Человек без лица

– Бандит, видим тебя или не тебя?

– Я на тропе…

– Значит, тебя… В ПНВ и не узнать… – говорит Кордебалет.

– У тебя же батарея скончалась.

– Командир от своего бинокля выделил.

– Как она подошла? Калибр, кажется, другой.

– Приспособил с проводами.

– Значит, будем жить! Оставайтесь на месте, я «почву готовлю».

Место и здесь хорошее. И можно легко представить, куда двинутся боевики после обстрела. Естественно, к камням, обещающим укрытие. И двинутся при этом бегом или даже ползком… Все переворошат, лишь бы спрятаться от пуль. Как тут удержаться и не побежать?..

Сохно начал сажать «картошку». [23] На снегу это дело и трудное, и опасное. Приходится вдавливать гранату в сугроб сильно. Пусть и следы останутся, поземка быстро сделает их старыми. При общей предстоящей панике на такие следы никто внимания не обратит.

Взрыв со стороны первой растяжки донесся тогда, когда подполковник сажал последнюю «картошку». Он не отвлекся, только Согрин спросил через «подснежник»:

– Твоя работа?

– Я не думаю, что старый полковник имеет в кармане гранаты, – ответил Сохно. – А больше здесь работать некому.

23

Граната со снятым кольцом, упирается освобожденной чекой в землю или в плотный снег так, чтобы чека сработала, когда гранату сдвинут с места.

– Может, боевики бросили в старика? – предположил Кордебалет.

– Тогда бы для порядка несколько очередей дали, – сказал Согрин, хорошо знающий манеру боевиков воевать.

Сохно работу закончил.

– Теперь ко мне… Сюда, в ложбинку… Левее, на бугорке… Смотри, я рукой показываю… Бугорок, в нем ложбинка. Я раньше присмотрел.

– Что там? – спросил командир.

– Место для отдыха хорошее. Полежим, отдохнем, отдышимся.

Но сам не сразу поспешил в ложбинку, находящуюся чуть в стороне от тропы, а сначала вытащил из кармана разгрузки те веточки, что срезал с прута, и стал втыкать их в снег, изображая непонятный никому, в том числе и ему самому, знак.

– Что за вернисаж? – спросил Кордебалет, наблюдающий за Сохно в ночной прицел, а заодно контролирующий его тылы на непредвиденный случай.

– Скульптурная группа под названием «Рот не разевай! Здесь пули чирикают…» – объяснил подполковник. – Пусть здесь остановятся, задумаются…

– Снегом не заметет? – поинтересовался Согрин.

– Не успеет… – Сохно оглянулся на второй взрыв, раздавшийся прямо с тропы, а потом пробежал несколько метров по тропе, чтобы в стороне свернуть в сторону бугра.

– Нас бы самих здесь не замело… – сказал Кордебалет. – Обычно мне естественная маскировка нравится меньше искусственной.

– И нас не успеет.

Они как раз во время этого разговора встретились около ложбинки, в которую Сохно и посылал товарищей. Ложбинка – окоп для стрельбы лежа, ветром вырытый в снегу. И при этом сама она расположилась на бугре, метров на пять возвышающимся над основным хребтом. Верхнее положение самое выгодное для ведения боя. Это поняли сразу все трое и без разговоров заняли позицию. Сохно приготовил свои пистолеты, и перевел предохранитель в положение автоматического огня, Согрин пристроил на снежном бруствере автомат, Кордебалет с лаской погладил толстый ствол «винтореза».

Третий взрыв, раздавшийся чуть в стороне от тропы, блеснул в ночи недалекой вспышкой. Кордебалет засек направление и прильнул к прицелу. Месторасположение позволило ему рассмотреть противника.

– Восемнадцать человек осталось… Совещаются, не решаются идти дальше…

– Пусть только попробуют вернуться! – пригрозил Сохно. – Зря, что ли, я по сугробам ползал… Если вернутся, пусть Зелимхан им за трусость головы поотрывает.

– Идут… Боятся, но идут… В стороне от следа… Могу снять двух отставших… Они о чем-то беседуют… Похоже, ругаются…

– Работай, – приказал Согрин.

Два коротких звука, почти без интервала, последовали один за другим.

– Обошлось спокойно, – сказал Кордебалет. – Не заметили.

В такой ветер трудно уловить даже звук, раздавшийся рядом. Упавших боевиков никто не услышал. Выстрелы «винтореза» – тем более.

– Через минуту будут в пределах визуального наблюдения…

– Еле ползают, – проворчал Сохно. – Я замерзнуть за эту минуту могу.

– Готовимся, – скомандовал Согрин.

Боевики вышли под бугор, на котором скрылась ложбинка. И остановились рядом с тропой, рассматривая странные знаки, выставленные Сохно. В кучу собрались, не ожидая, что противник не бежит от них, а готов атаковать.

– Вот и почирикаем… Пулями… Я же обещал… – пригрозил Сохно.

– Огонь! – коротко и тихо скомандовал Согрин и первым дал очередь.

Сохно стрелял сразу с обеих рук, очередями более короткими, чем автоматные. Сухо и беззвучно в общей стрельбе вздрагивал ствол «винтореза» в руках Кордебалета. Уцелевшие после внезапного обстрела боевики сразу оценили позицию и ринулись к камням, как того Сохно и добивался, и сразу прозвучали один за другим три взрыва, разметавшие тела в разные стороны.

Противников осталось только двое, но они и к камням, за которыми могли бы найти укрытие, бежать теперь боялись и потому ринулись к тропе, надеясь скрыться в темноте. Согрин и Сохно стрелять перестали. Для них темнота – помеха. Но дважды раз за разом подал негромкий голос «винторез».

– Все…

И почти сразу откуда-то снизу, донесенный попутным ветром, раздался еще один выстрел. Стрелял отставной полковник из своего «громобоя».

– Значит, не все, – сказал Сохно. – Полковник нас всегда предупреждает…

Но ответных очередей на этот выстрел не раздалось.

– Что-то там странное, – сразу определил Согрин.

– Надо посмотреть…

– Вместе пойдем… Здесь дела закончены…

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Возвращаться в общежитие в половине третьего ночи нет никакого смысла, если учесть, что рабочий день в республиканском управлении ФСБ начинается в восемь тридцать. И пусть даже машина выделена… Пока доберешься, пока умоешься, пока постель разберешь – уже и вставать пора… И капитан Трапезников решил остаться ночевать в кабинете подполковника Хожаева. Естественно, с согласия хозяина кабинета.

– Стульев хватит. На шкафу старые газеты, можешь постелить. Холодно будет, – Хожаев глянул за окно, – бушлатом укроешься. Одеяла на зиму у меня здесь не припасено.

Сам подполковник, как прилежный семьянин, решил все же домой отправиться. Проводив его до дверей, Трапезников закрылся на ключ, выставил вдоль стены стулья на всю длину своего не слишком великого роста, и собрался уже выключить свет, когда в дверь постучали.

Оказывается, подполковник Хожаев вернулся.

– Надо же, уже в машину сел, – пожаловался он со вздохом, – а тут первый зам. звонит. На доклад требует. Мои запросы, наверное, прочитал.