Челтенхэм

Ричард был превосходным танцором, в совершенстве владел всеми тогдашними хореографическими стилями, а его бас по праву считался одним из главных достояний Англии. Он первым ввел шлемы с вентиляцией, и, будучи до мозга костей походным человеком, считал шарфы опасной иллюзией – и по такому случаю придумал особый воротник-стойку, на «молнии» или на липучках, и вязаную «трубу» для зимы. С тех пор такие воротники назывались «глостеровскими». Вторым непременным атрибутом герцогского гардероба была круглая вязаная шапка – по сути, скатанная почти до предела кишка, шерстяное подобие презерватива. Одни утверждали, что такая шапка нужна, дабы прикрыть кривую проплешину на его голове, другие говорили – нет, это нужно для того, чтобы в любой момент надеть шлем, который тоже постоянно возили за ним.

* * *

Не хочу перегружать свой рассказ династическими схемами, Йорками, Ланкастерами, политическими убийствами и браками, всеми этими женами, годящимися в бабушки своим мужьям, племянниками, годящимися в отцы своим дядьям, внучками, годящимися в матери женам их дедушек, и так далее, но во избежание путаницы кое-какие моменты объяснить все же придется.

Проблема в том, что далеко не все дети короля тоже становятся королями. В те времена семь-восемь детей в семье, даже королевской, считалось нормой, а трон в Англии, если присмотреться – только один, и ясно, что на всех его не хватит. Хуже того. Все эти семь-восемь наследников, подрастая, тоже вступали в брак, производили на свет детей и тоже в немалых количествах, так что через два-три поколения число возможных претендентов на престол вырастало до взрывоопасных масштабов – в самом деле, большинство этих принцев, герцогов, графов, сиречь внуков, племянников, двоюродных и троюродных братьев были бы очень не против стать королями, причем многие не возражали до такой степени, что готовы были забыть о каких бы то ни было родственных братско-сестринских чувствах и ради своих амбиций взяться за меч, а коли не сладится дело мечом, пустить в ход кинжал или отраву.

И вот во времена Генриха VI Безумного, короля, мало способного к какому бы то ни было правлению, грянула смута, история которой в «Кентерберийском судебнике» некогда так изумила пожаловавших на Тратеру землян. Хроника тех усобиц – это отдельная книга, и не одна, поэтому предельно коротко скажу, что после многих лет побоищ, зверств и вероломств победили братья Эдуард и Ричард, Плантагенеты Йоркского дома. Эдуард стал королем, Эдуардом IV, а Ричард, герцог Йоркский, отец нашего героя – его главным советником. Однако болезнь и смерть не позволили старшему из братьев воплотить в жизнь его политические амбиции, королем стал его малолетний сын, Эдуард V, и бремя умиротворения и возвращения в законное русло страны, взбаламученной войной, легло на плечи Ричарда Йоркского, ставшего лордом-протектором. Наступила знаменитая эпоха регентства.

Ричард, несмотря на свой веселый нрав, правил мудро и осмотрительно, Англия на удивление быстро залечила военные раны, государственность вошла в колею, но вот король, молодой Эдуард, достиг совершеннолетия, и тут, собственно, вся история и начинается. Юный властитель был человеком по натуре беззлобным и от своих необузданных предков унаследовал одну-единственную черту – страсть к вину и развлечениям. Любые государственные дела вызывали у него смертельную скуку и отвращение, и, будучи еще принцем нежного возраста, он то и дело норовил сбежать из Лондона, от наставлений дядюшки-регента (которого изрядно побаивался, поскольку быстро уразумел, что у того веселье не помеха крутому нраву) в свой нежно любимый Париж, где его ожидала компания удалых собутыльников и верных подруг. Не будет преувеличением сказать, что, заполучив наконец в руки бразды правления и избавившись от надоедливой опеки, свое, тоже довольно непродолжительное, правление Эдуард превратил в один сплошной загул, а французское влияние при нем превратилось в нашествие.

Он многократно женился, разводился, и, поскольку его женам не грозил ни Тауэр, ни эшафот, особых потрясений это не вызывало – и все же именно на этой почве, что называется, под занавес, он выкинул коленце, которое повлияло на всю дальнейшую международную политику. Вопреки всякому политическому и просто здравому смыслу, последней избранницей Эдуарда стала Маргарита Анжуйская, троюродная сестра французского короля, дама не первой молодости, вдова и ко всему прочему мать унылого подростка по имени Анри Франсуа. Надо заметить, что ее с редким единодушием ненавидели как во Франции, так и в Англии. В браке царственная чета прожила меньше двух лет, когда в ночь после очередной попойки цирроз и водянка поставили точку в лихих приключениях Эдуарда V. Перед страной во весь свой зловещий рост поднялся вопрос престолонаследия.

Маргарита была законченной стервой, ядовитой и беспощадной, как гремучая змея. На английский трон у нее были далеко идущие планы, и за положение вдовствующей королевы она ухватилась мертвой хваткой. Формально она оказалась королевой-регентшей – Эдуард оставил после себя, кроме всех прочих, двух вполне законных детей: тринадцатилетнюю принцессу Марию и совсем еще крошечного Эдуарда-младшего. Именно они служили главным препятствием для осуществления надежд Маргариты, которая, как в той или иной степени было ясно всем, спала и видела английскую корону на голове своего любимого, вечно сонного и больного Анри. Однако, боясь увидеть на боевых стягах оппозиции изображение невинно убиенного дитяти, Маргарита не решалась устранить проблему традиционным способом и предпочла выждать, благо время работало на нее.

Наследники прозябали в безвестной провинции, бывший регент Ричард Йоркский был отрешен от дел, государство разваливалось с пугающей скоростью – бесшабашное правление Эдуарда, его бездумная, расточительная политика свели на нет купленные столь страшной ценой достижения воинственных Плантагенетов. Мятежный католический Север уходил в союз со Швецией и Норвегией, прихватив с собой выход к морям. Центр, то есть Бернисдель и Северо-Запад, полностью подпадал под власть не встречающей тут сопротивления Франции. Уэльс, и так уже давно не английский, попадал все в большую зависимость от набиравших с каждым годом силу соседей – коалиции Баварии, Саксонии, Тюрингии и Пруссии, и держались уэльские драконы лишь за счет своей природной тягучести и дремотной неподатливости. Переговоры по возвращению этих земель под сень британской короны без малейшей надежды тянулись уже много лет, и не было им видно ни конца ни края.

Чисто английскими оставались лишь вечно оппозиционные Йорк и Бристоль, морские ворота страны, ключ к Бискайскому заливу – но здешние лорды и слышать не хотели о подчинении овеянному гнилыми французскими ветрами Лондону, да никому неподвластный юг – левобережный Твидл с его алчными, неукротимыми баронами, денно и нощно мечтающими, преодолев Джевеллинский хребет, прибрать к рукам благословенную Аквитанию и послать куда подальше всякую метрополию вообще. Что же до юго-восточного клина, Алурского предгорья и примыкавших к нему неприветливых равнин Глостершира, то с отъездом Великого Регента противостоять шотландцам тут стало некому, и все со дня на день ждали, что Иаков Эдинбургский вновь объявит Твидл пограничной рекой и поведет воинственных скоттов дальше на север. Старая добрая Англия на глазах превращалась в туман и легенду.

Единственным человеком, способным сплотить раздираемую внутренними склоками патриотическую оппозицию, был Ричард Йоркский, бывший регент, равноуважаемый всеми группировками. Однако, чувствуя опасность, исходящую от этого человека, Маргарита повела против него настоящую войну. Увы, кроме авторитета и былой славы, Ричарду было нечего этому противопоставить – поддержки при дворе у него больше не было, армия ему не подчинялась, от прежнего парламента уцелела едва ли треть. Больше всех бесновались возвращавшиеся на родину и люто ненавидящие его эмигранты, в великом множестве бежавшие за кордон от казней и реформ Йорков. У этой шайки, подкормленной французским и испанским золотом, давно уже были отточены кинжалы на когда-то всесильного владыку страны, и их неустанные усилия однажды вынудили Ричарда признать, что игра проиграна, что рано или поздно десятое или двадцатое покушение в один прекрасный день достигнет цели. Ждать этого Ричард не стал, тем паче что у него в распоряжении было знание, недоступное современникам.

Конец ознакомительного фрагмента.