Чайка

Мне действительно было не по себе. Мороз, снег, отсутствия моря выбивали меня из колеи. Я была далека от своей любимой стихии, и это удручало и пугало.

– Аааа…. ты про деву с головой прекрасной женщины и телом совы, так это сказки.

– Эта та, которую Алконост называют, - включился в разговор Яго, - слышал я историю одну про птицелова молодого:

Как-то раз молодой птицелов с вечера навострил сети на перепелок, а утром отправился их проверять. Пришел на конопляник, куда слеталось множество птиц, - и не поверил своим глазам: в силках билась прекрасная девушка.

Лик у нее был женский, а тело птичье. Потемнело в глазах юноши от ее красоты.

 - Как зовут тебя?
– спрашивает.

 - Алконост, - отвечала она. 

 Хотел было птицелов поцеловать пленницу, но дева закрылась руками-крыльями и принялась плакать и причитать, уверяя, что после того, как поцелует ее человек, она навсегда утратит волшебную силу и больше никогда не сможет взлететь в небеса, а на земле ей придет погибель.

 - Отпусти меня, - говорила птицедева, - а взамен проси чего хочешь, исполню любое твое желание! 

Задумался юноша: чего пожелать? Богатства?
– оно иссякнет. Любви красавиц?
– они изменят...

 - Хочу при жизни изведать райского блаженства!
– воскликнул наконец птицелов. 

В тот же миг зашумело в его ушах, потемнело в очах, земля ушла из-под ног, и засвистел вокруг ветер. Через миг он увидел себя в светлой и необыкновенной стране. Это был Ирий - небесное царство по ту сторону облаков. В Ирии обитали крылатые души умерших. Кругом благоухали поющие цветы, струились ручьи с живой водой. Алконост пела сладкие песни, от которых на земле наступала ясная солнечная погода. Все кругом было прекрасно, и юноша понял, что достиг предела своих желаний. 

Однажды он задремал под деревом, но был разбужен вороном.

– Что ты делаешь в Ирии, бескрылый? Что ищешь среди мертвых, живой? Ты еще не изведал любви и счастья, которые отмеривает судьба полной мерою, зачем же поспешил добровольно проститься с радостями жизни? Немедленно возвращайся в родные края! 

Спохватился птицелов. Сказать по правде, безделье начинало ему надоедать, здешние летающие красавицы не обращали на него внимания, а яблочки райские уже приелись. Но ведь не станешь ловить в раю райских птиц, чтобы сварить себе похлебку!

– Я бы рад воротиться, - сказал он робко.
– Но как отыскать дорогу обратно?

 - Так и быть, - ворчливо каркнул ворон, - я тебя выведу в мир людей. В награду за то, что твой прапрадед - тоже прицелов - выпустил меня однажды из сетей.

– Прапрадед?
– не поверил юноша.
– Но как же... когда же... быть того не может!

– Может, может, - кивнула вещая птица.
– Разве ты не знаешь, что мы, вороны, живем триста лет? Теперь закрой глаза и возьмись за мой хвост. 

Юноша зажмурился покрепче... засвистели ветры вокруг него... и через миг он ощутил под ногами твердую землю. Открыл глаза - и оказался на той же самой поляне, где перепелки клевали коноплю. 

Он воротился домой, дожил до глубокой старости и лишь на исходе жизни рассказал внукам об Ирии — райской обители, куда его завлекла сладкими песнями птицедева Алконост.

– Вот так вот, мачту мне в зад, что бывает на белом свете! – закончил Яго.

– А я слышал про Женщину-птицу Гамаюн - посланница богов, их глашатай. Она поет людям божественные гимны и провозвещает будущее тем, кто согласен слушать тайное, - подхватил Кот, - Один охотник выследил на берегу озера диковинную птицу с головой прекрасной девы. Она сидела на ветке и держала в когтях свиток с письменами.

На нем значилось: "Неправдою весь свет пройдешь, да назад не воротишься!" Охотник подкрался поближе, и уже натянул было тетиву, как птицедева повернула голову и изрекла: 

 - Как смеешь ты, жалкий смертный, поднимать оружие на меня, вещую птицу Гамаюн! Она взглянула охотнику в глаза, и тот сразу уснул. И привиделось ему во сне, будто спас он от разъяренного кабана двух сестер - Правду и Неправду. На вопрос, чего он хочет в награду, охотник отвечал:

– Хочу увидеть весь белый свет. От края и до края.

– Это невозможно, - сказала Правда.
– Свет необъятен. В чужих землях тебя рано или поздно убьют или обратят в рабство. Твое желание невыполнимо. 

– Это возможно, - возразила ее сестра, - Но для этого ты должен стать моим рабом. И впредь жить неправдой: лгать, обманывать, кривить душой.

Охотник согласился. Прошло много лет. Повидав весь свет, он вернулся в родные края. Но никто его не узнал и не признал: оказывается, все его родное селение провалилось в разверзшуюся землю, а на этом месте появилось глубокое озеро.

Охотник долго ходил по берегу этого озера, скорбя об утратах. И вдруг заметил на ветке тот самый свиток со старинными письменами.

На нем значилось: "Неправдою весь свет пройдешь, да назад не воротишься!" 

Так оправдалось пророчество вещей птицы Гамаюн.

– Я люблю малиновый падун, Листопад горящий и горючий, Оттого стихи мои как тучи С отдаленным громом теплых струн. Так во сне рыдает Гамаюн Что забытый туром бард могучий, - процитировал Дориан, вспомнив свое аристократичное прошлое.

*****

Так за байками, рассказами, мы остановились на ночлег. Разбили лагерь. Дори наломал много пушистого ельника, чтобы не спать на снегу, а я и другие разожгли костер, сварили кашу, и конечно грог.

– Гамаюн, так же опасна своими предсказаниями, как и Сирин, своими песнями, - не унимался Кот, так любивший всякие легенды и былины.

– Однажды, один седой старец рассказывал мне про страну чудесную – Беловодье, где зеленеют поля плодородные, и извиваются меж равнин хрустальные реки. В небесах кружат райские птицы и шумят вольные ветра….

Громкий треск прервал рассказ Плута. Все замолчали и стали оглядываться. Я посмотрела наверх – ничего. Только сквозь волнистые туманы медленно плывет, пробирается повыше молочная луна. На фоне синего звездного и безумно далекого неба, чернеют ели, растопырив свои иголки.

Вдруг треск повторился. И опять и опять. Я глотнула грог, что бы хоть немного согреть застывшую от страха и холода кровь.

Время близилось к ночи, а мы так и не проронили ни слова. Леденящий ужас, который рождался в душе каждый раз, как затрещит кора на морозе, или ухнет сова, а то и завоет неведомый зверь, сковал всех. Мы просто сидели у костра и молча, вслушивались в ночные звуки, вглядывались в темную снежную глушь.