Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне

До коровника было около ста метров. Скорее всего, раньше здесь были еще какие-то постройки, потому что приходилось перешагивать через поросшие травой бетонные блоки, балки и обугленные столбы. Стараясь шагать за Рябининым след в след, Катаев обостренной, всегда в таких случаях, «чуйкой» ощутил движение сзади. Резко присев, он развернулся, готовый разрядить магазин. Потный палец осклизло нырнул к спусковому крючку. Только подсознательное понимание того, что сзади должны быть свои, не позволило ему шарахнуть очередью в камуфлированную фигуру. Уходящее солнце слепило, но он узнал Мора. Почему этот молодой эфэсбэшник пошел за ними Костя так и не понял. Был ли это приказ старшего по званию, или играли амбиции молодости — Мор, судя по всему, был ровесником Катаева — так и осталось неизвестным.

— Двигай, — полушепотом хрипнул фэйс, — вдвоем не втроем… Прорвемся…

Входной группы, как таковой, в коровнике не было. Зев горелого провала с торца здания отталкивал сумеречной пустотой. Когда-то светло-серый силикатный кирпич давно почернел, порушенная крыша осела вглубь, буйная растительность по — змеиному лезла на стены. Рябинин остановился и поднял руку. Катаев и, шедший за ним Мор, замерли. Чуть заметная тропа помятой травы ясно давала понять, что совсем недавно здесь кто-то был. Или все еще есть.

Сердце припадочно заколотилось. Катаев почувствовал, как от напряжения разом пересохло во рту, перебросив мокроту во вспотевшие ладони. Рябинин обернулся назад. Бледное лицо очерчено выделялось на фоне входа в коровник. Нервный тик заметно терзал левый глаз.

— Пацаны, — севший голос в формате шепота был еле различим, — здесь стойте…

Катаев быстро, да и, наверное, преждевременно, кивнул. Поганое чувство страха рулило реакциями. Жесты первичны, слова вторичны, вспомнились лекции по психологии. Затем пришел стыд. Катаев попытался сделать шаг вперед. Рябинин резко мотнул головой, показав «смотри периметр». Костя опустился на колено, приникнув к прикладу. Боковым зрением увидел грамотное смещение страхующего эфэсбэшника.

Рябинин начал осторожное движение ко входу. Перед самым заходом он еще раз обернулся на Катаева:

— Костян, если…

И недоговорив, сглотнул ком.

Еще два осторожных шага и майор, нырнув под провисшую балку, скрылся в полутьме.

Катаев понимал, что решение Сергея оставить их на подстраховке, продиктовано не желанием выглядеть героем. Не демонстрацией (здесь точно неуместных) понтов для оформления наградных документов. Не стремлением хапнуть тему под себя.

Рябинин, скорее всего в силу своей жизненной постановы, совершенно четко для всех определил, что нарваться на фугас, растяжку или засаду лучше одному. Лучше ему. Он посчитал, что так будет правильно.

Тихий свист прошелестев, заставил вздрогнуть. До предела натянутые нервные окончания разом завибрировали. Катаев обернулся на фэйса. Тот напряженно вглядывался во входной проем, сильно сжимая автомат. Побелевшие костяшки кулака, выглядывающие из-под вентилирующих отверстий боевых перчаток, наводили на мысль, что на боевой путь тот встал совсем недавно. И подсознательное желание спросить совета у кого-нибудь поопытней проскользнуло в его взгляде, брошенном навстречу Катаеву.

Костя, не желая выглядеть беспомощным, а может, понтуясь амбициями, первым двинулся на свист Рябинина.

Ствол автомата он сместил немного вниз, тем самым получив возможность для более четкого обзора. Повторив нырок старшего товарища под потолочную балку, Костя чуть не споткнулся об ржавую трубу, проходившую под сгоревшей лестницей входа. В полосках проникающе-заходящего солнца опер разглядел общие очертания типичного обиталища колхозной живности. Естественно с обязательными элементами прошедшей войны. Закопченные стены, обугленные остовы, осколочно-пулевые отметины.

Практически посредине прохода, метрах в десяти, на корточках, около темной кучи сидел Рябинин. Катаев, уже не зажимаясь, приблизился. Чуть наклонившись над его плечом, разглядел то, что привлекло внимание.

На грязном бетоне лежал человек. Скорее усохшая желтая мумия. Грязный черно-серый спортивный костюм облекал скрюченную фигуру, словно наспех наброшенная мешковина. Свалявшиеся комья русых волос закрывали лоб по самые брови. Рыжая борода на впалых щеках воскового цвета выглядела приклеенным гримом. Резкий запах перебивал даже вонь заброшенного коровьего стойла.

Рябинин сунул руку за ворот спортивной куртки. В разрезе молнии Катаев успел увидеть заскорузлый серо-желтый бинт, перехвативший грудную клетку.

— Живой!.. — резко выдохнул Сергей.

Он, не таясь, поднялся с колена. Еле заметный нитевидный пульс освобожденного пленника вернул майору жёсткость и сухость.

— Мор, или как тебя там… — через голову Катаева обратился он к подошедшему фэйсу, — фельдшера сюда тащи с носилками… Костян, иди, на входе встретишь… Работаем! В темпе!

Оба молодых оперативника беспрекословно метнулись выполнять указания старшего. Это была ЕГО тема.

* * *

Дюжие бойцы повышенным темпом вынесли носилки с раненным из коровника и погрузили ношу в утробу БТРа. Фельдшер скомандовал на выезд, захлопнув люк. Не теряя, ни минуты, колонна двинулась в обратный путь. Рябинин наспех пожал руки чеченцам и запрыгнул на броню БРДМа. Катаев, успев только растерянно махнуть рукой, увлекаемый Мором оказался в УАЗе. Все происходило скомкано-дергано, абсолютно диссонируя с предшествующими мероприятиями. Нервяк оперов, животный страх чеченцев, желчная межведомственная интрига все, казалось, осталось позади. Катаев, просветлевшим взглядом покачивался в такт корме БТРа, пульсируя одной мыслью. Только бы выжил, только бы не умер. Он не знал ничего об освобожденном офицере, он лишь верил, что этот выстраданный обмен не должен закончиться трагически.

Не доехав до Гудермеса, БТР остановился. Фельдшер, сорокалетний крепкий мужик, вылез на обочину и, зло оторвав фильтр от сигареты, закурил. Водитель УАЗа, резко затормозил, обернувшись на своего шефа. Тот, сжав губы, вымахнул на дорогу и быстрым шагом двинулся к фельдшеру. Остальные оперативники повторили его действия. Лишь Костя, все понял по исказившемуся лицу собровца. Фельдшер боролся за жизнь офицера как за свою. Но старуха с косой в этот раз его переиграла.

Катаев, резко потяжелев на сто килограммов, с трудом пошагал за эфэсбэшниками. Хотелось волочить автомат за ремень по пыльной дороге, выкинуть, на хер, весь боекомплект и, стянув бронежилет, сбросить его в канаву. Вот так, наверное, ломаются и раскисают, подумал он с равнодушной констатацией.

Две пары бойцов, автоматически, отделились от колонны, обозначив охранение тыла и фронта. Олег Михайлович почти подошел к эскулапу, однако его опередил Рябинин.

— Один вопрос, братан, — сузившиеся глаза требовали правды, — если бы мы забрали его с утра он бы выжил?…

— Шансов было бы больше… — фельдшер, не глядя ни на кого, затянулся, — у него, понимаешь…

— Мне неинтересно… — Рябинин резко повернулся и пошел обратно к «бардаку». И добавил вслух, но про себя, — доигрались в героев, бл…, сволочи…

Эфэсбэшник лишь покачал головой, глядя вслед майору.

— Он в сознание приходил? — обратился он к фельдшеру.

— Нет, — покачал тот головой и выбросил окурок, — поехали, товарищ подполковник, на базу пора… Я там рапорт подробный напишу…

В тяжелом и молчаливом следовании назад Олег Михайлович только один раз обернулся на потухшего Катаева:

— Делов не наворотите… К вам претензий нет и не будет больше… На сохранении балдейте и домой…

Это как получится, вспомнились Катаеву бешеные глаза Рябинина. Ничего обещать не могу, товарищ подполковник. Оперативник безучастно отвернулся в бойницу бокового стекла.