Человек без лица

– Я понял. Ты запомнил номер?

– Я запомнил. Память меня не подводит… Позвоню сразу, как останусь один. Что сейчас?

– Есть еще группы вне базы?

– В этом направлении никого. В других направлениях работает разведка. Но Зелимхан непредсказуем. Кроме того, он имеет привычку высылать помощь даже тогда, когда этого не просят. Просто для подстраховки. Я не удивлюсь, если сейчас к нам движется свежий джамаат. Но я заверну его, скажу, что вы ушли, выставив по маршруту мины-ловушки. Натыкаться на ловушки никто не любит. Это и для меня хорошее оправдание.

– Забирай этого. – Полковник кивнул на свою жертву, которая начала шевелить ногой, но, после удара Сохно, все еще не пришла в сознание. – И отходи. Говори Зелимхану что хочешь. Ты лучше знаешь, что ему сказать. Мы уходим. Ты пока на прицеле у снайпера. Не делай движений, которые он может истолковать неправильно.

Кадыр сам понимал, что его собрат вот-вот придет в сознание, и склонился над ним. Согрин с Сохно не задержались ни на минуту, и быстро преодолели путь в гору до камней, за которыми укрылся Кордебалет.

Коротким стремительным рывком группа быстро создала дистанцию между собой и возможным новым отрядом боевиков, если такой вдруг появится, и только тогда остановилась.

– Сеанс связи когда? – спросил Согрин.

– Вечерний пропустил. Теперь только утром.

Согрин повертел в руках бумагу, оставленную Кадыром, и решительно достал из чехла на поясе телефон спутниковой связи. И набрал номер полковника Мочилова.

– Здравствуй, Игорь Алексеевич. – Мочилов определил номер. – Не поверишь, только что о тебе думал. Мне доложили, что ты сильно «достал» Зелимхана Кашаева. Где ты сейчас?

– Только что оторвались от преследования. Уничтожили два джамаата. Более того, захватили в плен и завербовали начальника разведки Кашаева.

– Кадыра? Как это ты умудрился?

– Да, Кадыра. Точнее, он сам попросил завербовать его. Кадыр передал список всех купленных Зелимханом чиновников, оповещающих его об опасности. Говорит, что сам искал выход на федеральные силы. Завтра он выезжает в Грозный. Я хочу там встретиться с ним и передать по инстанции. Но – только своим. Ты, Юрий Петрович, в курсе, что нас снимают с «поиска»?

– В курсе.

– Причину не сообщишь?

– Не сообщу.

– А что будет, если мы здесь слегка задержимся? Хотя бы до прихода смены. Я попросил выслать в район группу Разина. Они должны прибыть с отдыха. Передам им информацию.

– Никакой смены не будет. Приказ такой – держись от отряда Зелимхана подальше.

– Не понял.

– Приказы понимать не обязательно. Когда у тебя вертолет?

– На рассвете. Машина вылетит ночью.

– Успеешь?

– Как раз уложусь в срок.

– Выполняй, Игорь Алексеевич. Что касается Кадыра… Никому не передавай его, пока не прибудет к тебе человек и не скажет, что он от меня. Неважно, что это будет за человек… Больше – никому…

– Я все равно не понимаю ситуацию…

– А я все равно не имею права тебе ситуацию объяснять. Тем более по телефону. Сейчас вот поеду объяснять то же самое компании Басаргина. Они тоже влезли в это дело. Ладно. Это все. До встречи. Возможно, я тоже вылечу в Грозный. Там и увидимся.

– Так нас не в Москву отзывают?

– Нет. Жди меня в Грозном. Там я поставлю вам и группе Разина совершенно новую задачу. Могу только сказать, что работать будете в тех же местах.

– Понял, хотя ничего и не понял. До встречи.

2

Синий джип майора Яблочкина первым увидел в окно «маленький капитан», который частенько отодвигал в сторону шторку, чтобы вроде бы ненароком глянуть на свою машину. И вовсе не от чувства страха перед угонщиками, а исключительно от любви к своему транспортному средству.

– Клиент прибыл. Паркуется рядом с моим «Гешей». Аккуратнее… Аккуратнее, товарищ майор… Правильно. Нормально. Почти прилично встал. И даже на бордюр не заехал. Машину бережет. Идет к нам. И меня в окно видит. Если будете его активно пытать, попросите меня выйти из комнаты. Я не люблю, когда при мне применяют физические меры воздействия к моим старым хорошим знакомым.

– Мы аккуратно, – сказал Дым Дымыч, поднимаясь и выходя в коридор, чтобы открыть Яблочкину дверь, не дожидаясь звонка.

Они вошли вместе. Яблочкин, как всегда, улыбаясь во все свое румяное чуть наивное лицо, каждому поочередно пожал руку.

– Ты, добрый человек, вернулся в спецназ? – наивно спросил Пулат. – И сразу с повышением в должности?

– Если бы так, – посетовал Яблочкин. – Я уже несколько рапортов написал. Только не отпускают. Говорят, в агентурном управлении я нужнее. Мое собственное пристрастие в счет не принимается, как когда-то не принималось в счет и ваше. Но у меня время нынче лимитировано. Может, сразу к делу перейдем?

– Переходим, – согласился Басаргин. – Что ты имеешь сообщить нам?

Яблочкин хитро улыбнулся:

– Я предлагаю поставить вопрос чуть-чуть не так.

– Конечно, – усмехнулся Басаргин. – Перевернуть все с ног на голову теперь называется «чуть-чуть не так». Главное разведывательное управление Генштаба, насколько я понимаю, всегда предпочитает разведывать, но не делиться разведданными со смежниками. Я правильно тебя понял, товарищ майор?

– Правильно, Александр Игоревич…

– Я не настаиваю в посвящении нас, и тем более всех остальных, во все тайны. Но общую суть конкретного случая нам знать необходимо, чтобы оправдать свои действия или наоборот… Итак, Сережа, поскольку именно ваша система просит нас нажать на тормоза, начнем лучше с твоего рассказа…

– Общая суть… – Яблочкин задумался на несколько секунд, соображая, что он имеет право сказать, а что говорить нельзя ни в коем случае. – Общая суть сводится к тому, чтобы поймать и обезвредить братьев Зелимхана и Алимхана Кашаевых и одновременно вернуть в страну значительные финансовые средства, отправленные Кашаевыми за границу.

– Тот самый тридцать один миллион долларов, – сказал Тобако.

– Вот-вот, вы знаете, – согласился Яблочкин. – У нас в руках полная финансовая документация на эти деньги – что, откуда и зачем.