Человек, который был дьяконом
Шрифт:
– Целых два. Патриотическое крыло попросило меня выяснить у Вас, патриотка ли Вы, и если нет, то по возможности склонить Вас на сторону патриотизма. А либеральное крыло соответственно хочет узнать, разделяете ли Вы их светлые идеалы, и если не разделяете, то не пожалуете ли Вы...
– ...Бриться.
– Что?
– То не пожалую ли я бриться. Пожалуй, не пожалую, извините за повтор. Меня оба лагеря не очень привлекают. Одни - слишком лохматы, а другие - слишком циничны, Вы сегодня очень точно об этом сказали. Я и до того чувствовала что-то подобное, а как Вы сказали, сразу поняла:
– Забудьте, пожалуйста, о том, что я 'отец дьякон', потому что мне ещё нужно будет сделать Вам одно признание... не любовное, не думайте!
– вдруг спохватился Артур, только сейчас сообразив, как в разговоре с молодой девушкой звучит слово 'признание'.
– Я и не подумала!
– отпарировала Лиза слегка обиженно.
– Ни секунды ни подумала!
– Нет, ни секунды - это Вы зря, оттого что... Ну вот, заставляете меня говорить Бог весть что!
– рассмеялся он. Девушка глянула на него посветлевшими глазами. Немного помолчали.
– Наверное, это очень бестактно, верней, дерзко с моей стороны - вот так, с ходу, моим куриным умишком судить проблему, над которой лучшие люди России мучились не один век, - начала Лиза тихо.
– Но я ведь и не сужу: я просто говорю своё личное. Определяться всё равно надо будет, я знаю. Но вот Вы, например: Вы так и не определились, с кем Вы из них. И даже, как сегодня сказал Олег, Вы вроде бы по убеждению не определились: Вы сознательно выбираете стоять между теми и другими. Почему мне нельзя так же?
Артур развёл руками:
– Конечно, можно... если только Вы чувствуете, то для Вас это благо! Вы взрослый человек, Вам нужно решать самой...
– Да уж, девятнадцать лет - это огромная взрослость! Артур, можно мне попросить Вас? Решать я буду сама, но хотела бы попросить... иногда поглядывать в Вашу сторону, что ли. Вы кажетесь честным человеком...
– Это не совсем правда.
– Идеальной правды вообще нет, - возразила девушка, - это я к девятнадцати годам успела понять, а само то, что Вы про себя откровенно говорите, что не совсем честны, - тоже многого ст'oит. Давайте... давайте условимся о жестах, хорошо?
– девушка весело тряхнула короткими волосами.
– Как это?
– не понял Артур.
– Очень просто! Если собираетесь голосовать 'да' или согласны с тем, о чём говорят, - положите правую руку на запястье левой. Если нет - наоборот. Годится? Я буду поступать так же. Ведь Вы не против? А этим... начальникам лагерей, которые допытывались, кто я есть, скажите... что хотите. Лучше всего сказать патриотам, что я либералка, а либералам - что я патриотка. Вот это будет славно! Спорить с теми, кто меня пытается причесать под свою гребёнку, я очень люблю, я гордая птичка. Хоть и маленькая... Вот и всё. Вам... больше нечего мне сказать?
– Из служебного - нет.
– А из личного?
– А из личного - то, что я сразу в Вас 'принял большое участие', как выражались раньше. Я ещё в Москве обратил на Вас внимание и подумал о Вашей смелости...
– Смелости ехать в логово православия?
– Почему именно 'логово'?
– Неудачное слово для православной девушки,
да?– По крайней мере, странное. Можно мне проявить нескромность и задать такой же странный вопрос о том, православная ли Вы?
– мягко проговорил Артур.
Лиза не отвечала, вместо того глядя прямо перед собой, ухватив прядку волос и наматывая себе на палец.
– Я не знаю, - шепнула она наконец.
– Вам я не хочу лгать, поэтому, наверное, нет. Это очень плохой ответ?
– Какой бы ни был, я не тот человек, который за это бросит в Вас камень, и скажу Вам, почему...
– ...Знаю, знаю всё, что Вы мне скажете: что это просто кризис веры, и что Вы сами проходили такой кризис! Артур... мой ответ даёт мне надежду на то, что Вы... не откажетесь от жестов, о которых мы договорились?
– Разумеется, я от них не откажусь.
– Да? Правда?
– девушка облегчённо выдохнула. Зябко повела плечами. Встала.
– Пров'oдите меня до моего домика? Хотя нет, нет! Не провожайте! Я не очень хотела бы, чтобы монашки нас видели вместе поздним вечером. И другие тоже...
XVII
В среду с самого утра зарядил дождь. Дождь не падал крупными каплями, а сыпался с неба мелкими брызгами, будто их поливали из огромной поливальной установки. Он всё шёл и шёл, монотонный, настойчивый, тоскливый, и конца ему не предвиделось.
– Чем Вы сегодня объясните новую напасть, брат Евгений?
– спросил за завтраком белорус.
– Снова Книгой Бытия?
– Именно, Сергей Николаевич, именно!
– словоохотливо откликнулся монах.
– Чем же ещё? И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место, и да явится суша. И стало так. И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями.
– Так Вы нам предсказываете, что нальётся целое море?
– Отчего же я? Предсказывает пророк, а моё дело исключительно скромное...
– Я, к примеру, не взял с собой никаких непромокаемых вещей, - проворчал Олег. Может быть, обойдёмся уже без ветхозаветных историй?
Монах фыркнул от смеха, да так, что едва не подавился.
– Чего в этом смешного?
– хмуро поинтересовался Олег.
– Нет, извините, - ответил Гольденцвейг.
– Ветхозаветные истории, как и вообще древняя вера нашего несчастного народа - часть христианства. Разумеется, без них можно обойтись, но зачем же останавливаться на полдороге? Христа тоже можно упразднить как устарелый элемент.
– С Вашей головой на плечах, брат Евгений, Вам надо стоять на правильной стороне, - с досадой проговорил руководитель молодёжного клуба.
– Правильной стороне истории, Вы это имели в виду?
– подхватил его собеседник.
– Увы, мой дорогой, увы: как-то так выходит, что мы, евреи, всё время оказываемся на ложной стороне истории...
Олег, скривившись, ничего не ответил и доел свой завтрак молча.
Артур беспокойно переводил взгляд с одного лица на другое: что-то не читалось на этих лицах ни радости, ни дружелюбия, ни готовности к общежитию. Неужели простой дождь так подействовал? Конечно, погода на настроение всегда влияет, но ведь здесь как будто собрали 'столпов веры', лучших из лучших...