Через двадцать лет

– Ну, до встречи. Успехов тебе в работе.

– Взаимно, - кивнул парень и перевёл взгляд на отца, - и да, пап… удачи с операциями.

Долго и ответственно терпевший, Леонард вышел на мгновение из молчаливого транса и вздрогнул. Тёмные глаза сердито полыхнули – этот его взгляд можно было сравнить с резким свистом бича в темноте. Развернувшись и по-прежнему ничего не говоря, мужчина пошёл к автомобилю. Секунду спустя Анжела, печально улыбнувшись сыну, двинулась за мужем. Дэн проводил глазами чёрную машину, рассеявшую своими лаковыми боками безответное напутствие отцу. Что бы он ни делал…

Окружающий мир, посветлев, расширился и снова стал собой – здоровенным шумным городом. Глубоко вздохнув несколько раз, Дэниел осознал вдруг, что руки, вцепившиеся в шлем и лямку рюкзака, дрожат. Они дрожали, видимо, с момента открытия дверцы Форда. Развернувшись, молодой человек пошёл к оставленному неподалёку мотоциклу. Что бы ни делалось, что бы ни говорилось - всё неизменно. Общая гамма папиных взглядом порицала, стыдила и в сверхскоростном ритме развивала чувство беззащитности. Уже добрых восемь лет развивала. Или всё началось намного раньше?

* * *

С детства, насколько Дэн себя помнил, его готовили к карьере медика. Это было предопределено судьбой, звёздами, традициями и самими родителями, кажется, задолго до покупки детской коляски. Да и разве могло сложиться иначе в семье, где руки держали скальпель виртуознее и увереннее, чем художник – свою кисть? Анжела Спаркс, опытный хирург с превосходной интуицией, не раз спасала, помогала и восстанавливала. У неё была железная репутация, доброе сердце и роскошные голубые глаза – всё вместе очаровывало людей, от коллег и благодарных пациентов до случайных знакомых. Окончив университет при госпитале Святой Марии, Анжела собиралась остаться преподавать, но почти сразу последовало предложение заняться практикой, выгодное и лестное. Подумав, что преподавание никуда не денется и дождётся её, женщина согласилась и сменила брючный костюм на сине-серую пижамку и маску.

Что касается Леонарда Спаркса – он был врачом в третьем поколении и чтил семейные устои. Превосходный нейрохирирург, едва ли не боготворимый в профессиональных кругах, мужчина разработал собственную методику проведения операций на спинном мозге и неоднократно становился героем восхваляющих статей – как медицинских, так и газетных. Несколько его научных работ студенты проглатывали с жадностью пираний и благоговейным трепетом. Для Леонарда слово «невозможно» как диагноз было бесполезным и малоприменимым: он старался делать так, чтобы «невозможно» звучало комплиментом успешному результату. Обладатель острого ума и сильной воли, мужчина напоминал свой собственный профиль: чеканный, жёсткий и бескомпромиссный.

Двое людей, увлечённых совместным делом, но максимально разных по натуре. Как именно они сошлись и почему решили создать семью – загадка.

Наследник, появившийся года через полтора, был единственным и желанным. Дэниел вобрал лучшее от обоих родителей: внешне это проявлялось в отцовском телосложении, помноженном на материнское обаяние. Внутренние же качества, трудноопределимые в детстве, крепли и ждали момента. А до тех пор мальчику надлежало быть послушным и дисциплинированным.

И да, мальчику надлежало стать врачом, никак иначе.

О своей участи Дэниел догадывался – мама и папа, как какие-нибудь звёзды, иной раз появлялись на телеэкране и в прессе; отцовский кабинет дома, в Гринплейс, напоминал музей с экспонатами и старыми книгами. Фамилии Кушинга[22], Денди[23] или, добавочно, Оливекруны[24] звучали в присутствии сына чаще, чем названия сказок на ночь. А родительские таблички с именами, цепляемые на халаты, он помнил как два стоп-кадра: фото, подпись и загадочное «Эм.Ди.»[25] под слоем пластика. Мать воспитывала отпрыска мягко и, в силу собственного характера, более гибко. Леонард же, казалось, поджидал тот день и час, когда из простого папы-наблюдателя можно и нужно превращаться в строгого отца-наставника.

Пока день Х не наступил, Дэниел играл, ездил в школу и ребёнком был беспроблемным. Может, порой излишне активничал… Или одаривался в избытке вниманием противоположного пола… Класса с третьего, когда сплошная масса детей начала смотреть по сторонам и делиться на «мальчиков» и «девочек», Дэн одним из первых получал записочки и пахнущие сладкими завтраками поцелуи в щёку. Отец хмурился на рассказы о «глупых поспешностях», а мать лишь улыбалась, вероятно, руководствуясь интуицией. Отметки радовали, поведение не выделялось из общего, а записочки… Ну что ж, подрастёт – будет иметь успех у женщин. Возможно, всё бы и дальше развивалось банально и продуманно, делая витки взросления, однако судьба вмешалась самым неожиданным образом.

Когда младшему Спарксу исполнилось десять, родители решили всей семьёй отправиться на отдых в Лондон – посмотреть достопримечательности, постоять на Меридиане[26], отметить первый юбилей наследника. Меридиан и архитектуру Дэн плохо помнил – везде было слишком необычно и ново, одно наслаивалось на другое, перекрывало третье, и вообще автомобили ездили не в ту сторону[27]. Зато он прекрасно помнил «Дядю Ваню», увиденного в Олд Вике…

День Х и папино «превращение» стремительно приближались.

Это было какой-то окрыляющей, волшебной картиной. Тим Стронг, в ту пору не седой и не располневший, находился на пике карьеры. Позади – только что сыгранный Фальстаф в «Генрихе IV», впереди – Биггли из «Как преуспеть в бизнесе…». Дэн, в виду малолетства пока не знакомый со всеми произведениями Шекспира и Бродвейским мюзиклом, не мог оценить эволюцию и отдельные нюансы актёрской игры. И вряд ли понимал сложность финансовых проблем у героев с труднопроизносимыми именами. На родине, в Эйвери-маунтин, мальчик прежде раз или два брался родителями на какие-то постановки, давно поблёкшие в детском сознании. Тем не менее, сейчас его сознание сработало как живая камера: и спустя годы он помнил клетчатый жилет и усталую походку Стронга, а так же кружева на платьях у женщин и сложные причёски. Люди, создававшие новый мир и новые истории… И ещё он отчего-то запомнил странный тонкий аромат со сцены, долетавший до середины партера.

Пыль и свобода. Так мог пахнуть только театр.

Юный Спаркс потянулся к искусству, не видя, что его уже тянут в другую сторону.

Вернувшись в Эйвери-маунтин, он записался в школьный театр и начал читать – всё, что только могли предложить старая школьная и выцветшая семейная библиотеки. Мисс Тейт, руководитель театрального кружка, приняла нового участника с распростёртыми объятиями – мальчиков в постановках сильно не хватало, хотя, конечно, вопрос о «Дяде Ване» женщину немного шокировал. «Начинать следует с чего-то более простого и менее зарубежного, а потом усложнять постепенно», - объяснила она. Дэниел готов был попробовать, однако, возраст требовал своё – жаждалось всё и сразу. И чем больше жаждал младший Спаркс, тем мрачнее становился старший.

Первый серьёзный разговор состоялся после первого же творческого вечера – детской сказки, в которой Дэниел имел несколько выходов, активно распыляя по сторонам «волшебную пыль» - крупные фольговые звёздочки. Родители присутствовали на спектакле, как и семьи прочих «актёров». Дэн старался так, словно, по меньшей мере, «Гамлета» читал – худенький и глазастый, он вскидывал голову, делал какие-то пассы руками и едва не запутался в длинном балахоне, выполнявшем роль старой мантии. Голос, не смотря на волнение, не дрожал – да не так много и слов там было. После представления, когда пришла пора сдавать «мантию» мисс Тейт, ученики и их родители встретились в общей зале, обнимаясь, раздавая и принимая похвалы. Чета Спарксов застала отпрыска в компании двух ещё не переодевшихся партнёрш по сцене – девочки, буквально отпихивая друг друга, изящно вытряхивали из волос Дэниела остатки звёздочек. При этом вокруг что-то такое звучало от чужих родителей о его фотогеничности и несомненном таланте. Сияя от внимания посторонних, юный дебютант повернулся к родителям.