Человек-недоразумение

Сам того не желая, я заслушался. Вступившая вслед за ним подруга, просто-таки идеал женщины-бродяжки, высоким голосом с хрипловатыми вкраплениями затронула мою душу такими вот строками:

Нет, уйду я насовсем! То я папе надоем: Пристаю с вопросами, То я кашу не доем, То не спорь со взрослыми! Буду жить один в лесу, Земляники запасу.

Я испытал душевное смятение. Накатило ощущение ментального сдвига, когда чувствуешь в своей груди целую Вселенную и от этой внутренней бескрайности почему-то начинаешь испытывать терпкую жалость ко всему мёртвому и живому, но в первую очередь к самому себе. Остро захотелось почитать собственные стихи, всё же я немало написал их в рокерский период своей жизни. Почему-то ни одно из них на память не приходило.

И тогда странным образом из потёмок головного мозга на поверхность всплыли строки пушкинского «Анчара», видимо, единственного стихотворения, которое было способно удержаться в моей памяти. Всплыли целиком, от начала до конца. Не спрашивая разрешения, полились наружу:

В пустыне чахлой и скупой, На почве, зноем раскаленной, Анчар, как грозный часовой, Стоит один во всей Вселенной…

Закончив чтение трагическими виршами «А с ними гибель разослал к соседям в чуждые пределы», я открыл глаза (да, закрылись в благословенном экстазе) и огляделся по сторонам. Кроме поэтов-бомжей, никто на меня внимания не обратил. Те же слушали трепетно, на лице мужчины застыла лукавая усмешка.

— Нет, ты не Пушкин, — пожурил он меня. — Пушкина я знал, он слишком высокомерен, чтобы читать стихи простому народу на улицах. Ты самозванец.

— Да я и не претендую на имя Пушкина, — удивился я. — Что за глупость?

— А-а! — обрадовался моему пояснению бомж. — Значит, просто чтец-исполнитель. Хотя… Что-то в тебе такое… Необычное… Приятно познакомиться, Демьян Бедный. Фамилия в точности соответствует социальному статусу.

Мы пожали друг другу руки.

— Агния! — явно любуясь своим именем, томно произнесла бомжиха и протянула мне ладонь в рваной перчатке. — Барто, — добавила она.

— Неплохо выглядите для своих лет, — сделал я ей комплимент.

— Ой, ну что вы! — как бы смутилась она. — Я ещё совсем не старая.

У меня имелось несколько рублей на кармане, последние гроши, и я угостил новых друзей выпивкой. Тютелька в тютельку хватило на вишнёвую настойку, самый дешёвый алкогольный напиток в близлежащем магазине. Мы отошли к недалёкому жилому дому, уселись на скамейку и чудно провели время в стихах и спорах.

— Вот ты послушай, послушай! — настаивал Демьян. — Это посвящение женщинам труда я написал в восемнадцатом году…

И, вновь сжимая кулак, он сотрясал мироздание:

Язык мой груб. Душа сурова. Но в час, когда так боль остра, Нет для меня нежнее слова, Чем ты — «работница-сестра».

Ревнивая Агния, не желавшая проигрывать в борьбе за моё внимание, бестактно перебивала коллегу и влезала со своими виршами:

— Так и я же про рабочих писала! Вы думаете, только про детей? Вот послушайте!

Она вставала в женскую поэтическую позу со сцепленными руками у живота и, выставляя вперёд то правую, то левую, декламировала:

Вы видали штукатура? Приходил он к нам во двор, И, поглядывая хмуро, Он размешивал раствор.

Через некоторое время я окончательно убедился, что передо мной настоящие поэты Бедный и Барто. Меня ничуть не смущали слухи об их давнишней кончине. Наверняка обо мне тоже много чего порасскажут лет этак через пятьдесят.

— В сомнениях я каких-то, — признался я новым друзьям, — в терзаниях. Не знаю, как это назвать, кризис личности, что ли. Развязал вот, сам того не желая, войну в Чечне и как-то даже мучаюсь. Ведь люди гибнут ни за что ни про что! Раньше никогда не мучился: атомную станцию взрывал, землетрясение устраивал — никаких угрызений. А сейчас…

— А что, война идёт?! — выпучили глаза поэты. — И ты её зачинщик? Ну надо же!

Они взирали на меня с нескрываемым уважением и даже восторгом.

— А мне ведь сон был, — шепнула, но так, чтобы было слышно и мне, Агния Демьяну. — Свет с небес исходил, и голос звучал. «Придёт, — говорил он, — мессия! Повелитель тверди и человеческих судеб, властитель войн и владелец покрова звёздного. А придёт он к тебе, Агния!»

— Это ты? — вдохновенно, но всё же недоверчиво перевёл на меня глаза Бедный.

Мне ничего не оставалось делать, кроме как признаться.

— Это я.

Чёрт меня подери, вот в чём заключалось моё предназначение! Приехать в Омск и открыть глаза людям.

— Вас нет, люди! — кричал я входящим в торговый центр и выходящим из него горожанам. — Вы тени потерявшихся теней, вы блеклое отражение мутных разводов на покрывалах яви. Вы не живёте, потому что никогда не рождались. Прислушайтесь к себе, позвольте внутреннему слуху объять собственную сущность. Что вы слышите? Молчите… Не знаете… А я знаю! Это пустота! Она ворочается с бока на бок, тяжко вздыхает и притворяется невидимой. Не верьте ей, она внутри! Она — это вы сами, просто вы не подозреваете об этом.

— Уходим, уходим, — подвалил ко мне лысоватый мужичок, охранник торгового центра, настойчиво и цепко хватая за локоть. — Дорогу заграждаете, люди пройти не могут.

— Убери патлы, смерд! — отшвырнул я его руки. — Видите! — обратился к слушавшим меня людям, их было немало, многие останавливались с сумками и, заграждая проход, внимали моим откровениям. — Пустота не хочет, чтобы её разоблачали. Она тут же посылает своих послушных псов. Что он может сделать со мной? А? Что ты со мной сделаешь, пёс? — крикнул я в лицо охраннику. — Только потявкаешь, чтобы изобразить значимость. Ты не знаешь, кто я. Я дуну, и ты растворишься, растаешь, как привидение.

Демьян, Агния и ещё один уличный бомж по кличке Прыщ оттаскивали от меня рассвирепевшего охранника. К ним на помощь бросились ещё два чувака из числа покупателей. Охранника повалили на асфальт и волоком потащили к стеклянным входным дверям магазина. Они автоматически открылись, мои защитники зашвырнули нерадивого цербера внутрь — тот проехался на спине по мраморному полу и остановился, уткнувшись головой в «однорукого бандита». Реакция среди наблюдавших эту сцену слушателей моей проповеди оказалась бурной — многие из них зааплодировали и восторженными выкриками выразили своё удовлетворение победой над силами зла.

— Я явился в этот мир, чтобы спасти его! — продолжал открывать я человечеству тайные истины. — Я — сила и смятение, я — пределы и безбрежность. Только я могу противостоять мирозданию, только я дам ему достойный отпор. Главное, понять, что всё вокруг иллюзия. Что нас нет, что ничего нет, кроме иллюзорной бесформенности, которая лепит из себя на мгновение видения цивилизации, видения человека и его смятенного существования. Мы в этом самом мгновении. Оно давным-давно унеслось, давным-давно смято и повергнуто миллиардами других быстротечных секунд, ну а мы всё полагаем, что оно подарено нам как данность и будет длиться целую вечность. Почувствуйте ритм, с которым меняются декорации, он стремителен, он головокружительно и тошнотворно быстр. Только я смогу обуздать эти потоки, только я смогу сделать наше единственное мгновение непреложной данностью.