Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле

Я размотал свою пародию на чалму, разорвал ее на две равные половины и обмотал плотно кулаки: не хватало еще выбить костяшки, если придется драться. Нашел самый крепкий дубовый сук сантиметров сорок длинной и прислонил его к стене у двери. За всеми этими хлопотами я не заметил, как вернулся Никос.

— Коста, Коста! Я тебе воды принес, — дверь приоткрылась, и чья-то рука – николашкина, понятное дело – выставила у порога кувшин с водой.

«Терзают меня смутные подозрения, что водица та – непростая, с маковым молочком. Выпьешь – и козлёночком станешь, спящим беспробудно. Так что пить не стану, воздержусь», — подумал я и тихонько всхрапнул. Никоса мой актерский бенефис, по-видимому, удовлетворил. Он прикрыл осторожно дверь и удалился.

Теперь нужно хотя бы пару часов поспать. Потом, чувствовал я, будет не до того. Но прежде захотелось разобраться в паре вопросов. Вернее, в паре самых насущных, ибо общий список вопросов нарастал как снежный ком.

В принципе, оба связаны между собой.

Итак, первый. Как я в огромном мегаполисе умудрился прибежать именно туда, где смог найти первые ответы о Варвакисе? И второй. Почему Никос мне так подозрителен?

В голову приходят также два ответа. Или здесь замешано божественное вмешательство. Или на меня действует сознание – быть может, постсознание, остатки воспоминаний, отпечатки, слепки, закладки, все что угодно – или память, каким-то чудом сохранившиеся в теле Варвакиса. Я – реципиент, он – донор, должна быть какая-то связь. Мне остается лишь гадать.

Я не заметил, как задремал, прокидывая варианты вопросов и ответов. Разбудил меня тихий скрип двери моего сарая. В лунном свет блеснула сталь широкого кривого ножа, похожего на здоровенный рыболовный крючок.

[1]Монетная система Османской Империи при Махмуде II испытывала сильное влияние политического кризиса. Разменная монета (медная) пар имела номинал в 1, 5, 10, 20 и 40. 40 пар составляли 1 куруш (пиастр), который в свою очередь имел номинал в 0.5, 1, 2, 5, 10 и 20 и чеканился из серебра. Монеты номиналом в 25, 50, 100, 250 и 500 чеканились из золота (данные взяты из словаря Брокгауза и Ефрона). Авторы не уверены, что термин «билонная» уже употреблялся, но смысл его скоро до Косты дойдет.

[2]Распространенное среди населения Грузии и Армении ругательство, которое Г. Данелия и Р. Габриадзе превратили в «чатланина» в фильме «Кин-дза-дза». «Мараз, гётверан» – тоже ругательства, но тюркские и к комедии отношения не имеют.

Глава 3. Неверность единоверцев.

Невысокая темная фигура скользнула к моей ловушке на соломе. За ней вторая, повыше и шире в плечах. Черная, будто натуральный черт, как его малюют кузнецы с хуторов близ Диканьки, с прикрытой чем-то бесформенным головой.

Я встал, подхватывая свою дубинку. Размахнуться палкой не позволяло тесное пространство. Поэтому, не особо мудрствуя, перехватил дубовый сук в середине и со всей дури приложил вторженца где-то в районе уха. Чертов ассасин безмолвно повалился вбок, крепко приложившись о дощатую боковую стенку, а затем стёк по ней на пол. Замер без движения.

Первый вошедший слегка присел перед моей куклой, практически одновременно с моим сокрушительным «приветом», и с размаху вонзил свой нож в мою куклу. Его оружие – кажется, подобные называют «ханджар», ими все сувенирные лавки забиты в Салониках – благополучно застряло в плотном кожаном рулоне. Но он даже не попытался его вытащить. Стремительно развернувшись, он упал на тело напарника у своих ног с криком:

— Брат, брат!

Я прижал свою дубинку в районе его шеи:

— Замри, чатлах, и не шевелись – в миг твою тупую башку снесу!

— Что ты наделал?! – тихо возопил этот неудачник, обнимая напарника и всхлипывая. Я с огромным удивлением понял: судя по голосу и фигуре, передо мной юнец, только-только сбривший первые усы. – Ты за это ответишь! Если ты его убил, тебе не сносить головы. Мы – из стражи Патриарха!

— Да хоть султана! Руки назад протяни, иначе брату твоему не помогу, и сам к нему присоединишься – как покойник.

Этот дурачок безропотно сложил руки за спиной, успев, похоже, убедиться, что подельник дышит. Я быстро скинул тряпку с левой руки, скрутил ее наподобие жгута. Отложил не без опасений свою дубинку в сторону, постарался связать руки нападавшему. Потом тряпкой с правой руки проделал аналогичное со вторым. Поднапрягшись, я привалил обоих к стене. Грозно цыкнул на мальчишку, пытавшегося что-то сказать.

Подхватил уцелевший у двери кувшин, сдернул с головы потерявшего сознание «брата» что-то вроде монашеского куколя с вышитыми крестами и полил на него водой. Даже попытался немного влить в неплотно сжатые губы. Пострадавший монах что-то попытался промычать, пуская пузыри.

— Не надо, не надо, – запричитал юнец.

— Что в кувшине, отрава?

— Нет, сонное зелье.

Я хмыкнул, довольный своей предусмотрительностью.

— Заснуть – не сдохнуть. Кто вы такие?

— Мы из стражи Патриарха, — уверил меня юный капитан очевидность.

— Забавная у Всесвятейшества Константинопольского охрана. Или вы по мокрым делам, в смысле, по убиению православных?

— Какой из тебя христианин, коль ты греков с турками равняешь?

Вот и вторая, после кувшина, ласточка связи этих лузеров с Николкой-чатлахом.

— Не тебе, поганец, судить. Я турок больше прирезал, чем ты за сиську подержался, – решил я для поднятия авторитета прихвастнуть предполагаемыми подвигами Варвакиса. – Помолчи пока. Заговоришь, лишь когда спрошу, не то пипирку отчекрыжу.

Я вернулся к моей кукле и с трудом вытащил ханджар. Потом обыскал пол. Нашел дубинку, похожую на мою, только поровнее и поувесистее. Не ей ли утром угостили Варвакиса?

— Эй, ты, отрыжка богословия, вы что ли на меня напали ранее?

Монашек, как и брат (не поймешь, родной или во Христе), обряженный – я в монастырских одежах плохо разбирался – в черную рясу или подрясник, промычал что-то отрицательное.

— Ну, нет, так дело не пойдет. Добрым словом от тебя, похоже, ничего не добьешься. Будем резать, как говорила одна веселая врачиха.

Про врачиху юнец ничего не понял, но слово «резать» сомнений у него не оставило. Тем более, когда я стал задирать ему рясу. Он засучил ногами, но припертый к стене, отползти никуда не смог. Под верхней одеждой у него, к моему великому удивлению, нижнего белья не обнаружилось. Прижать плоскость ножа к внутренней поверхности бедра ничего не мешало.

— Замри, если не хочешь в евнухи! – юнец немедленно послушался. – Повторяю вопрос для особо непонятливых: первое нападение – ваших рук дело?

— Наших, – обреченно подтвердил монашек. – Прости, добрый человек, черт попутал!

— Вашего черта звать Никос Теримос, и, судя по всему, вы заявились доделать недоделанное, получив рекламацию от заказчика.

— Чудно ты слова складываешь, грек. Словно в Пере живешь у франков.

Вот же ж! Надо за лексикой следить внимательнее, чтобы не получить проблем с коммуникацией.

— И почем нынче похоронить? Или притопить, не знаю ваших планов? Какие расценки у Никоса?

— Дукат получили, – признался незадачливый ассасин образца 1836-го года.