Чемоданчики

Меня возмутил его наезд.

– Нет, уж! Прости, Рафи, но лучше я буду побитым неудачником, чем буду творить беспредел. Хер его знает, может ты убил его!

– Беспредел! – рявкнул он. – Это то, что они сделали с нами.

Мы ещё долго метались вдоль дороги и спорили, но сейчас я уже слабо помню предмет наших споров. Все уже легли спать. За окном ночь играла в свете звёзд и уличных фонарей. Я настроил печатную машинку, смазал её, установил новую ленту и вставил чистый лист. Сначала слегка забил по клавишам проверить, не шумит ли она. Но, убедившись, что моя красавица никого не разбудит, забил пальцами по клавишам и на листе напечаталось «Глава первая». Я откинулся на стуле и стал размышлять над первой строчкой, к каким всегда отношусь с самым большим трепетом. Да, режиссёром я так и не стал. И сценарии мои никто не поставил. Зато я стал писателем, способным прокормить себя на гонорары. И это, в какой-то степени, искусная неудача. Наверное, я полностью познал искусство быть неудачником.

Эпилог

Уже была поздняя ночь, когда Мухаммед отвёз последнего пассажира. Он протёр слипавшиеся глаза и посмотрел на часы. Пора домой. В таком состоянии ездить по ночным дорогам небезопасно. Он уже собирался сдавать назад, как задняя дверь открылась и в салон сел человек.

– В Дзержинский.

Это было далеко, да Мухаммеду и не хотелось ехать с незнакомцем ночью на край города.

– Моя смена закончена. – сказал он.

– Плачу вдвойне.

Мухаммед посчитал пассажира крайне мутным типом и чувствовал напряжение от того, что он сидит в его машине. Но он подумал о хорошей прибыли и о детях: дорога до Дзержинского и так стоила немало, а тут ещё и платят вдвое больше – машина тронулась.

Всю дорогу Мухаммед поглядывал на таинственного пассажира. С виду он походил на представителя уличной шпаны: кеды, чёрный спортивный костюм с белыми полосками по бокам, твёрдые, как дерево, мышцы под олимпийкой. Только вот его глаза не складывались с остальным образом: спокойный глубокий взгляд мыслителя, будто видящий тебя насквозь. Пассажир дёрнул ремень поясной сумки и открыл её. Мухаммед напряг все мышцы, готовясь к нападению. Но из сумки пассажир достал всего лишь книжку карманного формата, раскрыл её и принялся читать. Уличные фонари хорошо освещали салон машины, и Мухаммед разглядел название – Максим Горький, «Детство». Данная картина сильно удивила таксиста.

– Любите читать? – спросил он.

Пассажир поднял глаза и хитро посмотрел на него.

– Да, имею за собой грешок.

Речь его полностью была лишена провинциального говора. Голос был настолько бархатным, а дикция – чёткой, как у прирождённого оратора.

– А я прошлой ночью подвозил одного писателя! – похвастался Мухаммед, пассажир внушал ему доверие, и он решил завязать с ним разговор.

– Да что вы? – удивился тот. – И что же культурные люди забыли в наших краях?

– Кажется, он здесь вырос.

Пассажир закрыл книгу. В глазах его заиграло любопытство.

– Хм! Дайте угадаю. Шанхай? Московская, 15?

– А вы его знаете?! – удивился Мухаммед.

Пассажир улыбнулся и положил голову на окно. Он наблюдал, как движущаяся тень машины пожирает свет на дороге. Он прошептал:

– С возвращением на родину, милый друг.

Эпизод второй. Персоналии

Пролог

Утром я бродил по дому и его окрестностям: саду, огороду, соседним дворикам, где играл мальчишкой. По дороге сюда, в поезде, я думал, что вернусь в прошлое, что каждая улочка будет рождать в голове очередное воспоминание. Но увы! Улицы как улицы. Дворы как дворы. Чтобы действительно вытянуть какое-либо воспоминание, приходится напрягать голову. А после двухлетнего отсутствия знакомые улочки открываются под другим углом. На площадках играют дети; раньше я их не видел, но, наблюдая за тем, как старательно они раскачивают скрипучие качели и разгоняют карусель, я довольно киваю; нашей мальчишеской армии пришла достойная замена.

Уже светало, когда я вернулся домой. Родители собирались на работу; я разогрел им остатки вчерашней еды и составил компанию за столом. Совместный завтрак в точности показывал наши отношения: разговор не задался. Мать жаловалась на работу, государство и маленькую зарплату. Отец поставил перед кружкой с кофе планшет и смотрел аниме. Тем не менее, я был рад, что сижу с ними за одним столом, слушаю жалобы матери и частые смешки отца на реплики героев. Они ушли. Я помыл посуду и принялся готовить завтрак.

Если Вы живёте в частном доме с собственным огородом и живностью, Вы, наверняка, знаете, что даже простая яичница может получиться произведением кулинарного искусства. Я нагрел сковороду. Наколол на вилку кусок домашнего сливочного масла, за коим дед ездил рано утром в каждый выходной на рынок. Положил дольки помидоров и разбил четыре домашних яйца. Желтки отливали сочным оранжевым цветом, белок вспенился, поднялся и стал похож на заварной крем. В нос заполз аромат топлённого масла и нежно обнял стенки ноздрей. Я натёр сыр, нарезал репчатого лука. Бросил всё в сковороду и накрыл крышкой, будто занавесом, сообщающем о том, что спектакль закончен. А главное, выключил конфорку. Чтобы яичница получилась идеальной, словно с картинки, важно её не передержать. Не нужно дополнительного жара: яйца запекутся благодаря температуре сковороды и пару, оседающему на крышке. Пока яйца доходили в сковороде, я вышел в огород и сорвал пучки свежей зелени: укроп, зелёный лучок, петрушечку. Обмыл холодной водой, мелко накромсал и посыпал золотистую яичницу. Репчатый лук пропитался томатным соком и создавал феерический аромат. Я снова накрыл блюдо крышкой, чтобы оно не остыло. Бросил в турку две ложки молотых кофейных зёрен, залил водой и поставил на конфорку. Заранее бросил в кружку две ложки сахара. Затем, что немаловажно, залил в пластмассовую колбу немного молока, закрыл крышкой и хорошенько взболтал. Молоко вспенилось, и пена поднялась по колбе вверх, пытаясь выползти в щель между крышкой и горлышком.

Во время готовки меня не покидали мысли о Рафи. Где он? Как он? Ошибочно думать, что мы прекратили общение после школы. Напротив, мы регулярно созванивались, а списывались и вовсе каждый день. Но в последнее время он изменился. Всё лето его было не застать онлайн. В соцсети заходил редко, а, если и читал мои сообщения, то отвечал на них уклончиво или же вовсе отмалчивался. Последняя наша полноценная переписка состоялась в мае. И меня это категорически не устраивало. Я скучал по старому другу. И, чёрт возьми, если судьба завяла меня обратно в Шахтинск, я должен настроить с ним контакт и встретиться. Говорят, что друзья детства не остаются с нами на всю жизнь, мол люди вырастают, меняются интересы, а на смену дружеским посиделкам приходит взрослая жизнь и её бесконечное решение бытовых вопросов. Это неверно. Дружба детства – это большой дом, стоящий на мощном фундаменте общих воспоминаний. А, как известно, детские воспоминания – самые сильные. Так что, как бы не менялся человек и его приоритеты, друг детства и воспоминания, связанные с ним, навсегда закрепятся в его памяти. Вот и в моей памяти они закрепились. Я хочу увидеть Рафа.

Кофе поднялось. Я вовремя убрал турку с конфорки. Залил кофе в чашку, перемешал сахар, а затем вылил молоко. Я перестарался: пены получилось так много, что она выбежала за края кружки.

На кухню зашла Вера Зиновьевна, а следом за ней и дед. Анатолий Александрович был одет в костюм с галстуком. Он работал директором в фирме, занимающейся ремонтом строительной техники, и с выходом на пенсию не намеревался бросать любимую работу. Дело даже не в том, что работу свою он любил. По-моему, больше всего на свете он любил охоту и рыбалку, ну и Веру Зиновьевну. Работа для него что-то наподобие спорта: она поддерживает не только его тело, но и дух, не позволяет стареть, заставляет, несмотря на выпадающие седые волосы и нездоровые зубы, оставаться бодрым молодым человеком. Сама мысль, что в нём ещё нуждаются, что большая фирма держится на плечах его ответственности и аналитическом уме, заставляет его думать, что жизнь продолжается, а, может быть, и вовсе только начинается.

Он положил в тарелку часть моей яичницы и после пары кусочков дал ей высокую оценку. Да, яичница получилась действительно вкусной, но он не мог испытывать того удовольствия, что испытал я. Два года я жил без домашних натуральных продуктов. И в эти дни я, будто заново родился. Еда заиграла новыми запахами и вкусами. Даже свежие помидоры отдавали сладким запахом вперемежку с запахом зелени и влажной земли, с которой были сорваны. Вера Зиновьевна же устроила мне выговор за то, что я готовил завтрак. В её понимании любимый внук должен был только и делать, что отдыхать. Но долго усидеть на месте я не могу. Мне хочется жить.

Я зашёл в соцсеть ВКонтакте на страницу Рафа. В последний раз он был онлайн неделю назад, и я не ждал, что сегодня он зайдёт и откликнется на моё сообщение. Потому я решил выйти на поиски друга и за одно ещё раз полюбоваться городом.

Я надел выходные брюки, футболку, на какую накинул рубашку, застегнул две пуговицы посередине и надел пиджак нежного ванильного цвета. Когда я спустился вниз, дед заметил:

– А вырядился как. К девочке, наверное, пошёл.

Да, время идёт, а ничего не меняется. Для них я остался бунтующим подростком и ловеласом, хоть последним никогда и не был.