Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи

Из письма от 13 февраля 1963 г.

… Теперь к проблеме: Киевская Русь, монголы, Русь Московская. Мне кажется, что установка Пашуто и др. в этих вопросах определяется или нежеланием вдуматься в те данные и факты, которые содержатся в источниках (и извлекаются из них путем к р и т и ч е с к о г о рассмотрения всей совокупности сведений; в этом, конечно, я вполне согласен с Вами), или соображениями, ничего общего с наукой не имеющими. Я величайший энтузиаст (больший, думаю, чем Пашуто) древнерусской культуры, в том числе и культуры Киевской Руси, а также и тех ее изводов, которые возникли непосредственно в канун монгольского нашествия. Но при всем признании художественных, литературных и пр. ценностей Руси XII – начала XIII в., надо признать, что в политической, а по связи с ней и в экономической области она определенно переживала процесс измельчания, некоторого рода «провинциализации». При территории в один миллион кв. км и при населении, ни в коем случае не превышавшем 10 млн. (скорее – значительно меньше!) даже Русь Ярослава Мудрого не была и в категориях тех столетий и тысячелетий «великой державой» в точном смысле слова. Она значительно отставала в этом смысле и от Китая, во многие эпохи его истории (начиная от Ханьской династии), и от халифата времен его расцвета (халифата не только Омейядов, но и Аббасидов, т.е. без Испании), и от Римской империи, и от Византии Юстиниана. После же Владимира Мономаха и Мстислава Великого «дробнодержавие» возобладало решительным образом. Оно деформировало и психологию правителей, напр., Юрий Всеволодович Владимирский, крупнейший деятель эпохи, отказал в помощи Рязани при подходе к ней монголов. Так мелочно было русское политич. сознание того времени. Тут возможны были два исхода: или иноземное завоевание, или порядки вроде германских после Тридцатилетней войны – но без наличия центра, подобного Венскому. Случилось первое, но вместе с тем Русь была выведена на совершенно новые пути. Рухнули территориальная «отъединенность» и относительная «узость» политико-географических масштабов Руси. Русь была включена в политическую систему, охватывавшую уже не один миллион (как при Ярославе Мудром и позже), но м н о г и е миллионы кв. км пространства. Правда, сначала северо-восточная Русь была в этой системе (Великая Монгольская Империя, Золотая Орда) вассалом. Но как известно, к концу XIV в. положение стало меняться весьма существенным образом, а к концу XV в. Русь, в лице Московского государства, с полной несомненностью стала р е ш а ю щ е й силой в великом состязании «царств-наследников» Золотой Орды (ср., напр., зауральский поход воевод Ивана III, его «казанскую» и «крымскую» политику).

А при Иване IV все «наследие» Золотой Орды, за исключением Крыма, оказалось «собранным воедино» в пределах Московского царства (покорение Казани, Астрахани, Сибири). Русь стала с этих пор уже не однонациональным (как была до тех пор) и не «одномиллионным», но многонациональным и «многомиллионным» (в миллионах квадратных верст или километров) государством. Административные и военные порядки монголо-татарских государств оказались в гораздо большей степени применимыми в русских условиях, чем перед тем (в XI–XII вв.) порядки византийские. В числе другого это определяется о б щ н о с т ь ю м е с т о р а з в и т и я Руси, с одной стороны, и монголо-татарских государств, с другой (евразийская зональная система), и существенным различием между месторазвитиями Руси и Византии. Русь XV–XVII вв. значительно усовершенствовала административно-военные порядки монголо-татарских государств (включая сюда и дипломатические обычаи и методы); на основе тягла и великой царской службы Русь этих и последующих веков приобрела ту у с т о й ч и в о с т ь, которой не хватало монголо-татарским политическим образованиям XIII–XV вв. (распалась ведь не только Золотая Орда, но также – после Тимура – и улус Джагатаев; в 1363 г. был потерян Китай и т.д.). Все это – уже самостоятельное творчество русского народа, выражение его нравственных сил. Русь показала себя весьма способной «ученицей» монголо-татар и во многих отношениях далеко превзошла своих «учителей». В обстановке 2-й половины XX в. это чувствуется особенно явственно. Но только слепой может отрицать, что на великую всемирно-политическую арену Русь в свое время была выведена именно «монгольским игом», превратившимся для Руси в великую монголо-татарскую «школу». Те историки, которые отрицают в современности эту очевидную истину, исходят – б.м., сами того не сознавая, – из представления о монголо-татарах XIII–XV вв., как о «низшей расе», своего рода хищных зверях. Что может быть доброго от зверей?! На самом же деле Русь получила от монголо-татар немало хорошего. В числе прочего она получила от них навыки национальной и религиозной терпимости. Уже в середине XV в. это было ознаменовано образованием, в рамках Московского государства, вассального Касимовского царства, во главе с «царем» – мусульманином. Этой линии Московское государство придерживалось и впоследствии – и притом не только в отношении мусульман, но также, напр., и шаманистских культов Сибири (ср. всю московскую систему «охраны» сибирских инородцев). Сопоставим для примера, положение мусульман в Московском государстве XVI–XVII вв., с одной стороны, и в Испании тех же столетий, с другой. Контраст самый разительный. На Руси не было ничего подобного поголовному изгнанию или уничтожению морисков. Вот оно – различие «монгольской» школы на Руси и «папистской» в Испании. Только в отношении к сверхагрессивному – в частности, латинствующему – Западу для Руси XVI–XVII вв. было бы слишком опасно применять «монгольские» принципы полной веротерпимости. Но впоследствии (в XVIII в.) они были применены и к нему… При всем том было бы совершенно неправильно изображать «монгольские» столетия русской истории в «идиллическом» виде. Этот упрек следует отвергнуть самым категорическим образом. Нужно полностью признать, что монгольское нашествие было бедствием ужасающим, погубившим на Руси сотни тысяч, а м.б., и миллионы людей, уничтожившим множество неоценимых памятников древнерусской кульуры – в особенности на Руси юго-западной, собственно Киевской, Черниговской, Волынской и т.д. Никакое толкование источников не может устранить этого факта – даже если мы полностью учтем долю половцев и позднейших (XV–XVIII вв.) крымских татар в разорении русских областей. Также монгольское иго – в особенности в XIII–XIV вв. – было игом тяжелейшим. Но из него произросло величие Руси! Какой контраст с результатами захвата западнорусских земель Польшей (Галиция) и Литвою (Белоруссия и большая часть тогдашней Украины), Бед было много и там – и никакого положительного национального результата! Особенно много бед произошло здесь от специфически западной – я сказал бы, «латинской» – нетерпимости. Протестантизм, в этом отношении, полностью следовал по пути латинства. Один лишь принцип «куйюс региоэйюс религио» чего стоит в этом отношении. Вспомним также жесточайшие преследования православия шведами в захваченных ими в XVII в. Карелии и Ижорской земле. Запад, к сожалению, не прошел «монгольской» школы терпимости. Перед лицом всех бед, принесенных людям западной нетерпимостью – в первую очередь нетерпимостью латинской, – сожаление это приходится выразить со всею силой…

Из письма от 2–3 апреля 1964.

…Русь о р г а н и ч е с к и усвоила ту часть монголов, которая в XIII–XIV вв. попала на запад от Мугоджар: переход на русскую службу татаро-монгольских мурз и князей с их дружинниками и слугами в XIV и последующих веках. Как известно, великорусское дворянство, сыгравшее огромную роль в создании великого Русского государства, на 30, 40 и даже более процентов состояло из потомков этих мурз, князей и слуг. Боритесь же, дорогой друг, против китайских и китаистских подделок и фальшивок. Бог Вам на помочь.

…О веротерпимости монголов. Веротерпимость эта – реальный факт. Но связан он не с н а ц и о н а л ь н о й историей монголов – в ней достаточно и нетерпимости, как Вы правильно о том пишете, – а с потребностями жизни. Империи, «Монголосферы». Веротерпимость эта – и м п е р с к о е решение Чингис-хана и его окружения. – Русских XV–XVI вв. едва ли можно признать очень «веротерпимыми». Но уже в основании Касимовского царства в 1440-х годах они проявили веротерпимость в отношении мусульман – тоже в качестве имперского решения. Попозже его очень хорошо сформулировал Иван IV. В XVII в., в связи с первоосвоением Сибири, русские проявили большую веротерпимость в отношении шаманистов. Парадоксально, что конец этой веротерпимости пришел, по существу дела, при Петре I, который отнюдь не был особенно ревностным ревнителем Православия и в отличие от Руси Древней был абсолютно терпим в отношении западных исповеданий. При нем митрополит Тобольский «обратил» в православие ряд западносибирских народов и народцев. Временем нетерпимости в отношении мусульман было правление Елизаветы Петровны («новокрещены»), горячей православной. В вопросах веротерпимости все текло и течет – в русской истории, как и в истории монгольской…

Из письма от 29 ноября 1965 г.

…Наш (Савицких) родовой девиз с XVII века: «Провиденциа эт виртутэ» – «Предусмотрительностью и доблестью». А мой личный, в дополнение к нему: «Идеи дороже жизни…» С нетерпением жду дальнейших известий о судьбе «Тюрок»!.. Я думаю, Вы знаете, что я лично и некоторые из моих научных друзей значительную часть своей жизни посвятили отстаиванию того тезиса, что «монголы для Руси принесли больше пользы, чем вреда». Впервые, в пределах жизни своего поколения, я сформулировал этот тезис в своей статье «Степь и оседлость» (1922). Мне кажется, что машинописные выписки из нее (с печатного оригинала) у Вас есть. За нею последовали «Александр Невский и Даниил Галицкий» (1925) Георгия Владимировича и датированная тем же годом брошюра Николая Сергеевича Трубецкого (подписана инициалами: И. Р.) «Наследие Чингис-хана». По особенностям личной моей судьбы, у меня не сохранилось ни одного экземпляра этой последней брошюры. А брошюра замечательная! Надеюсь, что в Ленинградской публичной Вы ее найдете. Уж слишком много шуму было тогда вокруг этой брошюры. Думаю, что ее купили для Публичной. Найдите ее и прочтите! Твердо помню, что мои «Ритмы монгольского века» (1937) у вас есть, и притом в печатном оригинале. Немало материала по этим вопросам собрано у Г. Вл-ча в соответствующем томе его большой английской «Хистори», а перед тем в его же «Начертании» (1927). Это последнее, вместе с моими «Политико-географическими заметками по русской истории» (попытка на широком фронте сопоставить исторические данные с данными географическими – целиком по Вашему методу). Небезынтересна и книга Эренджена Даваевича Хара-Давана о Чингис-хане, вышедшая по-русски в Белграде в 1928 г. Полагаю, что Вы и ее найдете в Ленинградской публичной или хотя бы в Ленинской в Москве. Обратите особое внимание на предисловие автора. В особом конверте вышлю Вам машинописную копию с печатного оригинала статьи Хара-Давана (ныне, увы, уже покойного) о физиологических особенностях кочевников. Я думал, что эта копия у Вас есть. Но из письма Андрея вижу, что я ошибался. Спешу восполнить упущение… Нет, конечно, возможности отрицать, что монголы принесли Руси множество бед: столько смертей, столько погибло предельно мужественных, но боровшихся разрозненно людей; столько разрушений. Экономический упадок (в особенности в Киевской Руси), приостановка в развитии зодчества и т.д. В особенности теперь, на склоне лет, я с особенной силой переживаю каждое слово в «Слове» Серапиона о погибели Русской земли, в «Повести о разорении Батыем Рязани» (эту повесть, по эмоциональной выразительности, я ставлю даже выше, чем «Слово о полку Игореве»; повесть в основном, несомненно, еще XIII века; (ее автор считает Коломну самостоятельным княжеством, а Коломна была захвачена Москвою в 1300 г.). А конечный результат «монгольского ига»? Именно монголы вывели Русь на большие, широкие и высокие пути, выделили ее из всей семьи славянских народов как гегемона величайших (в масштабе нашей планеты) сил и обширнейших пространств. Есть у нее и то призвание, которое было и у многих кочевников: укротить обезумевший Китай. Да будет!.. У Вас в статье «Биография тюркского хана», стр. 75–76, есть меткие замечания о природе китайской политики. Эти замечания сохраняют свое значение и теперь… Наиболее ожесточенные споры о роли монголов в русской истории кипели здесь в 1922–27 гг. Кто только – устно и печатно – не принял тогда участия в этой полемике: П. Н. Милюков (изрядно яростно!), A.A. Кизеветтер (с остервенением!), В. А. Мякотин, Е. Ф. Шмурло (несколько мягче!), Е. В. Спекторский (со злобой немалой!), С. Н. Прокопович и многие другие. В их числе – и П. Б. Струве, позже, уже в 1930-х годах, частично к нам присоединившийся. Желаю же Вам от всей души успеха в борьбе за Ваши научные выводы. На основе всего, что я знаю, я уверен, что в них – истина. Должен покаяться: на тех десятках и десятках публичных диспутов, которые мне пришлось выдержать по этим вопросам в 1920-х годах, я произнес немало пламенных речей в память «великого и сурового отца нашего Чингисхана». Это именование («отец») для многих русских дворянских родов имеет, как известно, и буквальное значение. Также я, грешный, происхожу, как Вы знаете, по прабабке своей Ахматовой от татарских мурз. На все эти вопросы надо глядеть по существу – без западнических очков, столь свойственных, увы, некоторым недостаточно сознательным нашим соотечественникам…

Ф. А. Степун Россия между Европой и Азией [105]

«На рубеже двух столетий Россию, как отмечает Вячеслав Иванов, охватила страшная тревога. Владимир Соловьев остро ее почувствовал:

Всюду невнятица,Сон уж не тот.Что-то готовится,Кто-то идет. [106]

Под идущим Соловьев, как писал Величко, понимал самого Антихриста. Почувствовав наступающую опасность, Соловьев бросил неоконченными философские статьи и заговорил, юродствуя во Христе (В. Иванов). За несколько лет до русско-японской войны он не только предсказал ее начало, но и ее прискорбный конец:

105

«Новый журнал». 1962, № 69. Печатается по кн.: Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М, 1993..

106

Из письма В. С. Соловьева к В. Л. Величко от 3 июня 1897 г.

О Русь! Забудь былую славу:Орел двуглавый сокрушен,И желтым детям на забавуДаны клочки твоих знамен. [107]

Думая над угрожающей России желтой опасностью, Соловьев вопрошал Россию, на чьей же она будет стороне:

Какой же хочешь быть Россией,Россией Ксеркса иль Христа? [108]

Уже постановка этого вопроса указывает на то, что он боялся, как бы Россия не оказалась на стороне желтых.

107

Из стихотворения В. С. Соловьева «Панмонголизм».

108

Из стихотворения В. С. Соловьева «Ex oriente Lux».

Та же тема волновала и Вячеслава Иванова. В своей «Русской идее» он писал: «Желтая Азия подвигалась исполнить уготованную ей задачу – задачу испытать дух Европы: жив ли и действен ли в ней Христос». [109]

Русь! На тебя дух мести мечнойВосстал – и первенцев сразил;И скорой казнею конечнойТебе, дрожащей, угрозил:За то, что ты стоишь, немея,У перепутного креста,Ни Зверя скипетр поднять не смея,Ни иго легкое Христа. [110]

109

Вяч. Иванов. О русской идее. – В кн.: По звездам. СПб., 1909.

110

Из стихотворения Вяч. Иванова «Месть мечная».

Азия вошла в поэзию Блока, правда, не как боязнь грядущей опасности, но как воспоминание о прошедшей. Но глубокая память всегда таит в себе нечто пророческое.

За море Черное, за море БелоеВ черные ночи и белые дниДико глядится лицо онемелое,Очи татарские мечут огни. [111]

Та же тревога мучит и Андрея Белого, Ему всюду грезятся монголы. Облеухов в «Петербурге» – «татарского происхождения». У профессора Летаева «профиль скифский». У «Московского чудака» «табачного цвета раскосые глаза». От всей этой азиатчины Белому становится и жутко и страшно. Все стихи «Пепла» полны стона и плача о России.

111

Из стихотворения А.Блока «Русь моя, жизнь моя, вечно ль нам маяться?»

Мать Россия! Тебе мои песни, —О немая суровая мать!Здесь и глуше мне дай, и безвестнейНепутевую жизнь отрыдать. [112]

В том же тоне кончается и стихотворение «Родина»:

Роковая страна ледяная,Проклятая железной судьбой, —Мать Россия, о родина злая,Кто же так подшутил над тобой?

Все эти тревоги, внезапно зазвучавшие в русской поэзии и литературе, оказались отнюдь не беспредметны. После второй мировой войны Азия, не без помощи России, властно вторгнулась в Европу и тем самым вызвала в Европе подозрение, что Россия, и в самом деле сблизившись с Китаем, восстанет на европейский мир. Тенденция определения России не как Восточной Европы, а как Азии родилась в 80-х годах во Франции. Первым идеологом, считавшим, что русский народ, а потому и вся русская культура не имеют ничего общего с Европой и что место России в Азии, был известный французский историк-либерал и сенатор Анри Мартэн (1810–1885), выпустивший в 1865 г., то есть сейчас же после освобождения крестьян и накануне дальнейших либеральных реформ императора, свою книгу «Россия и Европа». В этом труде французский ученый утверждал, что русские не славяне, не индогерманцы, а туранцы, принадлежащие к тюрко-алтайскому племени, что они лишь внешне похожи на европейцев, но не имеют с ними ничего общего. По своему духовному строю они суеверны, непроницаемы для просвещения, раболепны. Христианством они только внешне помазаны, но не исполнены. Единственно, к чему они способны, – это к быстрому размножению, но нравственного роста от них ожидать нельзя. Дальнейшее пребывание этих азиатов представляет собою для Европы большую опасность, избавление от которой возможно только путем изгнания этих вторженцев за Урал. Инициативу осуществления этого плана Мартэн предлагает взять на себя полякам как подлинным славянам-индогерманцам.

112

Из стихотворения А.Белого «Из окна вагона».

Ту же точку зрения на Россию как на страну, чуждую по своему духовно-культурному облику Западу, защищает, опуская этническую аргументацию с чисто религиозной точки зрения, католический писатель Анри Масси, горячий вероисповеднический шовинист в стиле Шарля Мораса и политический националист, по духу близкий Муссолини. В своей книге «Защита Запада», вышедшей вскоре после первой мировой войны, Масси утверждает, что русские потому не подлинные европейцы, что они не являются духовными наследниками Римского христианства. «Им не хватает латинского чувства формы, ощущения дисциплинирующей власти разума, красоты римского ordo [113] , понимания строго иерархического построения церкви и государства. Их христианство догматически аморфно, богословски не продумано, на восточный лад мистично, туманно и социально не заинтересовано. Все это сближает православие с индуизмом и отдаляет от Запада. Признаки азиатской духонастроенности встречаются также и в народной вере московитян. В глазах многих русских крестьян церковный обряд представляется как бы магическим колдовством, а молитва – заклинанием. Россия с одинаковым чувством относится как к святым, так и к демонам. Антихрист постоянно маячит в их запуганной, содрогающейся фантазии. Все это сближает, – по мнению ученого-католика, – русское православие с персидскою верою, с культом Зороастра, в котором Ариман (бог Зла) почитается, в равной степени, как Ормузд (бог Добра)».

113

Порядок (лат.).