Через двадцать лет

Нормальным… Ну да, конечно. Ноги несли и несли по улицам, прохожие скользили и шуршали мимо как листья, изредка падавшие на тротуары. Незаметно шумные повороты и переходы сменила площадь, и Джим, оторвавшись от мыслей, обнаружил, что проходит мимо большого здания театра. Картинка иронично дополняла пассаж о притворстве и точно соглашалась по всем пунктам.

Молодой человек остановился, прижимая учебники к груди. Он уже много раз ходил этой дороге, много раз видел и площадь, и круглый разъезд с пыхтящими автомобилями. Но никогда прежде не обращал внимания на театр, венчавший композицию. Никогда не смотрел на него как следует… Трёхэтажная постройка серого цвета, обклеенная внизу афишами, несколько дверей: одинаковых, нарядных, бесшумных. В них входили и выходили мужчины и женщины, собиравшиеся отдохнуть и развлечься. Джим с любопытством поднял голову, взирая на балконную галерею второго этажа. В театре люди тоже притворяются, верно? Но как-то по особенному, по-доброму. Этоправильное притворство, в отличие от его незамысловатой версии. И хотя молодой человек ни разу не был внутри – и не только внутри этого конкретного – он чувствовал, что всё наверняка именно так. Всё должно быть так. Жаль даже, что за год романа он ни разу не догадался пригасить сюда Луизу…

…Чьё-то неуместное плечо на узком тротуаре прервало состояние транса – от резкого толчка книги полетели на землю.

– Эй, осторожнее!

Спохватившись, Джим поднял учебники, только теперь обращая внимание, что тротуар действительно узок, а он занял всю середину. Листья-прохожие равнодушно или не очень огибали препятствие. Руки стряхнули грязь с обложек – по счастью, рядом не было никаких луж. Глаза снова обратились к театру, но последний невозмутимо и молча возвышался, безразличный к отдельным обитателям Эйвери-маунтин.

Театр не хуже людей умел притворяться.

* * *

– Это странно, я уже с неделю хожу домой после занятий или встреч с вами… Дорога проходит через Корт Сквер, и каждый раз я останавливаюсь поглазеть на театр.

Сеанс у доктора Китинг выпал на довольно солнечный день – яркий свет проникал сквозь тюлевые занавески, делая умеренность кабинета менее занудной. Кристин традиционно заварила чай, добавив к нему крохотные печенюшки. Сегодня она слушала охотнее – или, может, он проявлял больше активности? Или начинал привыкать… Оставив сумку с книгами на вешалке, Джим рассказывал о повторяющемся изо дня в день событии: прогулке мимо красивого здания. Он уже знал, что то называется театром Гордона, и ходил, надо заметить, не всегда мимо. В среду зачем-то прогулялся вокруг, обозревая стены, считая автомобили на парковке, вглядываясь в имена на афишах. Имена казались новыми и неведомыми – молодой человек узнал от силы парочку, про остальных прежде и не слышал. Впрочем, культурная просвещённость не была его сильной стороной, в чём Джим честно признался, теребя подлокотники кресла.

– Почему бы вам с родителями не побывать на каком-нибудь спектакле? – спросила Кристин, поймав паузу в его дурацком «отчёте».
– Это внесёт разнообразие, подарит хорошие впечатления, да и просто отвлечёт.

– От самоубийства?

– От цикличности, которую вы себе рисуете. От необходимости выживать, а не жить.

Джим поёрзал, переключившись с обивки на пригоршню взятых печенюшек.

– Я не знаю, как там, внутри. Не знаю, стоит ли посвящать кого-то и делиться открытием. Просто мне…, - он помедлил, жуя сладкое тесто, - мне так спокойно на Корт Сквер… Кажется, я хожу вокруг чего-то знакомого, словно видел эту красоту прежде, а потом забыл. Вот у вас бывает так?

– Бывает, - не смотря на обещание и намерение говорить исключительно о делах пациента, Кристин кивнула, - с местами – редко, чаще с людьми. Пару раз казалось, мои друзья мне снились или проскальзывали на улицах прежде – до нашей дружбы.

– С людьми, пожалуй, легче, - заметил Джим, повернувшись к окну и созерцая блики света на тюле, - а театр… Вы правы, наверное, но я боюсь. Боюсь разочароваться, что ли? Вдруг потеряю интерес, или родители не поймут, или спокойствие уйдет, когда я буду внутри…

– Вы изо всех сил преувеличиваете, - мягко пожурила доктор Китинг, - во-первых, вам сейчас нужны сильные положительные эмоции, как я говорила. Во-вторых, нужно найти дополнительное общее с семьёй – они едва не потеряли вас в физическом смысле, но и морального стоит остерегаться. А в-третьих…

Пауза. Джимми, успевший доесть печенье, неуверенно потянулся к бумажной салфетке на краю подноса.

– В-третьих?

– Нужно отвлечься от Луизы, - произнесла, наконец, женщина, - будет трудно. И больно. И не сразу получится. Но отпустить её необходимо – по крайней мере, временно.

Плавным движением Кристин повернула ручку своей чашки в нужную сторону.

– Жизнь полна сюрпризов и совпадений, Джеймс. Иногда – маленьких, а иногда – невероятных, как в случае с вашим несчастным тёзкой. К чему я веду: если суждено мисс Шоу и вам снова встретиться, это обязательно случится, рано или поздно. И именно сейчас выпала возможность научиться терпеливо ждать…

В тот день он уходил от психолога, чувствуя невидимое глазу, едва уловимое обновление. Чувствуя, что судьба, возможно, действительно сжалилась и уберегла от страшной ошибки. Конечно, родители твердили то же самое, выслушав ещё раньше о встрече в парке, но… Они не заговаривали про ожидания – про то, что казалось немыслимым и недоступным.

Чужое семейное счастье и гипотетическое свадебное платье Луизы ненадолго исчезли... Стоит ли ждать её, и сумеет ли он в принципе научиться ждать?

* * *

Три последующих дня не удавалось прогуливаться возле театра по вечерам – отец решил, что пора немного занять отпрыска и попросил помочь на фирме. В определённом смысле это позволяло проветрить мозги и набраться документно-бумажного опыта, хотя сосредоточиться на цифрах сейчас было трудно, как никогда. Интуиция упрямо и живо тянулась на Корт Сквер. А может, не интуиция, а руководившее им любопытство.

Внять совету доктора Китинг насчёт семейного просмотра спектаклей Джим не отважился. Но на четвёртый день, когда образовалось свободное время, по привычке завернул на площадь. Была середина дня, и холодное осеннее солнце лениво разливало свет по галерее и окнам театра. Джеймс остановился на бортике тротуара, недосягаемый для автомобильных зеркал и человеческих локтей. Каждый раз проходил одинаково: он являлся сюда, не зная причины, занимал выбранную точку и отключался от реальности. Каждый раз в голове крутились вопросы. Что заставляло упорно стремиться на Корт Сквер? Что он пытался ощутить или понять, разрешая ногам уже известный путь? Покрепче вцепившись в книги, молодой человек смотрел на величественное здание и с безуспешной честностью искал ответы.

– Сынок! Эй, тебе не нужна помощь?

Он увлёкся абстрактными идеями и не сразу сообразил, что обращаются к нему. Из дверей кассы, находившейся справа, выглянул какой-то тип в мешковатой куртке и зеркальных «авиаторах»[79]. Заметив, что на него обратили внимание, мужчина кивнул, недвусмысленно приглашая подойти. Джим покачал головой, вернувшись к своему занятию. Ему не было дела до посторонних зрителей, сновавших мимо и стремящихся поскорее приобрести билеты. И, в любом случае, он не просил чужой помощи там, где пока не мог определиться самостоятельно.

Незнакомец пожал плечами и извлёк из дверей кассы всего себя – изношенно-пропылённого но по-прежнему заинтересованного. Джим не хотел вмешательства и любопытства, не сегодня. Но чувствовал, что долго предаваться разглядыванию театра не получится.

– Что ж ты там такое увидел, а? – встав на край тротуара по соседству, мужчина задрал голову и тоже посмотрел на серую стену с рядами окон. Затем – обратно на Джима. И вновь на стену.
– Неужели интересное зрелище?