Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне

Рябинин, ухватив суть изложения и не дослушав версий Гапасько, мгновенно помрачнел. Очевидно, он понимал, что многим переходит дорогу своими обменами, лишая возможности засветиться, заработать или «омедалиться». Опытный и рисковый опер, он сегодня впервые не подстраховался. Еще год назад, когда уголовно-процессуальные рамки если и были, то считались эфемерными, когда обменами занимались даже офицеры-мотострелки, которые сразу после выпуска оказывались в горниле войны, освобождение пленных происходило без каких-либо согласований, докладов и санкций. Однако очень быстро все изменилось. Любая операция по вызволению из «духовского» зиндана вдруг становилась общественно значимой, героической и эфэсбэшно-прерогативной.

— Короче, так, — Сергей агрессивно подобрался, — пусть кто-нибудь по-тихому в комендатуру сползает, Катая посмотрит… Бес ты пока не оделся, глянь пасут нас от КПП или просто выход перекрыли…

Он хмурым взглядом окинул, набившихся в кухню оперативников. Взгляд упер на, ужавшегося в угол, малолетку:

— Ваня, я у тебя баул видел большой, типа, «мечта оккупанта»…

— Есть такое дело, — кивнул Поливанов.

— Этого туда запакуйте, — кивком показал на подростка Рябинин, — и уволоките куда-нибудь в спортзал… Но только после того, как Бес убедится, что «палева» нету…

— Серый, а почему шухер-то такой? — Саня Долгов первым задал вопрос, вертевшийся у всех на языке, — вроде нормальная тема…

Рябинин, уже было вставший из-за стола, вновь присел.

— В свой второй приезд Куликов намекал мне малость, — прикурил он, — про недовольных из «конторы», про, вдруг с неба свалившихся, кураторов по линии похищений из Мобильника… Я, конечно, все понял, но вот только никак не думал, что они до банальной подставы опустятся…

— Да кто они-то? — за всех спросил Долгов.

— «Недовольные»! — резко ответил Сергей, — все эти в беретах и наколенниках! Которые сюда за выслугой, орденами и «боевыми» едут! Те кто, шнурку этому, по какой-нибудь «левой» дел юге срок ареста продлили, а Катая на показания сейчас долбят! А «собры» только команды ждут, чтобы «оборотней» схомутать!

— Но ведь Сулейман… — Долгов обернулся на криво улыбающегося Бескудникова.

— Нет никакого Сулеймана, — Рябинин встал из-за стола, — вместо него агент какой-нибудь уже допрошен как тебе, мне или, вон, от Бесу долю засылал… Хорош базарить, времени нет совсем… Давай, Саня, прошвырнись до КПП…

— Я до комендатуры, — вызвался Гапасько, — меня Жоганюк хотел видеть, дело какое-то дать изучать…

Минут через десять картина стала еще более прозрачной. Бескудников, вернувшийся от КПП, подтвердил наличие, по его выражению, «тревожных эфэсбэшных рож», Гапасько в здание комендатуры вообще не пустили. При входе находился замкоменданта Тузов с парой «дерзких и неместных» офицеров. Мотивировали запрет на вход установкой засекреченной аппаратуры связи.

После столь нерадостных известий Рябинин принял решение «нарываться на скандал». Это был отчаянный и единственный вариант противодействия. Если такой достаточно длительный промежуток времени Катаева все еще «морят» в кабинете, то, скорее всего, нужный инициаторам разработки, результат, все еще не достигнут.

— В общем, парни, — Рябинин подытожил, — используем метод чеченских баб. Сейчас Саня сгоняешь до ОМОНа, введешь в курс Луковца и Малдера. Они мужики правильные и проверенные, пусть сюда подтягиваются. Мы же, как только они приходят, всем кагалом валим в комендатуру, на прорыв… Борзеем, хамим, нарываемся. Омоновцы, пока все внимание на нас, выволокут из кубаря малолетку в бауле и в баню загонят. Когда все рамсы поутихнут, попробуем что-нибудь наврать, мол, обгадился малой, подмыться попросился… Короче, Бес на него наорал…

— Чуть что сразу, Бес… — буркнул Бескудников, обернувшись на выход в жилое здание. Разговор происходил в коридоре, во избежание ушей подростка, ну, и на всякий случай, «лавриковских насекомых».

Дальнейшее действо развивалось стремительно. Как всегда, по обыкновению экстренно прибывшие, омоновские старшаки, существо проблемы ухватили сразу и лишних вопросов не задавали. Пацаненка, окончательно потерявшегося от завихрений этого дня, аккуратно и бережно упаковали в брезентовую сумку. Бескудников не упустил случая схохмить: «каждый год, 31 декабря мы с друзьями из ОМОНа ходим в баню…».

Разыгранная сцена получилась с первого дубля. Столпотворение, гвалт и личная борзость Бескудникова сделали свое главное дело. Выскочившее из своих кабинетов руководство Центра, Мобильного отряда и комендатуры с, присоединившейся к ним группой поддержки из ФСБ, не обратили внимания на перемещение клетчатого баула силами двух бойцов череповецкого ОМОНа. Однако последующая покладистость, явно основного, персонажа ФСБ смутила всех. Рябинина, в первую очередь. Локомотив его гнева, разогнавшийся, но еще не набравший своей мощи, вдруг уперся в возможность выбора пути. Отдавший Катаева подполковник из ФСБ не очень походил на своих лощеных московских коллег. Поэтому дверь кабинета, где они остались один на один, негромко закрылась.

— Ну а теперь как Рябина с фэйсами договорится, — резюмировал Долгов, утерев влажный лоб, — вариантов, правда, немного…

— От тебя-то чего хотели, Костян, — прервал повисшую паузу Бескудников. Он стоял спиной к коллективу, роясь в нижних полках, — душу продать?

Сделав смачный глоток минералки из «баклашки», он медленно повернулся к Катаеву. Синхронно с ним, в ту же сторону, повернулись головы остальных.

— Да так, — Костя, чувствуя вину, посекундно тянул время, — то сибоси, келешь-мелешь…

Его лайт-ответ никто не принял. Парни все также молча, но уже явно требовательней ждали объяснения.

— К сожительству склонял, — пытаясь сохранить легкую полуулыбку, продолжил он, — мол, расклад даешь и лучшим другом становишься…

Костя обвел всех взглядом:

— Я и дал… Вот только он у нас с ним разным оказался. Эти идиоты, Жоганюк и Слюняев, всем «смежникам» такой ахинеи наплели… И бабки мы с Сулейманом делили, и невиновных прессовали, и…

— Я не понял, Кость, — Бескудников, перебив, посмотрел сверху вниз на Катаева, — ты темы наши слил что-ли?..

— Ты что, Бес, — Костя, еще не отошедший от недавних эмоций, поднялся, — охренел в атаке?

Опера притихли. Все они, за исключением Долгова, в командировке были первый раз. Поэтому вставшим друг напротив друга «второходам», никто не препятствовал. Бескудников, несмотря на свою гиперборзость, не был уверен в своей правоте. Про «слив» он ляпнул скорее по привычке, пытаясь доминировать, на правах «вытащившего из плена», ну и, старшего по званию.

Катаев же, напротив, «включил быка», будучи убежденным в правильности своих поступков.