Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Юля, Юля, Юля… Стоп! — обнимаю за плечи и притягиваю к себе. — Игорь — мой сын.
— Господи! — скулит мне в сиську, пальцами прищипывая сосок.
— Мы семья. Забыла?
— Я помню. Я рада. Я, — резко замолкает, все так же потирая мою грудь, — люб…
— Тшш! — обхватив ее затылок, сильнее вжимаю в тело. — За нами, кажется, шпионят. Слышишь, серенький мышонок где-то рядом делает подкоп?
— Нет, — гундосит в бесполезных попытках ослабить мой захват.
Это Игорь. Это наш сынок! Уже, похоже, встал и в детской знатно куролесит.
— Что он там делает? —
— В войнушку играет…
Как его биологический отец?
— … Черт! — шикает на меня. — Отпусти, пожалуйста. Твою мать!
— Юля, Юля…
— Красов, хватит! Воспитываешь несознательную бабу?
— Видимо, недотрахал! Очень жаль, — глубоко вздохнув, с явным сожалением на лице и в голосе, отпускаю, легко отталкивая от себя. — Трусы не забудь надеть, развратница! А то…
— А то?
— Получишь по голой заднице ремнем.
Жена подкатывает глазки и как-то с очевидным недоверием качает головой.
— Думаешь, шучу?
— Угу, — но кружевные поворозки все же тянет.
— Бра? — показываю на бюстгальтер, чашками покачивающийся на поверхности стиральной машины.
— Бра? — сжимает полушария, пропуская между пальцев острые соски. — Красов, ты какой-то тайный нимфоман.
— Этого не отрицаю, но все из-за тебя, Люлёк…
Все исключительно из-за нее.
Завтракаем сытно и обязательно полезно: овсянка, фруктовый творожок и пышные блинчики с кленовым сиропом, присыпанные шоколадной крошкой. Я вынужденно потребляю данный пищевой набор. Это из-за Игоря, конечно, который в точности все повторяет за мной.
Затем по расписанию у нас идет прогулка в парке, яркие аттракционы, детские качели, обед на выезде — выходное совместное времяпрепровождение. Но я определенно замечаю никуда не исчезающее волнение. Она точно нервничает, покручивает пальцы, ногтями поддевая шкуру, формирует заусениц, который, цокая, сама же и грызет. Так не годится, не пойдет…
— Юль, в чем дело? — решаюсь на еще один вопрос, которым, по-моему, уже успел достать ее.
Жена накручивает на палец локон, выставив острый локоть на бортик пассажирской двери в машине, в которой мы втроем сидим в ожидании «стрелки», разрешающей движение налево, чтобы аккуратно съехать на хорошо изученную трассу по направлению к родительскому дому.
— Ни в чем, — сухо отвечает. — Тебе пора! — кивком указывает на только что на светофоре появившийся нужный цвет.
— Спасибо, — осуществляю поворот. — Как в общем настроение?
— С утра не изменилось, Красов. Чувствую себя нормально, жалоб нет.
— Грубишь? — подмигиваю Игорю, сидящему сзади в детском безопасном кресле. — Мама меня ругает. Представляешь?
— А за сто? — смешно картавит парень.
— Не знаю, — дергаю плечами и с аналогичным вопросом обращаюсь к недовольной даме. — А за что? Ответь, пожалуйста.
— Я не ругаю, — следит за сыном вполоборота, пропуская между пальцев свой ремень безопасности. — Не выдумывай, пожалуйста. Едем к дедушке и бабушке, сынок. Навестим их, погуляем там, а потом домой вернемся. Хорошо?
— Да, — мальчуган хохочет, выставляя нам с ней на обозрение свой беззубый
рот.— Как дела, пацан? — отрываю руку от рычага и даю расчетную отмашку. — На счет три. Согласен?
— Да.
— Один! — задаю наш старт по договору.
— Два! — подхватывает Юля.
— Тли! — а последним детский голосок пищит.
— Отлично, семья. Так, как у нас дела?
— Нормально! — на три голоса одновременно отвечаем.
— Что по поводу музыки? Есть пожелания на сейчас? — теперь я обращаюсь к сыну.
— М-м-м, — жена закатывает глаза и откидывается в кресле, несколько раз прикладываясь затылком о не слишком мягкий подголовник.
— Тебе, я так понимаю, все равно, Люлёк?
— Я не имею права голоса в этом месте. Все равно ведь будет…
— «Блеменские лузыканты», — кто-то шустрый заказывает за нее.
Юлька выставляет руки в красноречивом жесте:
«Я же говорила, Красов. Зачем спросил? Все ведь было ясно!».
— Про сыщика, сынок?
— Врубай арию Трубадура, Костяника, — предлагает мне жена.
— Игорь, ты не возражаешь?
— Сто?
Похоже, высокопарную речь мальчишка в силу возраста пока еще не понимает. Ему почти четыре, без двух месяцев и трех дней.
— Желаешь послушать про любовь? — шепчу жене.
— Про страдания, наверное, — парирует мне.
— Какие там страдания?
— Врубай уже, — ладонью бьет по бардачку.
— Твоя просьба — для меня закон…
Долгая дорога, простые разговоры, детский смех на заднем сидении и перемигивания с женой, которая где-то на второй части музыкальных приключений бременских друзей немного оживилась и даже стала подпевать страдающей принцессе за белокурым смутьяном с крутой гитарой, но с большим шишом в кармане.
— Приехали, — слепо пялюсь в закрытые железные ворота, за которыми нас ожидает просторный двор и встреча с тем, с кем я предпочел бы не встречаться. По крайней мере, пока. Вру опять…
Я предпочел бы не встречаться… Никогда!
— Все хорошо? — жена трогает мои пальцы, барабанящие по обмотке рулевого колеса.
— Да, конечно, — отмираю и перевожу на нее глаза. — Сейчас… — ворота медленно раздвигаются, а я придавливаю газ. — Сейчас, сейчас, сейчас… — въезжая, бессмысленную чушь зачем-то повторяю.
Накатом подбираюсь к ступеням перед главным входом, плавно торможу, глушу двигатель и тут же замечаю крупную мужскую фигуру, стоящую на крыльце гостевого домика. Это Святослав?
— Хочешь, чтобы я с ним поговорил или…
— Нет, не надо.
— Уверена?
— Конечно.
Мудрый сильно изменился. Стал старше, выше, серьезнее? Или здесь кое-что еще? Он разворачивается на сто восемьдесят градусов и заходит внутрь дома, в котором, как сказал Сергей, временно живет.
— Куда он?
— Какая разница? — Юля сквозь зубы произносит. — В этом весь Свят. Его слово — закон, его желания — истинные и непререкаемые, а действия… Почти божественные! Служитель чести, почитатель совести, поклонник долга и психически больной, скучающий за откровенной бойней. Видимо, не выспался герой, — злобно добавляет. — Идиот! Пусть идет…