Chercher l'amour… Тебя ищу

— Спасибо, Леся, — перецепившись через дверной порожек, мелкий психопат вываливается наружу, размахивая руками в попытках удержать баланс и отыскать среди соблазнов и забав слишком шаткое эмоциональное равновесие. — Черт! Я такой неуклюжий.

И, похоже, невезучий! Рот прикрой, герой. Подбери слюни и зубами для порядка клацни, а потом, не торопясь, с чувством собственного достоинства из кабинета выйди. Потек «чирей на жопе». Невысокий, психически не стабильный живой «асоциальный геморрой».

— Осторожно, — смеется женщина и, по ощущениям — а я ведь, как обычно в этом месте, сижу с закрытыми глазами — руками прикрывает растянувшийся в обворожительной и располагающей к себе улыбке рот.

Елена Александровна Шепелева… Лена… Лёка… Алёна…

«Добрый день, я Леся» — так она представилась, когда я в первый раз попал к ней на прием.

— Свят? — «кто-то» мягко дергает за плечо. — Спите у меня под дверью?

— Нет, — не раскрывая глаз, «кому-то» отвечаю.

— Ко мне или…

— Привет! — приоткрыв одно веко, поднимаю бровь и наконец-то поворачиваю голову к той, которая вежливо обращается ко мне. — Уже закончила с Никитосом — задуренным невротиком-социофобом?

— Не язвите, пожалуйста, Святослав Сергеевич. Сегодня что? Разговоры или очередной дипломатический прием?

— Как пойдет, Алёнушка, — ладонями упираюсь в подобие кожи, на которой вынужденно сижу, растопыриваю пальцы и впиваюсь ими в каркас, удерживающий безвкусно декорированную шмотку. — Пора? — киваю на ожидающий нового клиента кабинет.

— Прошу, — вытягивает руку и ровняет тело с потемневшим от посторонних спин дверным проемом. — Время пошло, Мудрый.

Два часа плодотворной беседы в терапевтических целях или нехорошие игры в жесткую молчанку? Сегодня, если честно, я хотел бы рта не раскрывать. Чем хороша Леся, так это ненавязчивостью, тактичностью и титаническим, божественным, и уж точно совершенно не человеческим терпением. Выдержать такого, как я, не каждому дано, а Шепелева справляется уже на протяжении нескольких месяцев стабильно на «отлично», периодически добавляя к рейтинговой оценке короткий, совсем не жирный, минус, но, увы, не плюс. Последнее происходит тогда, когда я откровенно изображаю недоумка и утыкаюсь мордой в пол, пуская слюни на ковролин и растирая их ботинком.

— Святослав? — обращается, подавшись верхней половиной тела на меня вперед. — Может быть, все-таки поговорим?

— … — я отрицаю диалог и с громким выдохом откидываюсь на спинку кресла для пациентов центра психологической разгрузки-помощи, к которому приписан по долгу службы и в силу сложившихся не в мою пользу обстоятельств.

— Я, наверное, начну? Не возражаете?

— … — разрешаю, смаргиваю и застываю взглядом на ее располагающем к откровениям без купюр лице.

Светлые волосы, зеленые глаза, раскосый взгляд и идеальный овал без углов, дефектов кожи, а главное, без косметики. Природный, химией нетронутый тонкий образ и на определенного ценителя недолговечная красота.

— У Вас большой послужной список, Святослав. Есть государственные награды, благодарности… Вы герой.

— … — мгновенно вскидываюсь, на последней фразе, как от дефибриллирующего разряда оживая.

«И что?» — про себя кричу, намертво сцепив и так с недавних пор не разжимающиеся зубы.

— Сколько кампаний Вы прошли? Можете назвать количество? Хотя бы приблизительно.

— В деле все указано, — киваю на ее рабочий стол.

— Мне нужен Ваш ответ, Святослав. Как Вы оцениваете ситуацию? Лично.

— Не доверяете написанному?

— И все же.

Правильно ли я считаю? Это ее цель? Умею ли, дано ли мне такое, не растратил навык? Не израсходовали муштрой мозги? По-видимому, Леся сомневается в моих мыслительных способностях. Грандиозно!

— Говори мне «ты», пожалуйста, — в качестве ответа предлагаю.

— Нет, — отказ дополнительно подтверждает, качнув отрицание головой. — Во время сеансов этого не будет. Не стоит сокращать дистанцию и обесценивать отношения «врач-пациент».

Я пациент! Да просто охренеть…

— Почему?

— Это работа, я на рабочем месте. В мои должностные обязанности не включены личные отношения с…

— Такими, как я?

— Таковы правила.

Забыла, видимо, добавить:

«Я очень сожалею, мальчик».

— Значит, я твоя работа? — задаю вопрос, и громко хмыкнув, тут же осекаюсь.

Работа, обуза, эмоциональный инвалид, с которым тяжело наладить отношения. Да что там отношения… Я теперь никто! Социальный рядовой с погонами на два просвета и две средние звезды.

— Сколько…

— Я не помню, — поворачиваюсь лицом к окну. Солнце слепит, задевает чем-то воспаленную сетчатку глаза и заставляет суживаться подвижный к фотонам зрачок. Я морщусь, зажмуриваюсь, оставляя острую полоску топорщащихся ресниц. В ушах гудит, а руки трусит. — Какая разница? — дополнительно шиплю, не разжимая губ.

— Хорошо.

Хорошо? Это все? Странно. Я ведь не ответил на ее вопрос.

— Что это значит?

— Я пытаюсь начать разговор.

— Считаешь, что у тебя получается, а я иду на контакт, как тот слизняк из детского мультфильма? Дудишь, дудишь, а я копирую, потому что на самом деле не человек, а бесхребетная улитка чрезвычайно восприимчивая к выпущенным в определенном порядке нотам?

— Конечно. Сейчас я могу назвать точное количество слов, которые Вы произнесли, — усмехается, выставляет согнутые в локтях руки на подлокотники своего кресла и сцепляет пальцы в замок, который аккуратно подгоняет себе под гладкий подбородок. — Сказать или примите на веру?

— Скажи.

— С учетом последнего согласия — ровно шестьдесят два слова.

Шестьдесят два! Шестьдесят два раза я «с чувством, с толком, с расстановкой» раскрыл рот и выдал что-то важное в эфир. Хм! Я бы усомнился, да по сосредоточенному и серьезному выражению ее лица не скажешь, что она в чем-то именно сейчас специально шутит и меня намеренно стебет.

— Расскажите о своей семье, — она закидывает ногу на ногу, выставляя мне на обозрение острую коленку, обтянутую серой джинсовой брючиной.

— У меня нет семьи.

— Где Вы живете, Святослав? — нераздражающе, ненавязчиво и очень мило раскачивает оторванную от земли оттопыренную и свободную от обувного задника розовую пятку, отблескивающую нежной кожей, как у маленького ребенка.

— В доме, — застываю, глазами стопорюсь на птице, прыгающей по пластиковому отливу с той стороны и заглядывающей к нам в окно. — Как все, как обычный человек.