Черная Пасть

– Полундра, мама! Плита коптит, газом пахнет.

– И правда, разиня я старая!
– спохватилась Анна Петровна.

Отцу была подана построже команда:

– Эй, на спардеке! Чтоб пор-рядок! Драить палубу. Взять швабру, и чтоб блестело все, как харя у шашлычника!

Ревностный морской служака, высоко почитавший парадную форму, Ковус-ага невольно подтянулся и покосился на свой капитанский мундир, который сопливенький мальчуган возил по полу.

– Сними этот наряд, мой хан!
– сердечно попросил он Мурада, не смея прикоснуться рукой к одетому по всей форме капитану.
– Рановато тебе такое!.. Утонешь в рукавах.

– Не утону!
– возразил сын.
– Пусть мундир немножко длинный... Можно перешить! Мама, вот тут подрежь!

Пробил будильник. А в порту рявкнул сухогруз, и от этого густого рыканья вздрогнули листочки у пахучей герани с красными петушками. Вода в графине колыхнулась и покрылась мелкими фисташками.

– Уберем лишнее, сынок, - отозвалась с кухни Анна Петровна.
– Примерить только надо!..

– Режь, мама, примерять удобней будет... А то длинно.

Ковус-ага, кажется, не на шутку всполошился, вспомнив притчу: дитя сильней самого короля! Захочет и добьется своего. А Мурадик не просто ребенок, а по документам взятый у Советской власти в семью полноправный гражданин. Тут двойная ответственность.

– Мать, а мать!
– хотел рассудить по справедливости Ковус-ага.
– Не лучше ли ему пока лыжный костюмчик, а когда мой военно-морской флот справит парад...

У Анны Петровны голова шла кругом от этого перекора, смешного и никчемного: стар что мал...

– Какой парад у твоего флота?
– строго спросила она таймунщика, подбоченясь и наступая на старика.

– Посмотри в календарь: есть там и у нашего брата красный листок. Парадный денек!

– Парад собираешься принимать? В календаре нарисован линкор, а не твой таймун.

– Не говори так, Аня!
– старика задели за живое и он перешел на имена, что делал в особо важных и щекотливых случаях.
– Я на своем тайму не в Кремле был!

В мешковатом парадном одеянии Мурад быстренько - не подошел, а подплыл к отцу.

– До Кремля своим ходом добрался?

– Даже обратно вернулся.

– И по Москве на таймуне плыл?

– По главной речной дороге.

– И в царь-колокол вам звонили?

– Во все колокола звонили! Даже салют был.

– Как космонавтам?

– Немного пониже, но высоко огнем стреляли! До самых кремлевских звезд.

– Из царь-пушки?

– Вот этого, сынок, я не разглядел. Вся Москва в огнях была.
– Со стороны причала послышался утомленный и ворчливый гудок подходившего судна. Он будто жаловался на трудную дорогу, на издубасившее его волнами море.
– Снимай мою парадную робу, сынок. Попразднуем и перешьем на школьную форму.

Анна Петровна с укоризной посмотрела на старого капитана и досадливо поджала губы.

– Крепче держись за пуговицы, а то отнимут хламиду!- Возьму вот и перешью.

– Мать... Мамочку твою, сынок, уговорим как-нибудь на лыжный бушлатик А тут разве сукно?
– Ковус-ага поднял мальчугана на руки и, стараясь задобрить, унес раздевать его в другую комнату.

Часто Ковус-ага выводил из терпения детскими выходками Анну Петровну. Сначала она обижалась, потом смирилась; знала, что делал он это не нарочно, а по своей душевной простоте и обостренной щепетильности во всем, что было связано с годами будоражной молодости, с памятью о друзьях и событиях, которые он считал дорогими не только для себя, но и для всех. И даже такие вот шутки со своим потрепанным кителем, в котором форсил когда-то в Москве, он переживал по нескольку дней. Угождать ему или лукавить перед ним в таких случаях было не только бесполезно, но и опасно. Старик не переносил снисхождения, жалости, не прощал никаких послаблений. Анна Петровна знала, что в таких случаях лучше оставить его в покое и дать время самому "перебродить". А что Ковус-ага обиделся, она почуяла сразу, как только он начал к ней обращаться по имени. Прекрасно знала Анна Петровна и другое: уступать сразу тоже нельзя, а то все будет принято за насмешку; к тому же совсем некстати было при ребенке продолжать эту семейную перебранку из-за пустяков. Пароходный гудок выручил Анну Петровну.

– Не балуй сына нежностями!
– крикнула она в горницу.
– Пусть и по хозяйству мне помогает. Воды нет... макушку помочить. Пошли его... к причалу сбегает. Слышно, самовар-то приплыл.
– Это тоже была невинная уловка. Она знала, что Ковус-ага не потерпит глумления над своим флотом и сейчас же непременно поправит ее.

– Не знаешь ни одной флотской боевой единицы, - обидчиво откликнулся старик.
– Самовар на кухне у тебя, а это - танкер!.. Мурад, беги, встречай "Шаумяна". Быстрей поворачивайся, юнга!

Про себя хитрый и наблюдательный бесенок старался сразу же определить: кто из них добрее и кого при случае можно быстрее разжалобить. Думал он про это без всякой задней мысли, на всякий случай...

Просьба отца совпадала с наказом матери, и такое единодушие родителей Мураду было по сердцу. Ему не только разрешали повидаться с морем; его посылали в порт, который виднелся за окном. Стоило только выйти на бетонированную дорогу, обогнуть бак на железной голенастой треноге и за песчаным косогором - сразу же начинался деревянный помост на сваях, вокруг которых в зеленой воде увивались юркие кефальки. Мурад даже знает, как сократить этот путь, если бежать вдоль узкоколейки, по которой летом возят с сухих озер в порт мешки и железные короба с горькой солью. Про богатые безводные озера и ценную соляную муку Мурад уже успел узнать от мальчишек. Все клады добывались из Черной пасти. Оттуда же приплывали мертвые тюлени, уснувшие белуги и утки... Сколько вокруг удивительных тайн, и как тут усидеть дома, тем более, когда старшие сами посылают к морю, в порт, откуда рукой подать до змеиного острова Кара-Ада!..

– А ведра не надо брать?
– спросил Мурад, думая, что бы такое прихватить для защиты от черного лохматого Курта, с которым он не успел подружиться.

– Отправляйся порожняком, да смотри - опять не сорвись!..

Это строгое "смотри" едва не погубило в прошлый раз Мурада Он засмотрелся на недоступный остров Кара-Ада, на мигалку маяка, забылся и сорвался с помоста в воду, к кефали на побывку. Ныряльщика не сразу заметили, и он едва не угодил под винт буксира; хорошо что изловчился и успел схватиться за скобу сваи. Вахтенный матрос полуживого вытащил его на берег. Домой принесли на парусине. И это произошло на второй же день после вступления Мурада в семью таймунщика.

...Не забылось это до сих пор. Как только слышал Мурад от матери "смотри", так вспоминал свою первую встречу со змеиным островом Кара-Ада. Встретились они тогда на расстоянии, но и то Мурад еле выжил. И вот опять, помогая отяжелевшей тете Куляш дойти до крыльца, Анна Петровна наказывала Мураду:

– Узнай про воду и - назад. Смотри - не сорвись! Тут подвернулся и Васька Шабан.

– Мурадка, говорят, на Змеином череп нашли. Настоящий, как живой, с глазами...

Новостью о "живом черепе" раскосый Шабан растревовожил брюхатую тетю Куляш.

– Чему они обрадовались?
– не расслышала Куляш, повиснув на плече Анны Петровны.

– Воду привезли!
– крикнул ей на ухо Мурад.
– Родниковую, без хлорки. Айда, Шабан!

– Смотри, сынок!..
– может и еще что-нибудь наказала бы ему Анна Петровна, но было недосуг. Куляш застонала и заулыбалась, словно извиняясь за свою слабость.

– Не волнуйся и не поднимай тяжелого, - наказыв'ала соседке старуха.
– Запомни: нужна осторожность и уход.

– Какой уход? Не говори, соседка, такое слово с ребром... уход!
– Куляш сердито загремела пустыми ведрами.
– Не надо Мамразу говорить про уход! Он будет делать уход с Ниной... Мой Мамраз разный уход знает, может девушку словом защекотать... Мне один раз сказал щипучее слово, я и пошла за ним в степь... Потом в загс пошла. И дальше пойду!..