Черешенки
Шрифт:
Вот так у нас появился наш личный гараж. На следующий день у меня уже было другое отцовское задание. Я окунал широкую кисть в круглую банку с очень вонючей краской и старательно водил ею по ржавому железу. Вечером мы все втроём – я, мама и отец – стояли в линеечку, освещённые закатным красным солнцем, и смотрели на гараж – на наш. Он был тёмно-зелёный. «Как сосновые иголки», – подумал я тогда. Что подумали мама с отцом, я не знал. Внутри стояла наша «беленькая». На дверях висел большой навесной замок.
В сарае пропасть было ну никак нельзя, он был очень маленьким. И этот неоспоримый факт также добавлял
В глубине всех сараев обязательно находилось отгороженное куском фанеры или железа небольшое пространство. Оно служило местом для хранения угля. Вот там-то и спрятался Мурый.
Мы были «разбойниками» и убегали всем скопом от «казаков». Ещё издали Мурый заметил, как, выходя из сарая, отец Олега Немого не навесил на двери замок. Тогда он осмысленно прибавил ходу и скрылся внутри – за заскрипевшими дверями. Когда мы поравнялись с тем сараем, от всего скопа оставались только я и Лавреша. Все остальные рассыпались по дороге кто куда, с уже заготовленными в головах планами своего спасения. Мы с Лаврешей таких планов не имели и убегали просто наугад – вперёд.
– Помогите, ребя! – в проёме приоткрывшейся двери появилась чернявая голова Мурого и звала нас к себе.
Мы, опасливо кинув взгляд на барак, где жили Немой и его отец, шмыгнули в сарай. Там Мурый штыковой лопатой уже вовсю готовил своё убежище – делал прямо в угле схрон. Лавреша быстро смекнул, что к чему, и, схватив ещё одну лопату, тоже принялся рыть. Моя сметливость была ничуть не хуже лаврешинской, но мне не досталось лопаты, и я стоял «на тазах», выглядывая на улицу в узкую щель меж двух рассохшихся дверных досок, – сёк обстановку на улице.
– Всё! Давай ныряй первым! – услышал я за своей спиной запыхавшийся голос Лавреши.
Мурый и нырнул. Очень даже удобно он помещался в вырытой ямке, сидя с подтянутыми к подбородку коленями. Но дело в том, что места там больше не оставалось ни для меня, ни для Лавреши. А необъявленный план наш был именно такой – спрятаться всем вместе. Сколько они ни пыхтели, копая уголь, большого углубления так и не получилось. Уголь предательски скатывался обратно вниз с образовавшихся по бокам валов и никак не хотел идти с ними на сговор.
– Давай закапывать, – сказал Лавреша и досадливо сплюнул на пол густую чёрную слюну.
– Подожди, – сказал я, снимая с руля подвешенного к потолку металлическими крюками велосипеда какую-то замусоленную тряпку. Ею оказалась небольшая часть старой ночной рубахи, в каких спали тогда все мамы. У моей была такая же, даже расцветка совпадала. Я накинул найденную ночнушку Мурому на голову, и Лавреша очень быстро его закопал.
– Нормал? – спросили мы уголь, в котором прятался наш друг.
– Нормал, – глухо отозвалось нам в ответ.
Нас с Лаврешей поймали самыми первыми. Мы даже не успели далеко отбежать от того самого
сарая. «Казаки» не сильно туго стянули какими-то шершавыми верёвками наши руки за спинами и оставили в качестве нашего охранника одного из братьев Пелёдиков (того, что Лёха). Он нас долго допрашивал. Мол, «Назовите ваш пароль!» и «Где прячутся остальные?! Отвечайте, а то расстреляем!» – и грозил нам деревянным автоматом неведанной конструкции и марки.Мы молчали. Совсем как партизаны из кино про войну. А они-то были для нас тогда настоящие авторитеты. Сильные бородатые дядьки из леса с ППШ на широком плече. Ух! Что касаемо пароля, то даже если бы и завелась в наших рядах в тот день вша предательства, так и она не смогла бы его назвать, даже если бы и хотела. Как-то всё слишком сумбурно получилось ещё в самом начале. Вся наша банда молниеносно разбежалась после объявления начала игры и совсем забыла его загадать. Мы видели с Лаврешей после того, как нас поймали, что двое казачков с соседней улицы – Заяц и Паша Егоров – выходили из сарая, где мы закопали Мурого, и отрицательно качали головой остальным: «Никого». Мы загадочно улыбались.
Спустя какое-то время вся наша «разбойничья шайка» была почти полностью обезврежена. Не поймали только одного Мурого. И «казаки», и «разбойники» стояли все вперемежку, смеялись и рассказывали, кто где прятался и как кого нашли.
– Если Мурый за зону забежал прятаться, это не считается, – сказал, насколько это было возможно, подчёркнуто строго Кралин. Он был у «казаков» командиром. Перед игрой обязательно оговаривалась зона, где можно было скрываться, а где запрещалось.
– Не зашёл! – в унисон выкрикнули мы с Лаврешей и снова довольно и загадочно заулыбались.
– Что, сдаётесь? – это уже невозмутимо серьёзничал наш главарь Медведь (Серёга Медведев). Он был нами, конечно же, осведомлён, где прятался последний «разбойник», и теперь, так как «казаки» его не смогли найти, склонял их сдаться.
– Тогда место нам покажете, – подумав, сказал Кралин.
Медведь тоже подумал. Но мы же выиграли. Игра и так как никогда затянулась, да и есть жуть как всем хотелось – набегались.
– Ладно, – сказал он и заорал громко в небо: – Мурый, выходи! Они проиграли!
Мы трое, кто знали, откуда должен появиться пропавший, повернулись в ту сторону. Следом за нами и все повернулись туда же.
Из-за угла появился он. Что набрасывал, что не набрасывал я на голову Мурого ту ночнушку, от въедливой угольной пыли она его почти не спасла. Чёрный он был от пяток до бровей, словно не сидел смирно в угольной куче, а барахтался в ней. Перепачканный, как трубочист, но безумно счастливый шёл навстречу нам наш друг и широко улыбался. Белизна зубов его на чёрном фоне казалась каким-то нелепым недоразумением.
Кто тогда первый закричал: «Тазы!», Лавреша или я, не помню. Но подействовал этот безудержный и внезапный крик, означающий приближающуюся опасность, совсем не на того, кому он был предназначен. Половина всей нашей когорты кинулась врассыпную кто куда. (Мальчишкам нельзя расслабляться! Мальчишки всегда на взводе! Слишком много у мальчишек врагов!)
Счастливый Мурый расслабился и поплатился за это. Спустя мгновение его уже держал за чумазое ухо отец Олега Немого. Теперь и нам пора было давать дёру.