Человек и ситуация. Уроки социальной психологии

Сопоставим теперь все это с двусмысленностью, характерной для социального поведения. Дружелюбие, проявленное Джо в аудитории, не может быть «закодировано» в виде показателей по той же измерительной шкале, что и дружелюбие Джейн. Проблему представляет даже то, какую единицу измерения использовать для отсчета по этой шкале. Какова наиболее приемлемая единица измерения дружелюбия? Количество улыбок в минуту? Количество позитивных энергетических флюидов на одну встречу?

Недавнее исследование, проведенное Брендоном, Лоуренсом, Гриффином и Россом (Brandon, Lawrence, Griffin & Ross, 1990) предоставило новое подтверждение тому факту, что люди ожидают от «личностного» поведения такого уровня согласованности и предсказуемости, что это просто не вяжется с наилучшими исследовательскими данными, имеющимися в настоящее время. Это справедливо даже тогда, когда испытуемые предсказывают поведение не только гипотетически описанных людей, но и людей, которых предлагают для этой цели сами.

Брендон и его коллеги сначала попросили своих испытуемых назвать кого-нибудь, кто, по их представлению, мог бы проявить высокую степень дружелюбия или застенчивости. Затем они попросили испытуемых угадать, какой процентный ранг в отношении дружелюбия или застенчивости будет присвоен этому человеку при сравнении с другими людьми, а также оценить распределения дальнейших реакций этого человека в ситуациях, где проявляются данные черты личности.

Наиболее важным открытием исследователей стало то, что испытуемые с большой готовностью предрекали проявление названными ими людьми очень высокой степени дружелюбия или застенчивости в любой из предложенных ситуаций. Они считали также, что названные ими люди будут вести себя явно застенчиво или явно дружелюбно гораздо чаще, чем типичным, или «средним», образом. Иными словами, сделанные ими предсказания были бы разумными и уместными тогда и только тогда, когда согласованность поведения в различных ситуациях характеризовалась бы коэффициентом корреляции не в районе 0,10 (о чем свидетельствуют объективные эмпирические исследования) и даже не сравнительно более высокими коэффициентами (на которых настаивают критики подобных исследований), а корреляцией, очень близкой к единице.

Обыденный диспозиционизм и фундаментальная ошибка атрибуции

Несмотря на свою убедительность, данные исследований, касающиеся обыденных воззрений на кросс-ситуативную согласованность поведения, получены еще очень недавно и нуждаются в дальнейшем критическом рассмотрении. Однако факты, говорящие о склонности людей объяснять поведение наличием личностных диспозиций, а не влиянием ситуационных факторов, а также строить при этом суждения о характеристиках действующих в ситуациях людей, вместо того чтобы размышлять о характеристиках самих ситуаций, далеко не так новы, как может показаться. Здесь представляется уместным обратиться к литературе по этому вопросу, включая новейшие и неопубликованные данные, свидетельствующие о том, что исповедуемые людьми теории личности согласуются лишь с наиболее рудиментарными и устаревшими направлениями социальной психологии.

Далее мы покажем, что люди: (1) выводят заключения о диспозициях из поведения, явно порожденного ситуацией, (2) не замечают существенно важных факторов ситуационного контекста и (3) делают чрезмерно уверенные предсказания при наличии небольшого объема информации, касающейся черт личности.

Выведение диспозиций из поведения, порождаемого ситуацией

Неспособность принять в расчет вынужденный характер поведения. Классической работой, показавшей, что обычные люди не проявляют должной чувствительности к ситуационным ограничениям, стало исследование, предпринятое Джонсом и Харрисом (Jones & Harris, 1967). По иронии судьбы исследователи первоначально намеревались продемонстрировать, что испытуемые все-таки могут адекватно воспользоваться информацией о ситуационных ограничениях в целях формирования умозаключения. Джонс и Харрис предлагали своим студентам ознакомиться с сочинениями или прослушать запись высказываний, принадлежавших, как утверждалось, их товарищам — таким же студентам, как они. Испытуемым сообщалось, что коммуникатору была поставлена задача отстаивать определенную точку зрения. Говорилось, например, что эссе принадлежит студенту факультета политических наук, получившему задание написать сочинение в защиту режима Кастро на Кубе, либо что записанная на пленку речь произнесена одним из участников дебатов, от которого требовалось нападать на предложение легализовать марихуану.

Несмотря на то что студенты вполне отдавали себе отчет в том, насколько жесткие ограничения были наложены на коммуникатора в этих не оставляющих выбора условиях, данная ими оценка его истинной позиции находилась под существенным влиянием высказанной им точки зрения. Испытуемые считали само собой разумеющимся, что человек симпатизирует Кастро или выступает против легализации марихуаны, если такова была позиция, изложенная в сочинении. Данные исследования указывают на то, что наблюдатели с чрезвычайно большой готовностью принимают поведение человека за чистую монету, считая, что оно отражает устойчивые личностные диспозиции (в данном случае аттитюды), даже когда совершенно ясно, что этот человек поставлен в жесткие внешние рамки.

Отнесение добровольной инициативы на счет устойчивых диспозиций, а не предлагаемого вознаграждения. Исследование, проведенное Нисбеттом, Капуто, Лигантом и Маречеком (Nisbett, Caputo, Legant & Marecek, 1973), показало, что при наличии возможности объяснить или предсказать поведение в терминах диспозиций влияние даже такого явного и широко признанного фактора, как финансовое стимулирование, может быть ослаблено. Исследователи позволили испытуемым понаблюдать за поведением других — активных — испытуемых, участвовавших якобы в исследовании процесса принятия решений, о чем и тем, и другим было сообщено заранее. Все испытуемые были студентками младших курсов. Экспериментатор объявлял: «Прежде чем мы приступим к нашему исследованию, я предлагаю вам принять одно настоящее решение». Он объяснял далее, что существующий в студенческом городке «Институт развития человека» собирается финансировать культурную программу на выходные дни для членов совета директоров и некоторых значительных лиц, оказывающих институту финансовую поддержку. В выходные дни для жен этих людей необходимо организовать развлечения и экскурсии по студенческому городку. Если испытуемые не видят препятствий для своего участия в этом, то им будет обеспечена почасовая оплата. Некоторым испытуемым предложили 50 центов в час, а другим — один доллар и 50 центов. (Для того чтобы представить себе масштаб этих сумм в ценах 90-х годов, надо умножить их на 3 или на 4.) Из числа тех, кому была предложена низкая оплата, добровольцами записалась только одна пятая часть, в то время как среди тех, кому предложили более высокую оплату, число добровольцев составило две трети. Процент добровольцев, таким образом, увеличивался в явной зависимости от размера предложенной суммы.

Вопросы о причинах, по которым люди записались или не записались добровольцами, были заданы как наблюдателям, так и реальным действующим лицам. То, насколько поведение действующих лиц было расценено как проявление их обобщенной диспозиции добровольно участвовать или не участвовать в достойных начинаниях, выявлял следующий вопрос: «Насколько вероятно то, что вы (или тот, за кем вы наблюдали) станете сборщиком средств для Объединенного фонда?» (Иными словами, испытуемых спрашивали о готовности совершить общественно полезный поступок в иной ситуации, где за него к тому же не платили.)

Испытуемые-наблюдатели посчитали, что вероятность выступить в подобной роли будет существенно выше для испытуемых, уже записавшихся добровольными экскурсоводами и организаторами развлечений, чем для тех, кто этого не сделал, независимо от того, предлагали им за это 50 центов или полтора доллара. Очевидно, что наблюдатели были введены в заблуждение поведением «действующих лиц», предположив, что оно отражало коренящуюся в их диспозициях склонность к добровольному участию, а не реакцию на возможность прилично подзаработать.

Игнорирование ролевых детерминант в пользу умозаключений о диспозициях. Если уж люди не в состоянии увидеть, что денежные стимулы, а не личностные диспозиции в значительной мере детерминируют поведение, то едва ли покажется неожиданным, что они не смогут осознать и степень влияния, оказываемого на поведение более тонкими и скрытыми факторами — такими, как ролевые отношения.

Росс, Амабайл и Стейнметц (Ross, Amabile & Steinmetz, 1977) продемонстрировали это простым, на первый взгляд, способом. Они предложили своим испытуемым поиграть в нечто вроде блиц-викторины, в которой отобранный случайным образом один из испытуемых должен был задавать вопросы другим испытуемым. Задачей «спрашивающего» было сформулировать десять «трудных, но не безнадежных» вопросов, на которые соревнующиеся должны были давать ответы вслух. Раз за разом спрашивающие пользовались преимуществами своей роли для того, чтобы продемонстрировать свои исключительные познания как посредством задаваемых вопросов (например: «Как называется имеющая сладковатый запах жидкость, получаемая из организма китов и используемая в качестве основы для духов?»), так и ответов (эта жидкость — серая амбра), которые они должны были давать сами в случаях, когда соревнующиеся отвечали неправильно.

По завершении викторины и спрашивающим, и соревнующимся (а после повторной игры также и сторонним наблюдателям) было предложено оценить общие познания соревнующихся и «спрашивающих». Спрашивающие имели очень существенные ролевые преимущества, и можно было предположить, что этот факт будет очевиден как для испытуемых, так и для наблюдателей. Иными словами, роль спрашивающего гарантировала ее исполнителям то, что они не обнаружат пробелы в своих познаниях ни в одной из областей, в то время как роль соревнующегося не оставляла шансов для формирования у окружающих столь выгодного впечатления. Однако, как оказалось, ролевые преимущества спрашивающих не были в достаточной мере ясны ни соревнующимся, ни наблюдателям. Иначе это помешало бы им отозваться о спрашивающих как о людях, обладающих незаурядными познаниями. И те, и другие охарактеризовали спрашивающих как более эрудированных людей по сравнению с любым из соревнующихся, а также по сравнению с любым «средним» студентом университета.

Можем ли мы сделать обобщение на основе обнаруженного в данном исследовании факта слепоты испытуемых к различиям ролей спрашивающего и соревнующегося и предположить, что люди бывают также невосприимчивы и к значимости более привычных для них социальных ролей? Предположить такое было бы рискованно, если бы не данные одного очень остроумного исследования, предпринятого Хамфри (Humphrey, 1985). Он сконструировал в лабораторных условиях целый микрокосм делового офиса. Испытуемым Хамфри сообщал, что его интересует то, «как люди работают друг с другом в деловой обстановке». В результате внешне случайного выбора некоторые из испытуемых были отобраны на роли «управляющих» и должны были принять на себя руководящие функции. Другим испытуемым были отведены роли простых «клерков», обязанных следовать указаниям начальства. Управляющим было дано достаточно времени на ознакомление с пособиями, содержащими описание их будущих обязанностей. Пока те были заняты их изучением, экспериментатор демонстрировал клеркам ящики для почты, объяснял систему документооборота и все остальное в этом роде. Затем новоиспеченная управленческая команда на два часа отдавалась своим деловым обязанностям. Как и в реальной конторе, управляющие выполняли достаточно высококвалифицированные задачи, спуская указания клеркам, в то время как клерки были заняты разнообразной неквалифицированной, рутинной работой, не требующей большой самостоятельности.