Человек, рожденный быть королем

Аллей тенистых, где одну

Ее оставила, стрелой

Пустившись в княжеский покой.

Кладет в корзину здесь она

Бутылку старого вина,

И хлеб, и фруктов золотых,

И много лакомств дорогих,

Какими древле средь пустынь

Фригиец угощал богинь,

Когда еще виною зол

Елену в Трою он не ввел.

Затем с корзиной мчится в сад

И мимоходом мечет взгляд

Туда, где спал он до того,

Но там уж не было его.

Так прибегала наконец

В аллею лип, где, как мертвец,

Бледна и страшно ослабев,

Лежала чудная из дев.

И подкрепив в ней силы вновь

Питьем и яствами: «Любовь, —

Адель сказала, — да убьет

На сердце вашем страх забот.

Так довершите же вполне

Ваш смелый подвиг. Верьте мне,

Теперь настал великий час,

Счастливейший из всех для вас,

И колебанья каждый миг

Теперь по следствиям велик».

Перстами нежными княжна

Берет к устам сосуд вина,

И взор прекрасной девы вдруг

Блеснул восторгом после мук.

«Быть может, было то во сне, —

Адель сказала вновь княжне, —

Но только помню как сквозь мрак,

Предсказывал какой-то маг

Милорду королю давно:

Так будто свыше суждено,

Что обручальное кольцо

Вам даст не царское лицо,

А сын крестьянина — сбылся,

Быть может, сон?»

Но вспыхнув вся,

Княжна в ответ: «Слыхала я

Об этих баснях! Для меня —

Была б позорная судьба

Женой быть смерда и раба!»

«Но Богом избран он самим, —

Адель сказала. — Как же с Ним

Бороться нам? А Божий друг

Не может быть из низких слуг».

Но тут послышалися ей

Шаги придворных средь аллей,

Спешивших радостную весть

Младой Цецилии принесть.

«Смелей! — Адель ей говорит. —

Отбросьте страх и ложный стыд;

Не говорите лишних слов,

И вы не встретите врагов».

И ослепляя златом взор,

Теперь приблизился весь двор,

И вспыхнул темный сад вкруг них

От блеска мантий золотых.

Но не внимая, поднялась

Княжна, в свой замок у стремясь.

И Бог ей душу укрепил

Такою мощью свежих сил,

Что всем казалось, что она,

Величья грозного полна,

На пышный шествует турнир,

Иль на роскошный царский пир.

Когда ж со свитою княжна

Вступила в древний зал, — она

Невольно опустила взор,

Не подымая до тех пор,

Пока не стала на алтан:

Ей было страшно, что в обман

Ее ввела любовь, явя

Ей вместо бога — дикаря,

И что погибнуть должно ей

От собственной руки своей.

Но на алтан ступив, опять

Она решилась взор поднять,

И видит: вот ее жених,

В одежде хоть пажей простых,

Но горд, спокоен, величав,

Готовый ринуться стремглав

На бой и не смущенный тем,

Что вводит рок его в эдем.

«От чуда к чуду, — думал он, —

Судьбой я в жизни был веден,

Пока достигнут наконец

Блаженства полного венец.

Но пусть и скорбь за ним придет,

Она мой дух не ужаснет.

Как связан день со днем, так я

Скую все звенья бытия

В одну незыблемую цепь

И с ней пройду земную степь».

Но тут их встретились глаза.

И вся минувших дней гроза,

Все что мы бедствием зовем,

В минуту позабылось в нем.

И если страх в ней ожил вновь,

И если трепет, стыд, любовь

То гнали прочь, то всем на вид

Являли жар ее ланит, —

То кто ж в толпе не объяснил

Ее лица внезапный пыл

Как скромность девы без греха,

Впервой узревшей жениха?

И вот, когда милорд сер-Реф

Вслух прочитал указ царев