Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи
Шрифт:
3. Четыре сельскохозяйственные зоны сменяют друг друга на территории российского мира: первая — зона «европейского» земледелия (картофель и клевер); вторая — область земледелия степного (неизбывное трехполье, пшеница); третья — зона «абсолютного» скотоводства; последняя переходит в пустыню, где уже невозможно ни произрастание пшеницы, ни прокормление скота. И вот как преодоление пустыни возникает зона искусственного орошения [104] . Насколько можно судить по сохранившимся остаткам, нынешняя оросительная система Муганской степи, Астрабадской и иных провинций Персии, афганского и китайского, а также отчасти и русского Туркестана есть незначительная часть ранее в историческом прошлом существовавшей системы. Предпосылки
104
Может ставиться вопрос о распространении искусственного орошения также в степной земледельческой полосе, в частности в низовьях Волги и Днепра. Сколь ни важно и плодотворно для будущего такое распространение, возможную значительность его не нужно преувеличивать. По условиям рельефа и дебита вод речь может идти об орошении (главным образом в Северной Таврии, в Самарской и Астраханской губ.) никак не более миллиона десятин (нынешняя ирригационная площать русского Туркестана около 2 млн. десятин). Орошенное пространство явилось бы в экономическом отношении величиной чрезвычайно ценной, но все-таки небольшой в сопоставлении с десятками миллионов десятин степной пашни.
Так раскрывается в хозяйственных категориях образ России как территориального «центра» Старого Света, как сопряжение экономических «Европы» и «Азии», как «Евразии» не только в общеисторическом и общекультурном, но хозяйственно-географическом смысле. Держава Российская, в ее современных пределах, есть в обозримой потенции не просто частица Старого Света, но некоторое уменьшенное воспроизведение его совокупности. Если представить вовлечение в русскую сферу Монголии и Восточного Туркестана, хозяйство российское охватит собой совокупность исторического «степного» мира, всю «центральную» область старого материка. И с этим миром сопрягутся в пределах России определенные области «окраинно-приморской» западноевропейской, а также «иранской» сферы. К этой последней, в смысле хозяйственно-географическом, можно причислить также среднеазиатские «Туркестаны», поскольку они являются областями искусственного орошения и не относятся, следовательно, к пространствам, занятым кочующими «турками» и «монголами». Как таковые, как области «врастающей в определенную территорию», «неподвижной», «оседлой» культуры, районы эти представляют собою как бы выдвинутый в глубины материка эмпориум «окраинно-приморских» миров.
Сопряжение дополняется примыканием российских земель к сфере «средиземноморской». Ныне примыкание это осуществляется в обладании южным Крымским и Кавказско-черноморским побережьем.
В сочетании «центрального» мира с определенной частью «окраин» Россия – Евразия охватывает собою «ядро», «сердцевину» Старого Света. Вовне остаются «окраины», прижатые, выдвинутые в море. Тем самым «окраины» эти обращены преимущественно к соучастию в хозяйстве океаническом. Хозяйство же России – Евразии образует в перспективе развития особый внутриконтинентальный мир.
Существует определенная связь между заданиями экономическими и заданиями политическими. Первые могут быть осуществлены только в условиях устойчивого политического строя, под покровом объемлющей pax rossica. В начертании последней пусть не прикрепляется наш взор исключительно и только к pax romana. Как ни ужасно монгольское владычество в его возникновении и расширении, замирением, наиболее объемлющим из числа известных в истории, была pax mongolica; та эпоха, когда «купцы и францисканские
монахи» проходили беспрепятственно из Европы в Китай, когда русские князья XIII–XIV вв. без затруднений (хотя и без удовольствия) путешествовали с поклоном Орде в страны, куда в XIX в. с величайшим трудом проникали Пржевальский, Грумм-Гржимайло, Потанин.Пред лицом жестокой голодной смерти, грозящей ныне миллионам русских людей, пред лицом долга, который накладывает на каждого эта страшная смертная угроза, суждения об экономическом составе и экономической природе России могут показаться видением. Да, этот долг существует, напряженный и явственный. Да, в обстановке происходящего эти суждения – подлинное видение. Но есть видения, в которых высшая реальность, и как раз таким видением почитаем мы хозяйственный образ России.
Не заботой хозяйственной и не одной «интенсификацией» спасется, если спасется, Россия. Через духовное просветление и через духовное горение пролегают пророческие пути. Но, поднимаясь к Духу, было бы грешно и безумно презирать Богом данную плоть.
В напряжении Духа, в преодолении, устранении бедствия родная страна – как женщина, готовая зачать и понести. Приникнув, свято любите родную земную плоть. Изумруд лугов на прибрежье Волхова! Желто-ярая, вся в колосьях степь! В таинственных далях – горные великаны заповедных глубин материка, поднявшие к небу снежные короны, струящие к подошве водный поток. Водный поток разделите на арыки, и пусть благословением Божиим цветет Божий сад там, где он цвел когда-то и где сейчас его нет. Плугом поднимите степи, дотоле не знавшие плуга. И пусть в неслыханной шири шумят и влекут, колыхаясь, ржаные и пшеничные моря.
1922
Из писем П. Н. Савицкого Л. Н. Гумилеву.
Из письма от 29 января 1958 г.
…Перехожу к Вашим мыслям о роли русских и татар в XIII–XIV вв. В некоторых пунктах они очень близки к мыслям моего большого (ныне уже покойного) друга Николая Сергеевича Трубецкого (он скончался в 1939 г. в Вене; можно сказать – его прикончили гитлеровцы; имя его гремит в лингвистике; так, напр., в 1957 г. почти не было номера «Вопросов языкознания», в котором бы он не упоминался).
Эти свои мысли Н. С. выразил в ряде работ 1920-х годов: в брошюре «Наследие Чингис-хана», статье «О туранском элементе в русской культуре» и др. Знакомы ли Вам эти работы?
Н. С. прямо говорил о происшедшем в XIV–XV вв. «переносе ханской ставки из Сарая в Москву».
Но некоторым Вашим мыслям н е т предварений и у Николая Сергеевича.
Ваши статистические прикидки кажутся мне в е с ь м а п р а в д о п о д о б н ы м и (полной же статистической истины в этих вопросах мы никогда знать не будем!).
Согласен я с Вами и в том, что много татар стало русскими и что почти весь их естественный прирост пошел на пользу русскому народу.
Даже среди русских дворяночек сколько было «татарочек» (по внешнему виду)! Да и сейчас есть такие.
Но был и есть, конечно, в русском народе и м о щ н ы й с л а в я н с к и й к о р е н ь. И мне кажется, что Вы несколько п р е у в е л и ч и в а е т е роль татар на русской стороне в Куликовской битве. Ведь в наших летописях сохранились довольно подробные списки и собравшихся ратей, и павших в сражении. И можно ручаться, что огромное их большинство – к о р е н н ы е р у с с к и е л ю д и.
Русские полководцы (они известны нам по именам!) использовали татарскую тактику боя. Это правда, и это было естественно в условиях военного дела того времени. Из этого нельзя делать вывода, что полководцы и воины (на русской стороне) были татарами. Некоторое же число крещеных татар было, конечно, в составе русской рати.
А для более позднего времени, для XV–XVI столетий, Георгий Владимирович очень тщательно проследил в своем «Начертании» роль татарских отрядов (главным образом касимовских) в русской военной истории.
Позвольте мне выразить и мое убеждение в том, что победа православия над исламом в XV–XVI вв. в Поволжье н е б ы л а с л у ч а й н о й (в некотором смысле я вообще отрицаю возможность «случайности» крупных исторических явлений; в этом отношении я сторонник «номогенеза» в истории).
В первые 5–6 вв. христианства на Руси обнаружилось значительное «избирательное сродство» между духом православия и характером русского народа (этот фактор не перестал действовать и сейчас).
На этой основе святители и подвижники русской церкви укрепили и воспитали русский народ для подвига, и этот подвиг был совершен в великих исторических одолениях русского народа в XV–XVI вв…