Через дно кружки

Главбухша взглянула на него поверх очков, ядовито улыбнулась и сказала:

– У нас тут нет больших. Тут только лилипуты!

Кирилл сразу отреагировал на фразу, явно переделанную из любимого и часто им повторяемого выражения Баффета, и продолжил его по-баффетовски:

– Вы правы, если нанимать на работу людей ниже себя ростом, то компания скоро превратится в компанию карликов. Но если приглашать людей выше нас – компания будет компанией гигантов.

– Вот-вот, – взгляд Веры Ивановны подобрел, – а тут приходится сотрудничать совсем не с теми, кто нравится и кем можно восхищаться, и это, увы, не гарантирует мне приятное времяпрепровождение. Тут приходится работать с теми, от кого сводит желудок, а, как известно, это плохая идея.

Кирилл расплылся в улыбке от воспроизведенной второй из нескольких любимых им фраз миллиардера:

– Господи, вы сегодня первый человек на заводе, от которого не хочется уходить. Вера Ивановна, я так понимаю, что вы много чего можете сказать про структуру управления. Мы ее будем, скорее всего, полностью менять. Наметки у меня есть, но хотелось бы посоветоваться с вами. Наверняка вы многое можете предложить. Если не возражаете, в конце рабочего дня приходите ко мне в кабинет.

– О! – язвительно произнесла она. – Кирилл Викторович, вы мне льстите, не старовата ли я для вас? – И ехидно пропела: – «И девушек наших зовут в кабинет».

Кирилл покраснел, засмеялся.

– Вера Ивановна, я моложе вас женщин на заводе не видел!

– А девочки-менеджеры по продажам?

– Куда им, старушки, – Кирилл махнул рукой. – Вера Ивановна, не забудьте, пожалуйста, штатное расписание и остальное, – напомнил он и вышел.

К окончанию рабочего дня Кирилл продумал и нарисовал новую структуру завода. В ней было место главного конструктора для Григорьича, заместителя директора (начальника производства) для толкового начальника цеха, который изготавливал ему запчасти. Не забыл он и ни одного из слесарей-ремонтников своей автомастерской. Не было там места для бывших руководителей завода, разваливших его и надеявшихся паразитировать на этом заводе и дальше. Структура казалась Кириллу разумной и экономной. Вера Ивановна кое-что в ней посоветовала подправить, в целом одобрила, и вместе они прикинули возможные зарплаты работников. Получалось, что, сократив кучу бездельников и связав зарплату рабочих с прибылью от продажи продукции, можно было бы увеличить заработки почти наполовину. Не сразу, но если дело пойдет так, как задумано, наметили, чтобы рабочие в бригадах сами определяли, кто им нужен для выполнения задач, а руководители при необходимости только корректировали это и утверждали. Много еще чего они обговорили. Оставалось дождаться приезда генерального директора холдинга и его согласия на эти преобразования.

А до того Кирилл начал налаживать производство наиболее востребованных запасных частей. Тех, которые закупал для своей автомастерской. Сбытовики вовсю искали оптовых покупателей. И это удавалось.

Тимонин удивился, как быстро удалось Кириллу сработаться с лучшими профессионалами на заводе и перепрофилировать производство. Согласовал и утвердил все преобразования. Подсказывал, что делать в первую очередь, помогал решать сложные, не зависящие от производства вопросы. Перевел бывших руководителей подальше от завода, к себе в холдинг, вроде как с повышением. Создал для них управление, работавшее на самоокупаемости. Постепенно они развалили его и, оставшись без денег, разбежались кто куда.

Так у Кирилла начался новый этап жизни. Все закрутилось, завертелось. Полетели уже не часы, а недели, месяцы.

Дипломные работы были сделаны быстро, легко. Защита прошла отлично, и к середине лета он был дипломированным специалистом с законченным экономическим и юридическим университетским образованием, Директором механического завода. Производство к осени опять было переименовано в механический завод.

– Вот ты спрашиваешь: что же у молодого, здорового парня и не было подружек, девиц, женщин? Отвечаю. Были. Но ко всем он относился… как бы это сказать, чтобы правильно выразить суть. Вот! Потребительски. Именно потребительски. Началось это давным-давно. Во времена детства, когда Коляныч, а потом Малолетка меняли этих самых придорожных красавиц, готовых за бутылку стать и матерью и кем угодно. Были среди них разные. И судьба у каждой была своя, но сути это не меняло. Отношение сложилось тогда и продолжало быть. Коляныч давно изменился, бросил пить, Малолетка стал совсем не малолеткой, но, глядя на любую женщину, Киришка видел в них далеко не самое лучшее.

К статному, крепкому молодому мужчине, уже год как директору завода, интерес был у многих, но Кирилл этот интерес, как и само знакомство, быстро прекращал. Дел у него было невпроворот, и мысли его были поглощены заводскими делами, работой. Короче, еще не пришло его время. Парень пока не влюбился. А раз так, то закроем и мы до времени эту тему.

Днем солнце еще палило. По ночам приятный холодок из открытой на балкон двери заставлял залезать под легкое одеяло или простыню, а днем жарило. Как керосиновой паяльной лампой, выжигало закоулки, подворотни, и не было от него покоя ни в беседках, ни в подвалах, ни в домах. Должно быть, духота напоследок хотела, чтобы ее запомнили до следующего лета, и старалась, раскаляла асфальт, стены домов и самих обитателей города. Те, кто мог уехать за город, на дачи, в лес, к реке, блаженствовали, отогревались перед осенней слякотью, сыростью и зимой, накапливали тепло в загорелых телах, а городских жителей нескончаемая жара изматывала.

– Пекло, – говорили они, – когда же закончится это пекло?

Глядели на солнце, небо, но бесконечно далекая голубизна, выпаленная солнцем за лето почти до кипенно-белого цвета, звенела пустотой, напряженностью, будто собиралась оборваться, окончательно сгубить измученных обитателей, молчала и не давала ответа.

Начиналось воскресенье. Редкий день, когда можно было отвлечься от заводских забот, отоспаться, не думать о рабочих делах, запастись силами на следующую неделю. Кирилл только проснулся, вышел на балкон, облокотился на подоконник и смотрел на горизонт. На далекие деревья, реку, пустырь, заросший бурьяном. Глядел и ни о чем не думал, а просто, если говорить высокопарно, созерцал бесконечную и постоянно изменяющуюся природу. А если говорить по-простому – просыпался. Отходил ото сна.

Взгляд его привлекла фигура. Далеко, но Киришке было ясно видно, как по набережной шел гражданин, одетый не по сезону тепло. Застиранный до серого вида когда-то белый парусиновый пиджак. Киришка помнил из детства, что на спине у таких красовались шелковые этикетки иностранной компании «Вранглер». Может быть, он и свидетельствовал о модности господина в прошлом, но или прошлое это было очень далеким, или пиджак достался с чужого плеча по случаю. Пожалуй, скорее, было именно по случаю. Потому что темные штаны на субъекте коротковаты, из-под них выглядывали волосатые щиколотки, а на ногах, босых ногах, были зимние широченные, хлюпавшие при каждом шаге ботинки. С таким в разведку или на дело не пойдешь – сразу услышат, застукают! В руке у субъекта болтался в такт шагам большой сверток. Этот сверток, перевязанный разлохмаченной пеньковой веревкой, был не тяжел, но неудобен и по этой причине постоянно перекладывался из руки в руку. Все сказанное о неизвестном, скорее, казалось Кириллу и быть видимым не могло из-за дальности расстояния, но представлялось так ясно, что казалось очевидным.

Хотя дорога, по которой тип шел, называлась жителями и официальными деятелями «набережной», но на самом деле никакой набережной она не была, потому что река метров за двадцать до этого места поворачивала, уходила вправо, а тут, ниже асфальта, был пустырь и сочился ручей, заросший длинными вековыми сорняками и колючим кустарником. Воняло. Когда-то там, на дне, под сорняками была проложена канализация, но ее давным-давно прорвало, потом кое-как труба затянулась грязью, закрылась ржавчиной и сама собой залечилась. Течь перестало, но время от времени, особенно под весенними и осенними дождями короста размокала, рана вскрывалась, и вонь возвращалась, отравляя воздух и окрестное пространство. Подванивало и сейчас. Хотя грязь и глина от жары окаменели, но, видать, появились от этой самой жары трещины и потекло.

«Чего ему там делать? Туда так просто не ходят. Там…» – домысливать Кирилл не стал, а продолжил наблюдать за гражданином уже не просто так, не из любопытства, но напрягся, будто охотничий пес, учуявший добычу.

А гражданин шел и шел. Киришка отвлекся на минуту, а когда поглядел в ту сторону снова, мужичка уже не было. Гражданин исчез. Был и не стало.

«Ну и бог с ним», – подумал Кирилл, занялся делами и забыл бы о гражданине, но на следующее утро гражданин снова появился. Уже без свертка. На этот раз в руках у него было ведро. Он шел так же неспешно и в какой-то момент так же, как в прошлый раз, исчез. На следующий день история опять повторилась.

«Мираж какой-то, – решил Киришка. – Надо бы сходить посмотреть, чего там такое. Все это неспроста».

Неизвестный почему-то встревожил мысли Кирилла и всю неделю не забывался. В очередное воскресенье парень рано-рано отправился на пустырь. Пошел он так же, как ходил неизвестный тип. Сошел с асфальта, пошел по утрамбованной неизвестно кем дорожке между высоченными камышами, кустарником и бурьяном, потом по еле видной тропинке направился к берегу и здесь увидел спрятанную в камышах, за высоченными ивами низкую, в половину человеческого роста, кирпичную будку, накрытую сверху бетонной плитой.

Конец ознакомительного фрагмента.