Чебурашка

Он убегает и тут же возвращается. Весь обед он страшно меня злит тем, что откровенно флиртует с Катей. Она, надо отдать ей должное, не смущается, не ведёт себя, как дурочка, а поддерживает разговор вполне открыто и дружелюбно. Когда смешно, она смеётся, а когда нет — снисходительно улыбается. Молодец, хорошая девочка, но я, всё равно, бешусь.

Через несколько минут нам приносят коктейли. Шипучка с коньяком и сиропом, судя по всему. И ещё консервированные груши и персики. Ничего, надо сказать. Вкусенько. Только у-у-у-х! В голову бьёт! Юные организмы алкоголю сопротивляются плохо.

Катька румянится, становится смешливее и доступнее. Артурчик налегает на прибаутки, а я становлюсь всё злей и злей. Ну-ка, докторишко, ты где там? Эй, проснись, мне тут кексу одному сказать кое-что нужно.

Молчит, скотина, не шевелится. Собственно, я же сам постоянно забиваю его в самые глубокие колодцы сознания. Что его пробуждает, интересно, гнев или страх? Нет, не страх, страха-то и не было, но адреналин был. Адреналин и гнев? А если себе вколоть адреналинчику, например? Так, куда-то не туда понесло.

— Артур, — говорю я, стараясь скрыть невесть откуда взявшуюся неприязнь. — Обращаю твоё внимание на то, что Катя ещё несовершеннолетняя, а ты лось здоровый уже. Понимаешь, на что я тебе намекаю?

— Да знаю я, знаю, но несовершеннолетие быстро проходит, это же не приговор.

Он начинает смеяться и Катька тоже. Вот коза, про Наташу, блин, почитай, Ростову! Я действительно злюсь. Гневаюсь. И, кажется, она это замечает и бросает быстрый, несколько недоумённый взгляд.

— Кать, ты когда учиться приедешь, — несётся на своей волне Артур, — я тебя к Маше пристрою, ты шьёшь, как богиня, как я успел понять. Так что будешь зарабатывать нормально. Флэт снимешь, чтобы в общаге не мыкаться, деньжата заведутся.

— Да-да, — киваю я, — если сегодняшняя бригада снова не накроет. — Я так понимаю, и ты, и Маша неплохо с ними знакомы.

— А мы тебя вызовем, — хохочет он. — Потрём лампу и ты такой, как джинн, вылетишь из облака и скажешь, типа, кругом марш и пошли все нафиг. Крибле, крабле, бумс и все дела. Ты ж гипнотизёр у нас!

Я закипаю. Давай, доктор, просыпайся, а то мне придётся самому, ручками уделать этого весельчака. Умения хватит, я вон уже сколько тренируюсь. Я протягиваю руку к Катькиному бокалу, подхватываю и залпом выпиваю остатки. Может, от алкоголя мой доктор проснётся.

Нет. Нихрена.

— Спасибо за обед, — говорю я, — но нам уже пора.

— У вас же вечером самолёт, — удивляется Артур.

— Нам ещё к тётке Катиной нужно заехать, а это время. Она в Свиблово обитает.

— Серьёзно?

— Ага, — кивает Катя, глядя на меня. — Надо навестить.

— Ну, ладно, тогда сейчас пойдём.

Он расплачивается сам, не давая мне поучаствовать, и мы выходим из кафе.

— Ну, ладно, — улыбается он. — Артём, спасибо за сегодняшнюю психическую защиту. Машка всё сегодня перевезёт, на другой адрес, чтобы не дразнить быка. Если что-то будет надо, звони мне, всё решим, ничего невозможного не существует. Кать, ну, а ты, как приедешь, тоже звони. Я тебе Москву покажу. Ну, после экзаменов, конечно. Давайте, ребята, не пропадайте.

Блин! Тёмный Доктор, просыпайся, гад! Мне кажется, он возится, пытаясь появиться, но так и не появляется. Собака неуправляемая. Мы прощаемся с Артёмом и едем в «Третьяковку».

— Ты чего разозлился-то? — спрашивает Катька. — Вроде этот Артур довольно безобидный тип. Пижон, конечно, но в целом нормальный.

— Кать, ты не знаешь, чего таким вот в целом нормальным дяденькам от красивых девочек нужно?

— Так это ж от красивых, — пожимает она плечами, поддразнивая меня, но заметив, что я сейчас взорвусь, даёт задний ход. — Ладно, ладно, я пошутила. Всё я знаю, не ты один Толстого читал.

На «Новокузнецкой» мы выходим и идём по Пятницкой.

— Тёма, расскажи про свой гипноз. Ты, конечно, лихо там напустил тумана про программирование психическое и всё такое, но только мне кажется, что это чушь. Расскажешь?

— Я не знаю, — пожимаю я плечами.

— Не хочешь, — кивает она.

— Нет, правда не знаю, просто так получается в какие-то критические моменты.

— Как тогда, на рынке?

— Ну, да, я, честно говоря, думал, что тогда Хаблюк со своим удостоверением хулиганов разогнал. А сейчас вот уже не уверен. Может, и я. Кать, только ты об этом не говори никому, ладно?

— Мог бы даже и не предупреждать.

— Да, прости, ты права.

— То есть ты действительно не всё время можешь приказы отдавать?

— Приказы отдавать я всегда могу, — усмехаюсь я, — но вот добиваться их неукоснительного исполнения — лишь иногда.

— Ну, давай попробуем. Скажи мне что-нибудь сделать.

— Давай… Чтоб тебе приказать… Ну-ка подпрыгни на пять метров.

— Ну, не-е-е-т, — смеётся она. — Во-первых, у меня сумка, а, во-вторых, это невозможно. Давай, что-нибудь реальное.

— Ну… тогда… Тогда чмокни меня вот сюда.

Я тыкаю себя пальцем в щёку.

— Что!? — фальшиво возмущается она, продолжая смеяться. — Нет, нет, нет и ещё раз нет! Не бывать такому!

Тем не менее, она забегает вперёд, останавливается передо мной и чуть поднявшись на цыпочках, тянется ко мне и чмокает, но не в щёку, а в губы, и не просто чмокает, а ненадолго задерживается, и я чувствую мягкое влажное тепло и её дыхание…

Наши глаза встречаются и, вспыхнув, Катя отшатывается назад и буквально отскакивает от меня, как от огня…

Катька срубается сразу, как только опускается в кресло самолёта. Дома уже глубокая ночь. Голова её падает мне на плечо, и я практически четыре часа сижу, не шевелясь, отказываюсь от курицы и от всего остального. Сначала прислушиваюсь к её сопению, а потом и сам проваливаюсь в темноту.

Домой мы прилетаем рано утром. Выходим и идём на остановку «сто первого». Едем к Катюхе, поскольку в половине седьмого утра вернуться «с дачи» было бы немного странно. Родители бы удивились. Пока хозяйка умывается и переодевается, я иду на кухню, обжариваю подсохший хлеб и готовлю яичницу с помидорами.

— О! — улыбается она, заходя на кухню. — Ты что, уже завтрак сварганил?!

— Ага. Налетай!

Мы хрустим гренками, трескаем яичницу и пьём растворимый кофе из приплюснутой коричнево-бордовой банки с пышнобёдрыми индианками. Диктор по радио бодро сообщает о надоях и сотнях центнеров чего-то с гектара.

Косые лучи утреннего солнца пронизывают слегка задымлённую после моей готовки кухню, мы щуримся, строим планы на ближайшее будущее и тщательно обходим стороной мои «гипнотические» способности.