Чёрная книга Арды (издание 1995 г. в соавторстве)
Шрифт:
Андар с некоторой опаской поглядывал на Дайолена, но тот шел уверенно, лишь изредка касаясь стволов деревьев, и мальчик перестал волноваться.
Дом правителя здешних Эльфов был украшен тонкой резьбой по дереву: золотисто-светлый, словно пропитанный солнцем, звенящий и легкий. Андар заметно робел, но Дайолен держался с достоинством, и мальчик успокоился, только старался держаться поближе к менестрелю: мало ли, что может случиться?
Правитель Эльфов встретил их в небольшом круглом зале. Пол был устлан мягкими шкурами, и Люди шли словно по щиколотку в мягком теплом мху. Остановившись, Дайолен учтиво поклонился. Андар последовал его примеру.
Собравшиеся в зале Эльфы - кто сидел
Старший - невысок ростом, строен и красив, в черных одеждах. Тонкая талия перетянута поясом из стальных пластин - у правителя почти такой же, серебряный: металл здесь - редкость. Черные волосы спадают на плечи тяжелой волной, лицо смуглое, с острыми по-птичьи чертами. Но самое странное - глаза: в мягких, по-девичьи длинных ресницах - две темно-зеленых, горящих странным огнем звезды, неподвижно смотрящих в лицо правителя. Становится не по себе от глубокого взгляда: как в душу глядит.
Младший - совсем мальчишка, светловолосый и хрупкий; кожа тонкая, прозрачно-белая, яркий румянец на высоких скулах. Смотрит настороженно, как лесной зверек: глаза - черные, глубоко посаженные. Одет не по-здешнему, но цвета те же - цвета леса. Только - меч у пояса, или, скорее, длинный кинжал: словно паж или телохранитель - у старшего оружия нет.
А темные глубокие глаза не отрываются от лица правителя. У Эльфа глаза тоже зеленые, но светлые как листва, пронизанная лучами солнца, с золотыми искрами. Если бы не это да не странная - зеленый лист с золотыми прожилками - пряжка подбитого мехом плаща, правитель ничем не отличался бы от собравшихся в зале: та же одежда из тонко выделанной тисненой золотисто-коричневой кожи и темно-зеленого полотна, разве что рубаха вышита богаче - зелено-золотыми нитями: тонкая вязь цветов и листьев.
– Приветствую тебя, Правитель Лесов, - Дайолен говорил на языке Синдар.
– Привет и тебе, менестрель, странник, пришедший от Заката.
У правителя был мягкий звучный голос, похожий на ласковый свет солнца, пробивающийся сквозь листву - по крайней мере, так казалось Дайолену.
– Ешь и пей, обогрейся у огня. Потом, если захочешь, расскажешь нам о своих странствиях: должно быть, ты многое видел в пути...
Андар метнул быстрый взгляд на Дайолена, но менестрель только тихо улыбнулся и поблагодарил.
– Правитель Айонар, позволь задать тебе вопрос...
– Спрашивай, менестрель.
– Твои глаза... У Эльфов они другие. Почему?
Правитель задумался. Андар внутренне ахнул: откуда Дайолен знает? А если Эльф разгневается?.. Мальчишка невольно огляделся по сторонам: их слишком много, если что - не уйти. И смотрят странно.
– Трудный вопрос задал ты, странник. Я не знаю и сам, из какого рода была моя мать. Я плохо помню ее. Она тоже пришла от Заката в давние времена... вернее, ее нашли в лесу. Она была молода, совсем девочка, дикарка; все молчала и смотрела, как испуганный зверек. Одета была в обноски, ноги изранены и загрубели - видно, долго бродила по лесам. Она была - Эльф, но непохожа на нас: волосы - как черная бронза, а глаза зеленые звезды... Говорят, она была очень красива. Говорят, когда пела умолкали птицы, словно стыдясь своих грубых голосов. Я помню только ее руки: маленькие, тонкие, теплые... Имя у нее было странное - Айони. Отец мой полюбил ее, и она стала его женой. Она умерла, когда мне минуло пять лет. Прилегла на траву и уснула... Так и думали, что спит. Отец тосковал по ней и через несколько лет ушел. Он говорил - однажды, незадолго перед смертью матери, пронесся над лесом черный ветер, и она плакала, протягивала руки к небу и шептала странные слова, словно вдруг вспомнила, откуда она и кто она...
Только никому не рассказала об этом, все повторяла что-то об ушедшем народе, о сбитых черных птицах и о Звезде... Одно осталось от нее - взгляни...Менестрель подошел к правителю, и в его руку легла брошь - кленовый листок из камня с мягко мерцающей каплей росы. Что-то дрогнуло в сердце Дайолена:
– Никто не знал, откуда приходили они - странники в черных одеждах; но плащи летели за их плечами как крылья птиц, и глаза их сияли как звезды... Странна была их речь, печальны были их песни, знали они имена богов, но не пели о Благословенной Земле... Говорили они о звездах, но иные давали им имена...
– Ты слышал о них? Ты знаешь о них?
Снова - всевидящий темный взгляд:
– Вы храните память?
– Мы помним... Они учили нас... Кто были они? Мы не знаем имен, менестрель...
Голос жесткий и ровный:
– Имен не осталось. Приказано забыть. Я спою.
Никто не успел ответить: запели струны черной лютни, и ясный чистый голос взлетел под золотистые своды...
Он пел, глядя куда-то поверх головы правителя, и все ниже опускал голову Эльф. Человек говорил - Учитель, не называя имени; человек именовал Людьми тех, кого знали как Эльфов Тьмы, Черных Эльфов, отступников. И плакала лютня, и высокая скорбь была в словах, и полынным серебром звенела мелодия...
Долго молчал правитель, а потом тихо сказал:
– Этого не может быть... но песня не лжет...
Новый голос хлестнул, как плеть:
– Прислужник Врага! Как ты смеешь... как смеешь петь такое!
Эльф выступил из тени. Он был одет по-иному: в доспехах, опоясан мечом, чью рукоять стиснули сейчас пальцы, унизанные драгоценными перстнями.
Взгляд менестреля остановился на лице говорившего:
– Прости, я не сразу увидел тебя, Нолдо, - с легкой усмешкой сказал Человек.
– Лжец! Морготово отродье!
Дайолен вздрогнул как от удара, но голос его звучал спокойно:
– Я говорю правду, и ты знаешь это. Иначе мои слова не разгневали бы тебя, Нолдо.
– Я загоню их тебе обратно в глотку, смертный!
– крикнул Эльф.
Андар вскочил и схватился за меч, заслонив собой менестреля. И тогда заговорил правитель. Тихий голос его прозвучал властно и сурово:
– Ты, Нолдо, и ты, мальчик - вложите оружие в ножны. Умерь свой гнев, воитель: пока еще я властвую здесь, и никто не поднимет меча на моих гостей - таков закон гостеприимства. Не заставляй меня жалеть о том, что тебе позволили оставить при себе меч.
Нолдо резко развернулся и вышел из зала. Правитель проводил его долгим взглядом.
– Странны песни Смертных... Верно, слово ранит больнее клинка... Горько слушать тебя, менестрель... и все же - пой. Я хочу слышать, хочу знать. Пой, я прошу тебя.
И снова запел Дайолен - о том, чего не мог видеть, о том, что услышал в биении Звезды. И правитель сидел, впившись в виски пальцами, а потом еле слышно прошептал:
– Не надо... Не надо больше... Больно...
Звенящая тишина повисла в маленьком зале. Правитель беспомощно смотрел в глаза менестрелю, и голос его прошелестел как осенняя листва:
– Мне нечем одарить тебя... да, кажется, ты и не взял бы дара, ибо песни твои выше всех даров... Прими хотя бы это...
Бесшумно подошел к менестрелю слуга и, поклонившись, подал ему резной деревянный кубок, оправленный в серебро:
– Правитель посылает тебе эту чашу, менестрель.
Дайолен поднял глаза на Эльфа и протянул руку. Рука замерла в воздухе - как-то беспомощно.
– Что же ты?
– начал было правитель. И вдруг осекся.
– Ты... ты не видишь?
Горькая улыбка тронула губы Дайолена: