмо аккуратненько подрезано снизу, как раз там, где по смыслу должна следовать подпись. Та-ак! Кому-то факсимиле понадобилось… Иду к библиотекарше, спрашиваю:
— Скажите, пожалуйста, не помните ли вы, кто до меня брал у вас эту книгу?
— Господи! Да ее у нас каждый день читает по нескольку человек.
— А не брала ли ее у вас недели три назад крашеная женщина с кошачьими глазами?
— Оставьте ваши шутки при себе, — говорит библиотекарша и хочет отобрать у меня книгу.
Но я не дал, пошел опять к столу и принялся читать. Все-таки, думаю, пригодится, если и впрямь придется писать реферат о Мериме. Читаю, делаю выписки и натыкаюсь на следующий абзац, относящийся к истории дружбы писателя с графиней Монтихо, этой «умной и талантливой женщиной, в жилах которой вместе с испанской кровью текла кровь упорных шотландцев и веселых валлонов»:
«Именно ей был обязан Мериме рассказом о приключении на сигарной фабрике, которое в 1845 году было им обработано в неподражаемую повесть «Кармен».
Так вот что оказывается! Мериме так же встречался с цыганкой Кармен и ее возлюбленным Хосе, как Лермонтов с Тамарой и Демоном. Какие могут быть часы! Просто великолепная писательская выдумка.
— Ура! — крикнул я от радости и сейчас
же услышал голос библиотекарши:— Гражданин, ведите себя прилично, иначе попросим вас выйти.
— Не беспокойтесь, — оказал я. — Сам уйду. Вот только скопирую подпись Мериме.
Затем сажусь на мотоцикл и начинаю объезжать часовые мастерские. Действую хитренько: «Скажите, — спрашиваю, — вы не смогли бы выгравировать на моих часах подпись Мериме?» «Чего-чего?» — обычно не понимает гравер. Я показываю снятую мной копию и внимательно смотрю в лицо гравера. Нет, ничего подозрительного не замечаю, хотя передо мной вот уже тринадцатый гравер…
Шестнадцать часов. Еду на междугородную и вызываю Дину:
— Дина, привет! Ну что?
— Ах, да вы меня с Геннадием замучили! Обошла все мастерские — никто понятия не имеет о Мериме. Только в одной мастерской оказали, что какой-то старик приносил золотые часы с боем, чтобы переделать завод головкой на завод ключом.
— Вот как! Это подозрительно, — сказал я, вспомнив, что на столе у тети лежали часы именно с ключом.
— Мастер оказал, что такого случая еще не было: обыкновенно делают наоборот — завод ключом заменяют заводом головкой. А ключом карманные часы заводили в старину.
— А как он выглядел, старик тот?
— Ну, я не спрашивала.
— А на какой улице мастерская?
— На Подтелковоком проспекте.
— Всё… Ты по мне скучаешь?
— А, иди ты!
С междугородной еду к поэту.
Дверь полуоткрывает он сам и со страданием говорит:
— Слушайте, я же вам оказал: уезжаю в Москву. — Потом прищуривается и восклицает: — Как, это вы? Бесконечно рад! Дорогой, мой, да ведь ваша тетушка на редкость даровитая переводчица. Ей-богу! Не чета многим, которые ходят в членах Союза десять лет. Я читал рукопись и наслаждался: так угадать эпоху, так проникнуться настроениями поэта и так все это передать в словах чужого языка!.. Короче: рукопись с моим заключением я переслал в Москву, в Союз писателей. Сегодня я сам лечу туда. Архаровцы уже два года маринуют мою книжку в одном издательстве. Ну да от меня не так легко отбиться… Прилечу — и сейчас же в Союз. Буду подталкивать дело вашей тетушки со всем пылом шестидесятичетырехлетнего юноши!..
Ростов — большой город, нелегко объехать все его часовые мастерские. Удача пришла ко мне уже к вечеру. В одной из мастерских, неподалеку от Сельмаша, гравер, молодой парень с задорно вздернутым носом, ответил на мой вопрос:
— И что за мода пошла на Мериме? Недавно одна старуха приходила, теперь ты явился.
Я вынул листок и показал ему:
— Это гравировал старухе?
— Это самое.
— А у старухи глаза кошачьи?
— Я старухам в глаза не заглядываю.
— Но все-таки физиономия несимпатичная?
— Бывают хуже, но редко.
— Всё, — сказал я и выбежал из мастерской.
Заявление
В Таганрог я мчался на предельной скорости — и все-таки приехал, когда на небе уже высыпали звезды. В темноте еле заметил Геннадия и Гришу: они стояли на шоссе при въезде в город и энергично махали мне руками.
— Что случилось? — спросил я, соскакивая с мотоцикла.
— Тетя твоя сегодня забрала облигацию из сберкассы…
— Забрала?!