Черепаший вальс

Стоял ноябрь. Пахло прелыми листьями. Целый год прошел! Уже год я кружу вокруг этого озера. Год назад я ездила к Ирис в клинику, и она бредила, обвиняла меня в том, что я украла ее книгу, украла ее мужа, украла ее сына. Она тряхнула головой, чтобы отогнать эту мысль, так гармонирующую с черными стволами деревьев, голыми и сиротливыми. Год назад я увидела Антуана в вагоне метро. Это был всего лишь двойник. И еще год назад я, дрожа от холода, обходила вокруг озера в обществе Луки безразличного, Луки равнодушного. Заморосил мелкий дождик, и Жозефина прибавила шаг.

— Вперед, Дю Геклен! Будем играть в салки с каплями дождя…

Она втянула голову в плечи, стала смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на ветке или торчащем корне, и даже не заметила, что Дю Геклен уже не бежит за ней. Она летела вперед, прижав локти к бокам, работая всем телом, заставляя руки и ноги бороться с волнами, укрепляя сердце новой силой.

Марсель отправлял ей каждую неделю цветы с записочками: «Держись, Жози, держись, мы рядом, мы любим тебя…» Марсель, Жозиана, Младший — моя новая семья, от них можно не ждать удара ножом в сердце…

Потом она остановилась, поискала глазами Дю Геклена и заметила его неподалеку. Он сидел, глядя куда-то за горизонт.

— Дю Геклен! Дю Геклен! Давай! Иди сюда! Что ты там застрял?

Она хлопнула в ладоши, просвистела марш из «Моста через реку Квай» [150] , свою любимую мелодию, несколько раз топнула ногой, повторяя: Дю Геклен, Дю Геклен! Он не двигался. Она вернулась, встала рядом с ним на колени и шепнула ему на ухо:

— Ты заболел? Или сердишься?

150

Оскароносный фильм Дэвида Лина (1957), экранизация романа Пьера Буля.

Он смотрел вдаль. Его ноздри дрожали, и этот трепет означал: «Мне не нравится то, что я вижу, мне не нравится то, что предвещает горизонт». Она привыкла к его переменчивому настроению. У этого пса был взыскательный вкус: он не ел колбасу, пока ее не очистят. Она попыталась урезонить его, потянуть за холку, толкнуть вперед. Он упрямился. Тогда она встала, внимательно оглядела берег, сколько хватало взгляда, и заметила… того самого человека, похожего на спеленатую мумию; он бодрым шагом приближался к ним. Это сколько же она его не видела?

Дю Геклен зарычал. Его глаза превратились в два острых дротика, и Жозефина прошептала: «Он тебе не нравится?» Пес рычал все громче.

Она не успела разгадать ответ: человек уже подошел к ним вплотную. На сей раз он был без шарфов на шее. Довольно приятное лицо, смазливое, отметила Жозефина. Он, видимо, злоупотреблял автозагаром, потому что на шее видны были оранжевые полосы. Плохо размазал, подумала Жозефина, заметив про себя, что в ноябре такой загар выглядит бессмысленным кокетством.

— Это ваш пес? — спросил он, показывая пальцем на Дю Геклена.

— Это мой пес, и он очень красив.

— По-моему, такой эпитет не совсем подходит для Тарзана.

Тарзан? Какое неподходящее имя для собаки с благородным характером! Тарзан, здоровяк в маленьких трусиках, который прыгает с ветки на ветку, испуская истошные крики и пожирая бананы? Прототип доброго дикаря, воссозданный Голливудом и Национальным легионом в защиту благопристойности? [151]

151

Католическая организация, возникшая в США в первой половине ХХ века и подвергавшая кинематограф жесткой цензуре.

— Его зовут не Тарзан, а Дю Геклен.

— Нет. Я знаю его, и его зовут Тарзан.

— Пойдем, Дю Геклен, нам пора, — приказала Жозефина.

Дю Геклен не тронулся с места.

— Это моя собака, мадам…

— Ничего подобного. Это моя собака.

— Он сбежал примерно полгода назад…

Жозефина смутилась. Именно в это время она нашла Дю Геклена. Не зная, что сказать, она выпалила:

— Не надо было бросать его!

— Я его не бросал. Я отвез его в деревню, где он проводит большую часть времени, и он сбежал.

— А где доказательства, что он ваш? Не было ни татуировки, ни медали с адресом хозяина…

— Я могу найти уйму свидетелей, которые подтвердят, что эта собака принадлежит мне. Он два года прожил у меня в Моншове, улица Пти-Мулен, дом тридцать восемь… Отличный сторожевой пес. Его немного поранили взломщики, он бился как лев, и дом не тронули. Потом стоило ему только появиться, и любой головорез убегал со всех ног!

Жозефина почувствовала, как слезы подступают к глазам.

— Вам все равно, что его так изуродовали!

— Это его профессия — сторожевая собака. Я за это его и выбрал.

— А здесь вы что делаете, раз живете в деревне?

— Мне кажется, вы не в меру агрессивны, мадам.

Жозефина смягчилась. От страха, что у нее отнимут Дю Геклена, она была готова укусить.

— Вы понимаете, — сказала она примирительно, — я очень его люблю, и нам так хорошо вместе. Я, например, никогда его не привязываю, и все равно он повсюду следует за мной. Со мной слушает джаз, переворачивается на спину, и я чешу ему брюхо, я говорю ему, что он самый красивый в мире, и он закрывает глаза от удовольствия, и если я перестаю ласкать его и шептать ему комплименты, он легонько касается моей руки, чтобы я продолжала. Вы не можете его забрать, это мой друг. У меня в жизни произошло несколько очень тяжелых событий, и он все время был со мной. Когда я плакала, он подвывал и лизал мою руку, так что понимаете, если вы его заберете, это будет ужасно для меня, я не смогу без него, не смогу…

И тогда меня накроет последней волной…

Дю Геклен заскулил, подтверждая правоту и искренность ее слов, и мужчина сдался.

— Что касается вашего нескромного вопроса, мадам, знайте, что я пишу. Слова песен, либретто современных опер. Я работаю вместе с композитором, у которого своя студия на Ля Мюэтт, и каждый раз перед тем как встретиться с ним, я хожу вокруг озера. Это ритуал. Мне нужен покой. Я достаточно известен…

Он выдержал паузу, чтобы Жозефина могла его вспомнить. Но поскольку она не проявила особого интереса, он продолжал — несколько уязвленным тоном:

— Я закутывался по уши, чтобы меня не узнали. А Тарзана никогда не брал с собой, боялся, что он будет меня отвлекать. Я потерял его в Париже, когда собирался отвести к одной знакомой, она согласилась посидеть с ним. Я уезжал тогда в Нью-Йорк на запись музыкальной комедии в одном из Бродвейских театров. Он удрал, и у меня не было времени его искать. Представьте себе мое удивление, когда я обнаружил его сегодня утром…

— Ему будет лучше со мной, раз вы все время путешествуете.

Дю Геклен тявкнул, подтверждая свое согласие. Загорелый мужчина посмотрел на него и объявил: