Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Тебя продолжительный срок считали погибшим, Святослав, а Юля посещала бесконечные опознания. Твой сын сдавал биологический материал. Ты знаешь, что это такое? Имеешь представление, через что эти двое прошли. Мне врезался в память один жуткий эпизод, рассказать?
— Нет.
— Нет — не представляешь или…
— Да. Я знаю, что такое опознание по ДНК.
— Представил, каково им было? — прищуриваю глаз.
— Да.
— Он, маленький, еще сосущий сиську, улыбчивый мальчишка, изо всех своих силенок помогал тебе, отцу, восстать и вернуться к нормальной жизни. Кто знал о том, что ты был пленен? — задаю, похоже, в пустоту вопрос и незамедлительно на него же отвечаю. — Никто! Если
— Я знаю.
— Не смей злиться на судьбу. У тебя нет на это прав. Ты винтик, шестерня в сложном механизме. Плыви по течению и возвращайся к полноценной жизни. Чувств к ней нет?
— Я не злюсь.
— Ты что-то чувствуешь к Юле? — иду ва-банк, куражусь, завожу его.
— Нет. Ничего. Я с этим, если честно, опоздал, Сергей. Она ведь не обещала ждать меня. Мы поссорились тогда, я, вероятно, был слишком эмоционален и грубо оскорбил ее, — вскидывает на меня глаза. — Теперь хотел бы извиниться.
— Это ни к чему. Не стоит будоражить то, что быльем красноречиво поросло, — выставляю ему под нос вытянутый спицей палец, — к тому же… Ты видный мужчина. Пора свистеть, Свят, и самочек в стайку собирать, — оглядываюсь на темный дом. — Подходящее время заводить собственную семью.
— Торопитесь сбагрить квартиранта?
— Господь с тобой, Мудрый, — отстраняюсь, разведя руки по сторонам. — И в мыслях не было, но…
— Я понимаю.
— Она вышла замуж. Костя, — замечаю, как он стягивает пальцы, формируя охренительные по мощи и объему кулаки, — Костя сделал предложение, она приняла его. Красов не переходил тебе дорогу, Свят. Он никого не подсиживал, не обманывал, не скрывал своих чувств и честно получил ее. Она не изменяла, потому что не связана была с тобой какими-либо обязательствами или клятвами. Вы не были парой, но тайком встречались. Как так вышло? Обман или…
— Вы судья, Сергей?
Увы! Отнюдь… Скорее, неугомонный бузотер, правонарушитель и возмутитель скучного спокойствия.
— Нет. Хочу, чтобы ты понял. У них…
— Все идеально. Я помню, понимаю и сживаюсь с этой мыслью. Зачем Вы это повторяете? — вполоборота задает вопрос. — Повторяете, словно пытаетесь в чем-то убедить себя. Или меня? Кого конкретно, Сергей Максимович?
Он прав! Чего я как глашатай?
— Идем, наверное, спать.
— Мне туда? — кивает на крыльцо гостевого дома.
— Могу пригласить к нам, но…
— Откажусь.
— Воспитание или что-то личное?
— Личное.
Точно. А у меня все решено:
«Удавлю урода… Если дотянусь, конечно».
— Поделишься или я зря напрашиваюсь на откровенность? — подмигиваю, ухмыляясь.
— Зря, — слова чеканит, транслируя собственное немногословие.
Он разворачивается и, покачивающейся, неуверенной походкой направляется к себе. Характер у козлины бешеный — отцовский или мой? Навязанный и вынужденный. Спонтанный генетический сбой — и темперамент теперь можно выторговать не только по наследству, но и получить по чудной неосторожности с детективным флером и внезапно обретенной ответственностью.
Странная история произошла со мной тогда, много лет назад, но благодаря этому мальчишке я обрел семью — жену и двух дочерей, за чье счастье сейчас спокоен, ибо все отменно решено. А вот с парнем с малых лет были грандиозные, масштабные, с размахом, что ли, далеко идущие проблемы. Тайна появления на свет, мистификация с рождением, затем паршивая ошибка — попискивающий под дверью крохотный подкидыш, сбрендившая мать, закончившая жизнь самоубийством — если мне не изменяет память, Алина, кажется, сиганула в речную бездну, перебросив ножки через кованые перила центрального моста. Его отец — мой тезка лишь по имени, а по профессии — кадровый военный, старший офицер.
Не помню всех подробностей, но Мудрый старший закончил жизнь на поле боя и долгое время считался пропавшим без вести, пока его посредством подобного опознания не возвратили к Святу, в счастливую, но малочисленную семью. Сын, видимо, пошел по стопам родителя и чуть не повторил его судьбу. За время своего отсутствия пацан лишился имеющейся жилплощади, удостоверяющих личность документов, утратил положение и остался без средств к существованию, зато приобрел вполне реальную психотравму, визиты к мозгоправу по установленному расписанию, бессонные ночи и наконец попал в разряд разнорабочих. С последним, кстати, Леха собирался подсобить. Надо бы напомнить об этом брату, а то загнется и зачахнет в искусственных лесах дармовая сила, а могла бы послужить отчизне и сбросить небольшую часть зажимов с хозяина такого мощного добра…— Жень? — шепчу на ухо жене, лежащей в кровати на боку и обращенной лицом к окну. — Женечка? — молчит, сопит, но ровно дышит. — Бойкот, Смирнова, да? Надутые губы, ссора, конфликт на ровном месте? — и все же тишина. — Ты спишь, что ли, жена? — утыкаюсь носом в заднюю часть тонкой шеи, обхватываю, уложив руку ей на мерно поднимающуюся грудь.
— Отстань, — пытаясь отползти, сильно вздрагивает и прижимает подбородок к груди, почти смертельно изгибая шею.
— Чего ты?
— Спокойной ночи, муж.
— Спокойной, — и все равно настаиваю, напираю и окончательно наглею, перекинув ногу через женское тело, левой пяткой подтягиваю недовольную к себе. — Не злись, чикуита. Маленькой кубинке грубость ни к чему!
— Все, видимо, нормально? Спел сыну колыбельную, утихомирил мужика? Как, кстати, у него дела? Отлично, вероятно? — аналогичный набивший чертову оскомину вопрос.
Не знаю…
Я об этом ни черта не знаю. Он ни разу не ответил прямо и развернуто, а я, наверное, не настаивал, успокоившись сухой отпиской, которой Святослав меня за интерес, как правило, от всей души вознаграждает. По всей видимости, пресное «окей» «Смирнова» целиком и полностью удовлетворяет.
— Да, — вру, про себя умоляя высшие силы смилостивиться и поступить хотя бы раз по совести, а не по какому-то накатанному наитию.
— У меня нехорошее предчувствие, Сережа, — внезапно выдает жена.
Этого мне только не хватало. Никогда не верил в эту ересь, но собачьей чуйкой обладала моя мать, у которой нос по ветру ходил в любое время года, выискивая неприятности, о которых всенепременно сообщал нам с отцом и братом.
— Это ведь предрассудки. Ты современная женщина, служительница науки, а лепечешь…
— У него нехороший взгляд. Он странный, дикий. Он совсем чужой.
— То есть?
— Это болезнь, Сергей. Святослав точно болен. Я чувствую. Господи, разве ты этого не видишь?
— Нет, конечно. Ни хрена не вижу.
Или не хочу. Не хочу видеть и что-то замечать.
— С чего ты взяла? Ошибаешься, Женек. Ты абсолютно не права.
— Он ведь ждет Юлю?
— Нет, не ждет.
— Перестань, черт тебя дери! Он не хочет ей добра, ненавидит, проклинает. Я это знаю! — прижимает кулаки к губам. — Свят зол на то, что произошло.
— Там все закончилось…
Так Мудрый заверил меня несколько минут назад.
— … его интересует только Игорь, чика.
— Тем хуже. Час от часу не легче. Неужели, — кряхтя, выкручиваясь, поворачивается лицом ко мне, — ты не видишь, что Святослав станет причиной разрыва. Он испортит Юле жизнь, разобьет ей сердце и заставит страдать, отбывая незаслуженное наказание. Он уничтожит ее семью. Я прошу тебя…
— Ты чего? — откланяюсь от нее. — Какого разрыва, какой причиной? Что за выступление? Столько пафоса и рвения. Тебя расслабить?