Черная беда

Привлечь местных жителей удалось главным образом благодаря рекламе. В самые тяжелые дни, когда Сету казалось, что предрассудки его народа преодолеть невозможно, и даже Бэзил склонялся к тому, чтобы праздник отложить, среди книг, которые ежемесячно приходили императору из Европы, Сет обнаружил набор на редкость зажигательных советских плакатов. Поначалу казалось, что перепечатать их не удастся: в типографии "Курьера" копировальных станков не было. Сет уже подумывал о том, не использовать ли рабов для тиражирования его эскиза, но тут господин Юкумян вспомнил, что несколько лет назад один предприимчивый филантроп завещал ввести литографирование в программу американской баптистской школы. Как выяснилось, литографский станок, несмотря на все старания нерадивых учеников, уцелел. Господин Юкумян купил его у пастора и перепродал - с немалой выгодой для себя - отделу изящных искусств Министерства модернизации. Затем в армянской колонии Дебра-Довы - опять же не без помощи господина Юкумяна - был найден художник, который согласился сделать плакат по эскизу Сета. Плакат этот, предназначавшийся для неграмотных туземцев и превозносивший неоспоримые преимущества контроля над рождаемостью, получился большим, красочным и явился самым значительным достижением нового министерства. Господин Юкумян ходил в героях. Плакат расклеили по всей столице, он висел во всех нужниках по пути следования поезда "Матоди-Дебра-Дова", в особняках вице-королей и в хижинах туземных вождей, в тюрьмах и казармах, на виселицах и на деревьях джу-джу, под которыми творились заклинания. И где бы этот плакат ни висел, вокруг него всегда толпилась кучка любопытных, совершенно сбитых с толку азанийцев.

На плакате было два рисунка - один слева, другой справа. На левом рисунке изображалась старая, полуразвалившаяся хижина, забитая больными детьми разного возраста: тут были и увечные, и обезображенные, и слепые, и прыщавые, и полоумные; возле пустой миски сидел на корточках преждевременно состарившийся многодетный отец; в дверях, дробя мотыгой жалкую кучку зерна, стояла высохшая и согбенная от деторождения мать. Дом на правом рисунке, по контрасту, был светлый и просторный; в комнате за столом сидела молодая мать и с аппетитом уплетала громадный кусок сырого мяса, рядом, покуривая кальян (который по-прежнему считался в стране признаком сытой, досужей жизни), расположился ее муж, а между ними, с газетой на коленях, сидел их единственный, пышущий здоровьем ребенок. Между этими двумя домами было во всех подробностях изображено ультрасовременное противозачаточное приспособление, под которым стояла подпись на сакуйю: А КАКОЙ ДОМ ВЫБИРАЕТЕ ВЫ?

Интерес этот плакат вызвал необычайный. Повсюду, во всех самых отдаленных уголках острова, азанийцы задумчиво качали своими курчавыми головами, тыкали в плакат черными пальцами и что-то лопотали, прищелкивая языком и скаля белые зубы. Смысл красивых новых картинок был понятен абсолютно всем:

"Видишь, справа - богатый человек, трубку курит, прямо как вождь. Но жена у него плохой, сидит мясо ест. И муж тоже плохой - только один сын имеет.

Видишь, слева - бедный человек, есть нечего. Но жена у него очень хороший, работает хорошо. И муж тоже хороший, одиннадцать детей имеет, один совсем сумасшедший - святой, значит. А посередине императорское джу-джу; захочет - будешь ты хороший человек, бедный человек, одиннадцать детей иметь будешь".

В результате, несмотря на протесты земельной аристократии и Церкви, туземцы начали со всей страны стекаться в город на праздник, с нетерпением ожидая, что благодаря новому колдовству они обретут невиданную потенцию и плодовитость.

"В очередной раз, - писал Бэзил в передовице "Курьера", - простой народ империи отверг притязания предвзятого и корыстного меньшинства и единодушно откликнулся на призыв своего императора следовать по пути Прогресса и Новой Эры".

Спрос на "джу-джу императора" был столь велик, что за несколько дней до праздника господин Юкумян был вынужден срочно телеграфировать в Каир, чтобы прислали очередную партию противозачаточных средств.

Тем временем несторианский патриарх стал частым гостем французского посольства.

– Теперь с нами армия, с нами Церковь, - сказал мсье Байон. Осталось только подыскать подходящую кандидатуру иа королевский трон.

– Если хочешь знать мое мнение, - сказал как-то утром Бэзил вскоре после распространения плакатов, - самое трудное в нашей работе - это преданность короне.

– Господи, мистер Сил, что это вы такое говорите? За такие слова и отравить ведь могут. Что он на этот раз выдумал?

– Вот, полюбуйся.
– И Бэзил вручил господину Юкумяну только что прншедшую из дворца бумагу: "Прошу ознакомиться и принять необходимые меры. Мною решено упразднить следующее:

Смертную казнь

Брак

Язык сакуйю и все местные диалекты

Детскую смертность

Тотемизм

Варварскую жестокость

Заклад земельных участков

Эмиграцию

Пожалуйста, займитесь всем этим. А также организуйте систему резервуаров для снабжения города водой и набросайте план экзаменационных программ для приема в корпорацию общественного обслуживания. Предлагаю в качестве обязательного языка ввести эсперанто. Сет".

– А все потому, что он читает книги, мистер Сил. Пока вы не найдете ему женщину, он вас в покое не оставит, и не надейтесь. Хоть бы пил, что ли...

Как вскоре выяснилось, заслуги министерства в деле контроля над рождаемостью возымели весьма неприятные последствия. Если раньше у Бэзила и мистера Юкумяна были основания сетовать на упрямство и прямолинейность своего повелителя, то теперь они страдали от противоположной крайности его характера. Казалось, фантазия Сета в момент наивысшего успеха уподобилась вулканическому озеру, которое, внезапно вздыбившись из-за извержения невидимых подземных вулканов, потемнело, закипело и вышло из берегов, растекаясь тысячью бурных потоков. Серьезный, довольно робкий молодой человек внезапно сделался капризным и импульсивным; в голове у него бурлили идеи, выходившие наружу в виде громких слов, теорий и обрывков знаний, плохо понятых и самым фантастическим образом истолкованных.

– Если император свихнется, нам с тобой не поздоровится.

– Господи, мистер Сил, вы говорите ужасно опасные вещи.

Во второй половине дня Бэзил отправился во дворец обсудить новые планы императора.

– А-а, вы по поводу списка? Кажется, я послал вам его сегодня утром? Но тут обсуждать нечего, все вопросы я предоставляю решать вашему министерству в рабочем порядке. Только, пожалуйста, поскорее... Сегодня я вызвал вас совсем по другому поводу. Речь идет о нашем музее.

– Музее?!

– Именно, должен же у нас быть свой музей. Я тут набросал кое-какой план. Самая серьезная проблема - это помещение, ведь музей необходимо открыть до приезда комиссии от Общества защиты животных. Комиссия будет здесь в начале следующего месяца. Времени на строительство специального здания у нас, стало быть, нет. Лучше всего было бы конфисковать под музей один из городских дворцов. Дворцы Нгумо или Боза вполне подходят - их и перестраивать, по существу, не придется. Но этот вопрос решит министерство. На первом этаже будет отдел естественной истории. Вы соберете всю флору и фауну империи: львов, бабочек, птичьи яйца, образцы деревьев и так далее. Эти экспонаты займут весь первый этаж. Я где-то прочел о вентиляции, - с серьезным видом добавил Сет.
– Это очень важно. Воздух в стендах необходимо регулярно обновлять: примерный расход воздуха - один кубический метр в час, иначе экспонаты будут портиться. Обязательно самым внимательным образом за этим проследите. На втором этаже разместятся антропологический и исторический отделы: народное творчество, изделия португальцев и арабов, небольшая библиотека. А в главном зале будут выставлены реликвии королевской семьи. У меня в спальне под кроватью хранятся в сундуке медали Амурата, а также мои собственные вещи: фотографии, мундиры, оксфордские шапочка и мантия, макет Эйфелевой башни, который я привез из Парижа. Я также готов пожертвовать музею образцы своего почерка. Словом, музей должен получиться очень интересный.

В течение нескольких дней господин Юкумян занимался сбором экспонатов. По городу прошел слух, что Министерство модернизации покупает у населения вещи, представляющие историческую ценность, и вскоре работа министерства была фактически парализована, ибо у входа в здание и вдутри толпились люди с разным цветом кожи, которые торговали медными горшками и бусами из резного ореха, змеями в корзинах и обезьянами в клетках, сукном из коры и японским хлопком, ритуальными чашами, выкраденными из церкви несторианскими дьячками; дубинками из дерева и железа, безыскусными домашними божками; потемневшими от солнца человеческими скальпами, сорочками новорожденных, пуповиной, чудодейственными осколками метеорита, амулетами, чтобы отвести от верблюдов дурной глаз; масонским фартуком мсье Байона, который украл у него дворецкий, и даже гигантских размеров каменным фаллосом, вывезенным из храма на трех мулах. Господин Юкумян бойко торговался и покупал почти все, что ему предлагали, после чего перепродавал купленное Министерству изящных искусств, директором которого Бэзил его назначил. Однако когда во время следующей аудиенции Бэзил доложил императору о проделанной работе, тот лишь вяло кивнул и, сняв колпачок с авторучки, чтобы подписать приказ, лишающий графа Нгумо его городской резиденции, заговорил о чудесах астрономии:

– Вы представляете себе размеры звезд? Оказывается, они огромны. Я прочел в одной книге, что расстояние от Земли до звезд столь велико, что у человека от этих цифр голова идет кругом. Я не знал этого выражения "голова идет кругом". Я должен немедленно создать Институт астрономических исследований. Мне нужны профессора. Телеграфируйте в Европу. Раздобудьте мне первоклассных профессоров. Самых лучших.

Но на следующий день он увлекся эктогенезом.

– Я прочел здесь, - сказал он, похлопав рукой по тому теоретической биологии, - что деторождения теперь больше не будет. Яйцо оплодотворяется в лаборатории, а затем плод выращивается в бутылках. Великолепная идея. Достаньте мне несколько таких бутылок... Чтобы у всех головы шли кругом.