Человек, который хотел понять все
Шрифт:
Большую часть времени Франц проводил, целенаправленно не думая об оставленной на Третьем Ярусе Тане: какой смысл вспоминать то, чего уже не вернешь? Пытаясь сохранить душевное равновесие, он уговаривал себя, что та секундная заминка в Лифте была непроизвольна — и никто ни в чем не виноват! Скажем, если б Франц задержался из-за того, что споткнулся обо что-нибудь, — это ведь не считалось бы предательством? Вот он и «споткнулся» о вид чудовища, которым оказался Фриц … плюс два месяца лекарств-галлюциногенов — не могли они пройти бесследно и наверняка ослабили психику и скорость реакции! Но, доходя в своих рассуждениях до этого места, Франц всегда начинал сомневаться: дело не в уродливом лице Следователя, а в самом Франце — в его страхе остаться на Третьем Ярусе навсегда! Господи, если бы там, в подземелье, у него была еще одна секунда … хоть полсекунды — он бы одумался и сделал то, что подобает достойному человеку! Однако, оправдать свои действия недостатком
На этот аргумент возражений уже не находилось.
Для того, чтобы занять голову и заполнить бесконечные дни, Франц стал составлять подробную карту-схему Дома, обследуя этаж за этажом и нанося на план все обнаруженные комнаты. Начал он с подвала, почти целиком отведенного под склад продуктов: залежей консервированной хурмы и папайевого сока, сотен ящиков ветчины из африканского бородавочника и полярной куропатки — вот, где, оказывается, использовались злополучные консервы со Второго Яруса! В дополнение к уже знакомой продукции, имелось несколько сортов консервированной рыбы, множество тропических фруктов и овощей неизвестных наименований; неотапливаемые секции подвала ломились от мороженного мяса какой-то рептилии (все это, наверно, заготовлялось в других «версиях» Второго Яруса, упомянутых Следователем Фрицем). Запасов еды должно было хватить Францу лет на шестьдесят, что, видимо, являлось «верхней» оценкой оставшегося ему времени жизни. Энергии и воды также имелось предостаточно: расположенный на крыше ветряк заряжал аккумулятор, который, в свою очередь, питал электричеством все оборудование Дома, включая котел для перетапливания снега.
На 1-ом этаже располагался вестибюль и вход в лифт, а также большое стеклянное табло, показывавшее влажность и температуру воздуха внутри Дома, силу ветра и температуру воздуха снаружи, атмосферное давление, дату и время. Только однажды Франц видел, чтобы табло показывало что-нибудь другое — когда в первый раз вышел из кабины Лифта, приехав с Третьего Яруса. После этого Лифт небъяснимым образом превратился в лифт и никуда, кроме как в подвал или на верхние этажи Дома уже не шел — Франц даже спускался в шахту, чтобы убедиться, что там нет секретного хода.
Много места в Доме отводилось всевозможному служебному оборудованию: вышеупомянутый котел для перетапливания снега помещался в подвале и соединялся трубопроводом сквозь стену Дома с пневматическим «засасывателем». Натопленная вода перекачивалась наверх мощным насосом и наполняла бак на 24-ом этаже, а уж оттуда расходилась по всему Дому. Система водоснабжения работала не постоянно, а включалась (автоматически) только, если уровень воды в баке опускался ниже половины.
На 26-ом этаже помещалась динамомашина, соединенная механическим приводом с ветряком на крыше. Все движущие части обоих механизмов были изготовлены из светлого легкого металла — видимо, титана — и, казалось, могли прослужить десятки лет. Выработанное электричество шло на этаж ниже — в аккумулятор. Если последний заряжался полностью, то ветряк автоматически покрывался специальным чехлом, и вся система останавливалась.
На 2-ом этаже располагался видеотеатр с большим экраном и одиноким креслом посреди пустого зала; на 3-ем — видеотека с фильмами решительно всех стран мира. 4-ый и 5-ый этажи занимал склад одежды: Франц нашел неимоверное количество белья, рубашек, свитеров, костюмов, постельного белья, домашних тапочек, вечерних туфель и даже два фрака — но только одну зимнюю куртку (что вполне соответствовало частоте его вылазок наружу). Затем шел жилой этаж (6-ой); на 7-ом и 8-ом — размещалась обширная художественная библиотека; на 9-ом — компьютер, централизованно управлявший всем оборудованием Дома. Этажи с 10-го по 14-ый занимал, как его называл Франц, «склад разных вещей», где хранились канцелярские товары, элементарные лекарства, стиральный порошок, инструменты, посуда, кухонные припасы (соль, сахар, пряности) и другие мелочи. 15-ый этаж был обставлен под научную лабораторию: мощный компьютер с векторным процессором, два стола, книжные полки, персональный компьютер и лазерный принтер. На 16-ом и 17-ом этажах располагалась научная библиотека (не содержавшая, почему-то, ни одного издания, вышедшего после смерти Франца); на 18-ом — коллекция музыкальных записей и нот, проигрыватель лазерных дисков, магнитофон, а также электроорган, скрипка и акустическая гитара. Следующие четыре этажа были попарно соединены и превращены в спортивный зал и бассейн — ни тем, ни другим Франц не пользовался из-за плохого физического состояния.
Только два из всех этажей Дома отапливались постоянно: жилой — 6-ой и, почему-то, 23-ий (на котором не было ничего, кроме большого пустого зала). В остальных помещениях отопление включалось тумблерами: повернешь — и через десять минут температура
поднимается до шестнадцати градусов Цельсия, а потом держится на этом уровне ровно час (после чего приходилось опять щелкать тумблером). Постоянно мерзнувший Франц провозился несколько дней, пытаясь подрегулировать отопление Дома на более высокую температуру, однако так и не сумел разобраться в программе, управлявшей центральным компьютером на девятом этаже. В конце концов, он был математиком, а не системным программистом.Но ужаснее всего ощущалось одиночество: Франц являлся единственным обитателем Дома. Ни других подследственных, ни обслуживающего персонала — все двадцать шесть этажей плюс подвал были рассчитаны на одного человека. Более того, они были рассчитаны именно на него, Франца Шредера: ибо вся одежда на складе в точности подходила ему по размеру, книги и журналы в научной библиотеке соответствовали его научным интересам, в художественной библиотеке имелись сочинения всех его любимых писателей, в музыкальной — композиторов, а в видеотеке наличествовали все до одного его любимые фильмы!
Дом 21/17/4 торчал, как безымянный палец, посреди безлесой заснеженной равнины. Из окон нижних этажей не было видно ничего, кроме плоского белого пространства; лишь забравшись на самый верхний, 26-ой этаж, Франц обнаружил на севере и юге еле различимые здания — точные копии его Дома. В южном здании вроде бы светились окна. Оживившись, Франц стал включать и выключать через равные промежутки времени свет, однако ответа от неведомого товарища по несчастью не получил. На следующее утро он попытался добраться туда пешком, но за полдня не успел пройти и четверти расстояния: идти по сугробам глубиной в полтора-два метра оказалось, в его теперешнем состоянии, непосильной задачей. Чтобы вернуться в укрытие до начала вьюги, ему пришлось повернуть обратно, и после этого случая наружу он не выходил — благо вход в Дом частенько заваливало снегом. Франц наблюдал за южным зданием еще три недели, но огни больше не появлялись — может, они ему просто померещились?
Обследования Дома и составления плана хватило ненадолго — недели на четыре, после чего Франц решил заняться, для разнообразия, наукой. Работать теоретически он поначалу был не в состоянии и, потому, погрузился в программирование. Дней десять он писал и отлаживал отдельные куски программы, еще неделю подбирал параметры так, чтобы алгоритм стал устойчив. Наконец, пошли первые результаты — причем, как раз такие, каких он ожидал! Францу стало интересно — и он вернулся к теоретической модели, которой занимался последние месяцы перед смертью. Роясь в литературе, он обнаружил статью с описанием довольно оригинального метода, оказавшегося применимым и в его, Франца, случае. Это был прорыв: задача решилась «до конца»: он получил ответы на все вопросы, а теоретические результаты полностью подтвердили численные. Работа получилась, как ему эйфорически казалось, экстраординарная по своей важности и изящности; Франц даже успел придумать заголовок для статьи, как вдруг с удивлением осознал, что не понимает, зачем эту статью нужно писать. Не то, чтобы он не знал с самого начала, что опубликовать ее будет невозможно … просто оказалось, что рассказать о полученных результатах для него столь же важно, как и получить их. Так или иначе, но эйфория немедленно прошла — равно как и интерес к науке в целом — и к рабочему столу на 15-ом этаже Франц более не прикасался. Никогда раньше он не ощущал своей изолированности так остро, как после этого случая …
Он попробовал реанимировать свою старую любовь к музыке, однако дело пошло туго. Играть на гитаре ему не позволяли плохо действовавшие пальцы правой руки, а на скрипке он не практиковался более семи лет и забыл уже, каким концом ее нужно держать. Тем не менее, порывшись на музыкальном этаже, он разыскал ноты 24-ех каприсов Паганини для скрипки соло и стал упрямо разбирать страницу за страницей. Поначалу он быстро прогрессировал, но потом прогресс затормозился и игра оставалась на одном и том же уровне. Хуже того — какую бы пьесу Франц не играл, он делал десятки мелких ошибок и неточностей, сводя получаемое от музыки удовольствие к нулю. Сколько он ни бился, восстановить «чистую» игру ему не удавалось, и, в конце концов, он отнес футляр со скрипкой обратно на музыкальный этаж.
Следующим прожектом явилась попытка систематизировать всю известную информацию о Стране Чудес. Примерно в течение месяца Франц заносил сведения в тщательно продуманную «базу знаний», организованную в персональном компьютере; но дойдя до интерпретации, застрял. К примеру: почему уровень здешней бытовой техники в точности соответствует современному уровню техники на Земле? Значит ли это, что Бог неспособен к техническому развитию и попросту заимствует идеи у людей? Да нет, конечно: ведь он также использует и фантастические (по человеческим стандартам) лифты, двигающиеся между неизвестно где расположенными ярусами. Видимо, Бог заимствует человеческую технику для каких-то своих целей. Каких? Ответ на этот вопрос казался недоступным … а может, у Франца от плохого самочувствия и остаточного действия галлюциногенов плохо работала голова.