Чебурашка
Шрифт:
— Я-то принёс, да только толком пока не понимаю зачем и почему.
— Я ж тебе сказал, «Нива» есть разъ***нная, а движок целый. Машину по-любому списывать, а чего добру-то пропадать? Я твоего Чебурашку уволоку, в бокс загоню и потихонечку всё сделаю. Движок родной выбросим, а от «Нивы» воткнём. И будешь ты носиться, как гонщик. Ты пойди да купи где-то двигатель готовый, да ещё и за сто двадцать рябчиков, а потом уже и возмущайся.
— Так я ж не возмущаюсь, дядя Валя. Просто уточняю.
— Ну, и молодец. Ты его вытолкай и оставь стоять. Там за тобой, всё равно, никто не ездит. Вот, а я часика через
— Принёс.
Я отдаю ему сто двадцать рублей, и он их тщательно пересчитывает.
— Трёшку отдам потом, — кивает дядя Валя.
— А ключи надо?
— Оставь в замке, всё равно не заведут, — машет он рукой. — Ну всё, бывай, я побежал.
Он уходит, а я иду на пробежку, но после вчерашнего, всё болит, поэтому я разрешаю себе немного пофилонить и просто пройтись по утреннему городу. Погуляв, возвращаюсь к гаражу, открываю его, развожу створки и приноравливаюсь к тому чтобы выкатить свою ласточку, а вернее Чебурашку.
Слышу шаги, кто-то подходит.
— Артём, ты что ли?
Я выглядываю. Там дядя Витя, подозрительно на меня смотрит.
— О, Виктор Фёдорович, здрасьте.
— А я думаю, ты или нет. Иду на работу, а тут кто-то в гаражах шурует. Ты чего здесь?
— Да, вот, — показываю я на машину. — В клуб «Самоделкин» вступил.
— Это что?
— Моя лайба! — смеюсь я. — Как-то вы без восторга смотрите на это чудо техники.
— Так это же рухлядь, Артём. Что ты с ней делать будешь?
— Ремонтировать. Я же на автослесаря учусь на УПК. Вот, буду знания применять. К восемнадцати годам доделаю и ездить начну.
— И где ты это взял?
— Дядька подарил.
— В право наследования что ли вступил уже? — хмурится он. — Что-то рановато.
— Не, это он ещё при жизни мне передал.
— А гараж? — интересуется дядя Витя. — Тоже твой?
— Гараж его жене принадлежит, а я его арендую.
Виктор смотрит пристально, будто рентгеном просвечивает. Всё-таки у ментов это в крови. Пока не раскопают все подробности, не успокоятся.
— Интересно, — буравит он меня подозрительным взглядом. — Странно, что ты мне раньше не говорил об этом.
— Так мы вроде имущественных вопросов и не касались, тем более, это всё, — обвожу я рукой внутреннее пространство гаража, — случилось раньше, ещё до кончины, понимаете?
— Понимаю. Хотя, думаю, что этого крокодила тебе уже не восстановить. Отъездил своё.
— Он не крокодил, — говорю я. — Он Чебурашка.
— Ясно всё. Я, собственно, хотел сказать, что сантехника твоего не нашли пока. Председатель кооператива твои слова подтвердила, но пояснила, что сантехник сказал, что он новенький и она его раньше не видела. И после того тоже.
— А её не смутило, что он пришёл без инструментов?
— Да, мы поинтересовались. Она ответила, что он сказал, будто инструменты в машине. И даже какой-то «каблук» показал. Знаешь, «Москвичи» такие грузовые?
— Знаю, — киваю я. — Я и не ожидал уже никаких положительных вестей.
— Почему это? — нахохливается Витя.
— Потому что надо сразу, по горячим следам работать, а так уж и не найти никого.
— Я смотрю, ты во всём разбираешься — и в медицине, и в сыскном деле, а теперь вот
ещё и в машинах. Ты прямо человек будущего.— Так и есть, Виктор Фёдорович, даже не представляете, на сколько вы правы, — усмехаюсь я.
— Хватит под**бывать, мы ищем, а, как известно, кто ищет, тот что?
— Тот всегда найдёт, — пожимаю я плечами.
— Вот именно. Ладно, гонщик сломанного «Запорожца», как будут новости, я тебе сообщу.
— Спасибо, дядя Витя. А про убиенного ничего узнать не удалось? Кто такой, связан ли с дядей Гришей?
— Нет, пока ничего, — разводит он руками, — документов при нём не было, отпечатков в базе тоже нет. Но я ещё запрос послал, так что посмотрим, может, всплывёт чего…
Сомнительно, но ладно, что нам ещё делать? Подождём, значит.
Днём приходит Катька, кое-что дошивает, а я занимаюсь своими делами. Сначала хочу доделать английский, но потом решаю взяться за дядькины рукописи, а то, как я принёс две сумки с бумагами, так они и стоят нетронутыми.
Я аккуратно извлекаю пачки исписанной бумаги и раскладываю на столе. Система, безусловно, здесь имеется… Просто надо её найти… Тут романы, здесь, похоже повести, а это целая пачка рассказов. Хорошо… Целая эпопея будет всё это рассортировать, исписано много.
Катя заканчивает и начинает собираться.
— Тём, — виновато улыбается она. — Прости за вчерашнее, ладно?
— Катюха, кто я такой, чтобы прощать тебя или не прощать. Это ты прости, что наорал. Но больше так не делай, поняла?
— Ага. Прощаешь?
— Прощаю.
— Давай тогда мизинец.
Она цепляется своим мизинцем за мой и начинает трясти рукой. Мирись-мирись, и больше не дерись, а если будешь драться, то я буду кусаться…
После обеда я иду в «Динамо» к боксёрам и получаю представление о том, что бокс — это не фунт изюма. Меня прикрепляют к Мишке, и он не щадя сил, знакомит меня со своим любимым спортом. У меня ещё мышцы болят после вчерашнего забега, а теперь и башка после тренировки гудит, как колокол. А уши, губы и нос значительно увеличиваются в размерах, делаясь похожими на вареники.
— Ну что, — смеётся Миха. — Удовлетворил любопытство, не придёшь больше?
— Как не приду? Приду, конечно, а то ещё во вкус даже не успел войти… Я тебя тоже приглашаю, кстати. Заскакивай как-нибудь. Помнишь, что я говорил про бои без правил? Ну, вот там ведь много всего ещё придумывать надо. Так что присоединяйся.
Я ложусь спать пораньше, а утром пораньше выбегаю на пробежку, но снова, как и вчера встречаю Валентина. Машину он отогнал, это мне уже известно, он докладывал. А сейчас увидев меня ещё издали, машет рукой. Я подбегаю.
— Здрасьте, дядя Валя. На работу?
— А чё за херня? — удивлённо и даже немного растерянно спрашивает он.
— В смысле?
— Чё, в смысле? Вон, иди, да посмотри! В смысле, тебе. Я говорю, чё это за херня?
Он обескураженно показывает на мой гараж. Я подбегаю, и… действительно, а чё это за херня?
Маленькая дверка приоткрыта и замка на ней нет. Только он не снят, а аккуратно вырезан вместе с куском этой самой двери…
— Я их видел, — говорит Валентин, подходящий вслед за мной. — Точно тебе говорю…