Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах
Шрифт:
– Современному читателю, наверное, надо пояснить, что тогдашняя «десятка» американских рублей была не в пример весомее нынешней «зелени»…
– Существенно весомей! Поэтому даже разгильдяистый Леоненко быстро почувствовал, что когда бытие определяет сознание, ударяя по собственному карману, жизнь перестает быть радостной.
В конце концов воспитательный процесс завершился комической сценой. По окончании сбора и возвращении домой травмированный обратился ко мне с глубоко выстраданным заявлением:
– Все! Завтра иду заниматься в общую группу!
– Подожди-подожди! – притормозил его я, понимая, что двухнедельный срок для полного лечения такой травмы недостаточен. –
Но куда там! Чувствовалось, у Леоненко в душе нагорело.
– Нет, нет, нет! – решительно оппонировал он. – Надо остановить «счетчик»!
И, выдержав паузу, выдавил из себя почти историческую фразу:
– Устал платить!
Я, естественно, обо всем этом сообщил Газаеву. А тот, уточнив, что «клиент» близок к поправке не только морально, но и физически, махнул рукой:
– Пусть тренируется, раз хочет!
Леоненко приступил к занятиям. Да так рьяно, что пришлось его временами осаживать. Потому что при нагрузках травмированная мышца продолжала побаливать. Однако Виктор не жаловался, а работал через боль. Выздоровление в подобных случаях, действительно, идет быстрее. Особенно когда у человека включена сильная мотивация.
Дальнейшая спортивная судьба Леоненко развивалась затейливо. Этот, вероятно, самый известный в истории «infant terrible» украинского футбола перманентно не давал скучать ни себе, ни другим. В 1992-м его получивший благодаря прессе широкую огласку побег из московского «Динамо» в киевское чуть не закончился пожизненной дисквалификацией.
Другой характерный случай. Экс-наставник «Динамо» Андрей Кобелев еще в игроках отличался непростым, мягко говоря, характером. Об этой его особенности знали все. И даже умевший «обломать рога» кому угодно Лобановский не стал включать Кобелева в сборную, объяснив мне этот шаг следующей причиной:
– Не хочу носить в кармане заряженный пистолет!
– И это несмотря на то, что Кобелев, безусловно, считался лидером?
– Да, на поле Андрей выглядел очень убедительно. Что Газзаев тоже ценил. Но нрав у Кобелева был таков, что он мог вспылить и кому угодно – хоть тренеру, высказать все, что думает. Например, шла тренировка за рубежом. Газзаев дал общее задание. Но, видимо, Кобелеву оно не очень понравилось, и он работал вполсилы. Газзаев подозвал Андрея:
– Все! Уходи! Ты сегодня не нужен!
Конфликт. Когда вернулись в гостиницу, я пригласил Кобелева в свой номер и посоветовал:
– Андрей, пойми: ты был неправ. И поэтому должен извиниться!
– Да чего так, вот я…
Словом, опять задул в свою дуду. Я тоже – спокойно, терпеливо – свое:
– Сними напряжение. Зачем тебе это?
Он выслушал, задумался, встал и молча ушел. Через некоторое время позвонил Газзаев:
– Слушай, Савелий, случилось невероятное: только что у меня был Кобелев. Представляешь, извинился! Нашел в себе силы. Молодец!
– О вашей миротворческой миссии тренер, видимо, не подозревал…
– Ну, естественно! Еще пример. Команда «Динамо» улетела за рубеж на пару товарищеских матчей. Я из-за занятости в сборной не поехал. Но когда ребята вернулись домой, вдруг узнаю, что за нарушение режима Валерий Георгиевич наказал двух футболистов. Оказывается, как-то вечером Газзаев решил проследить, когда подопечные возвращаются в отель. Ну, просидел до 23.00. Некоторые вернулись явно навеселе. В их числе – Юрий Калитвинцев (ныне – один из тренеров сборной Украины. – Прим. Г.К.) и Рыбаков. Валерий Георгиевич их оштрафовал. Причем на очень солидную по тем временам сумму – по 1000 долларов. Калитвинцев безоговорочно принял наказание. А Рыбаков, который обычно в общении со мной находил отдушину,
пришел, понурив голову, в «светелку» и взмолился:– Савелий Евсеевич! Для меня этот штраф, как нож по горлу, – я должен квартиру получить, надо мебель покупать… Не могли бы с Газзаевым поговорить?
Рыбаков, вообще-то, нарушениями не отличался. Уж не говорю о Калитвинцеве. Он по праву считался лидером, образцом по поведению и в быту, и на поле, где, по существу, являлся главным проводником газзаевских идей. Я его очень уважал. Да не только я. Потом он уехал в Киев, где стал капитаном «Динамо»…
Словом, проштрафились два умелых, не подводивших команду футбольных бойца. Потеря – в случае их отлучения от ближайших игр – очень чувствительная. Мы и так тогда не слишком удачно выступали на первенстве страны. Зная, что Газзаев в подобных случаях строг и неумолим, все же я решил с ним поговорить. Выбрал удобный момент, зашел к нему, когда он оставался один:
– Валерий Георгиевич, ну, поскользнулись ребята, амнистируй их! Поверь, только выиграешь от этого! Посмотришь, какая польза от этого будет и ребятам, и делу…
Верный себе Газзаев поначалу даже обсуждать мой вариант не захотел:
– Нет, Савелий Евсеевич! И еще раз – нет! Даже не начинайте разговор!
Но я, прекрасно зная, что Газзаев – человек хоть и горячий, но разумный, дельную мысль мимо ушей не пропустит, гну свое:
– Амнистируй! Во-первых, это правильно будет понято в коллективе. А во-вторых, увидишь, какой благой получится отдача.
Валерий Георгиевич окончательный ответ сразу не дал, но тон изменил:
– Хорошо, подумаю!
Я ушел. На следующие два дня были запланированы интенсивные тренировки. Перед первой главный тренер выстроил команду и, обратившись к провинившимся, заявил:
– Все, ребята, по «нулям»!
– То есть дал Рыбакову и Калитвинцеву понять: верю, что происшедшее – досадный эпизод. Теперь главное для каждого – доказать, что тренер в них не обманулся…
– Именно так. На следующую игру Газзаев поставил их в основу. Ребята были неузнаваемы. А как они играли! Не помню, кто нам тогда подвернулся, но противника не просто победили, а «раскрошили и раздавили». Больше других отличился Калитвинцев.
– Слушаю вас и ловлю себя на мысли, что ведь вы часто – будь это сборная или клуб – вмешивались в не связанные с медициной дела. Вместе с тем, судя по сказанному, видно, не со всяким тренером вы себе позволяли это? Или я не прав?
– Да нет! Почему же! Именно так! Это происходило лишь тогда, когда я чувствовал взаимоуважение. Если видел, что тренер меня понимает, доверяет моим знаниям, нуждается в рекомендациях специалиста такого профиля и такого многолетнего опыта работы в спорте высших достижений. Не забывайте, что в случае с Газзаевым я, кроме всего прочего, много старше его по возрасту, по трудовому стажу в сборных.
– Во многом и, во всяком случае, в медицинской работе – у него к вам было полнейшее доверие?
– Я рассказывал, что по делам службы приходилось иметь дело и с тренерами, которые все обо всем лучше всех знали. Стоило такому углядеть, что я считаю необходимым поберечь травмированного игрока, как сразу следовало нечто вроде: «Ну, что там голеностоп? Затяни, и пусть играет!»
Газзаев не вмешивался в медицинские дела. Никогда не слышал, чтобы он сказал: «Что так долго лечите?» или «Что это за травма? С такой можно выходить и сражаться на поле!» Все, что он себе позволял в случаях крайней нужды – попросить «что-то сделать». И то, если подобное вмешательство не грозило отразиться печально на дальнейшей судьбе игрока, его здоровье. В подобных вопросах последнее слово всегда оставлял за мной.