Человек, рожденный быть королем

Лугов зеленых чудный блеск,

Меж них ручьев игривых плеск —

Все тут на много миль вокруг

Слилось в пейзаж волшебный вдруг:

От этой горной высоты,

Где он стоял, до той черты

Изломанной по гребням скал,

Где виноградник восставал

Над виноградником, как лес,

Теряясь в синеве небес.

И за ручьем, в садах густых,

Он видел шпицев золотых

Блеск ослепительный: пред ним

Вставал над садом вековым

И каждый миг все выше рос

Предмет поездки — Замок Роз.

Когда ж спускаться стал с холмов,

Он за оградой из цветов

Мог слышать взмахи острых кос,

Срезавших на поле овес.

Пред ним ручей; в долине той

Он извивается змеей.

На нем был мост, и шагом паж

Проехал мост при звоне чаш

В руках хозяев этих нив.

Они под тенью старых из

Лежали на траве кругом,

И чаши, полные вином,

У них ходили по рукам.

При них лежали здесь и там

Серпы и косы, а предмет

Веселья их — простой обед:

Блестящий сыр, густой творог,

И хлеб пшеничный, лук, чеснок,

И груды яблок золотых,

Румяных, сладких, наливных,

И только что снятый с оград,

Прозрачный, зрелый виноград.

Услыша песни, Михаил

Косцов как братьев полюбил.

Он вспомнил детские лета

И благодатные места

У вечно памятной реки.

Как друг, глядя на ручейки,

В цветах кувшинок золотых,

Он мнил, что говор волн живых

Ему и всем, в ком сердце есть,

Приносит радостную весть.

Когда ж, ступив на парапет,

Косцов услышал он привет, —

Он в самом деле возмечтал,

Что он опять ребенком стал;

Что он в день жатвы у возов

Заснул в тени родных снопов;

Что все минувшее лишь сон:

Король и сквайр, и быстрый гон

Коня в неведомый овраг,

И боль внезапная, и мрак

В его очах, и долгий бред;

И, черной мантией одет,

Доминиканец, и уход

За ним, исполненный забот;

С аббатом их свиданья миг,

И дни над грудой пыльных книг,

Им прожитые; и опять

Король, завистливая знать,

И этот конь, и блеск одежд,

И путь без цели, без надежд.

О, как теперь желал бы он

Разрушить этот тяжкий сон!

Хоть раз на мельницу взглянуть

И под снопами вновь заснуть!

Но, ах! тех чудных дней опять,

Ему уж больше не видать!

Был полдень. Воздуха струи

От зноя зыблились вдали.

По обе стороны едва

К земле не гнулись дерева

Под грузом фруктов. Миг один —

И вот встают, из-за вершин

Дерев, бойницы; красный цвет

На них уж серым стал от лет

С страны подветренной. Мосты

Открыты; настежь отперты

Ворота в з

а

мок; всюду рвы,

Заглохли от густой травы,

И стаи рыбок золотых

Блестят в воде на солнце в них:

Так долго царствовал покой

Над здешней мирной стороной!

Под тенью стрельчатых ворот

Лежал привратник без забот

И спал на постланном плаще.

Одной рукою он еще

Касался арфы; рядом с ним

Лежал трепещущий налим,

Во рву сегодня на заре

Им ловко пойманный в поре,

И тут же, подле рыбака,

Лежал садок из тростника.

Заслышав звонкий стук копыт

О мостовую крепких плит,

Впросоньи сторож, заслоня

Глаза рукой от блеска дня,

Попытку сделал взять копье,

И видя царское шитье

На платье всадника, привстал

И, ухмыляяся, сказал:

«Стой, сударь, стой! и отвечай,

Зачем приехал в наш ты край?»

А тот: «Ты видишь, чай, и сам,

Что королем я послан к вам;

Милорду сенешалу я

Везу письмо от короля».