Черная Пасть

Шоферу удалось попридержать свою ораву, но семейная артель Гулам-заде наступала. И не сдобровать бы Ивану Ильичу в своих лавсановых, немнущихся брюках и безразмерных носочках, трепыхаться бы ему под огромной лопатой, если бы Сергей Брагин не выскочил на ринг и не крикнул на Гулам-заде. Завизжавшая Фирюза оттолкнула пышными грудями своего нареченного и, оскалив зубы, с улыбочкой показала Брагину кукиш.

За машиной, на которой восседал лысоголовый Какаджан, послышался сдержанный рык, тяжелый хруст под ногами, и на стороне ручников, словно со дна озера, вырос бородатый, бекдузский дядька Черномор... Это был главный лопаточник, могучий старик Ширли. Явление самого Ширли-ага для спорщиков было столь неожиданным, что растерялся даже Сергей Брагин, не говоря уж об Иване Ильиче, который пикировался с Ширли-ага не первый день.

– Калтаманишь, Сергей!
– с трудом сдерживаясь, проговорил Ширли и рванул на груди тесемки у красной рубахи.
– Зачем так-то, сынок?.. Я уважаю тебя, а ты приходишь на чистое, небесное озеро и вместе с моим Какаджаном харрам делаешь... Шестое озеро я вот этими корявыми руками построил. Бог мир создал, а Шестое озеро - я сработал!.. А ты, верблюжонок, зачем хар-рам делаешь?..
– старик снова затянул завязки на груди, перегнулся, отстегнул от пояса кожаный чехол с ножом и подал его Сергею.
– На, сынок, лучше бороду отрежь, а озеро уродовать не дам! Это говорю я, Ширли-меченый, не дам!..

Гулам-заде и Фирюза стали у старика с боков, стальные ручники поддерживали с тыла. У шофера из ватаги печников и у Ивана Волкова вид был подавленный. Старик, ражий в своем упрямстве, был непреклонен. Ширли-ага мог пойти на любые жертвы, он горой стоял за своих подопечных сборщиков. Это все знали. В обиду старик не даст.

– Боишься, Сережа?
– мрачно проговорил старик.
– Подходи, кто смелый!..

– Возьми, отец, наш семейный нож!
– вдруг послышалея не угрожающий, но внушительный голос.
– Не позорь свою бороду и всю нашу семью!

Сначала Ширли-ага сделал вид, что не расслышал слов Какаджана, но когда сын начал отмерять поле от рытвины до вдавленных в мирабилит рельсов, старик опять подступил к Сергею с ножом и повторил угрозу:

– Режь бороду,- Ширли-ага обнажил охотничий стальной клинок, выставил к Сергею роговую волнистую ручку, а чехлом поддел снизу свою величавую, черную бородищу и захрипел: - Коси!.. Оболванишь, как барана, тогда отдам под машины участок.

Условие было простым и заманчивым, но невыполнимым. Шутка шуткой, а Ширли-ага, который был не просто стариком, но и начальником участка ручного сбора сульфата, не пускал никого на самое удобное для машин поле. Бригаде печников можно было выделить другую разработку, хотя и в этом случае невыгодно удлинялся подвоз, но машинам пока не было подходящей житницы для уборки. Хотелось не просто испытывать новые подборщики; стояла задача добиться от них наивысшей выработки. Они должны оправдать затраты, и более того - доказать свои возможности, перспективность и рабочую стать. На глазах у всех разгорался решительный и жестокий бой многотрудной, давно желанной машины с неказистой, простой и безотказной деревянной лопатой. Сколько было уже таких схваток? Кормилица-лопата выстояла, и ручники как всегда сейчас были уверены в семижильной фанерной старушке и в своем многоопытном, несгибаемом заступнике Ширли-ага.

– Режьте бороду или уходите, не мешайте работать! У нас план, - непримиримо стоял старик.

Выходило само собой, что весь этот торг и тяжесть спора Ширли-ага брал на себя.

– Бороду режь!.. Посмотрим, кто верх возьмет. Вода утечет, камень останется!
– рука на груди у старика мелко дрожала и черные завитки бороды горели на солнце синеватым пламенем.
– Ре-ежь, Сережа! Боишься? Ну, кто смелый?..

Долго длилось молчание. И вдруг Какаджан рванулся к отцу, взял у него из рук нож с джейраньей роговицей и попробовал острие лезвия на ногте.

– Сильному инеру первая палка!
– Какаджан засучил рукава рубахи и поплевал в ладонь.
– Куда потом, отец, девать твою бороду? Домой отнести или отдашь мне, я приспособлю на щетку для подборщика? Славная бородища, густая и упрямая!..

Не дрогнул ни один мускул на старческом, испитом, но без единой морщинки лице Ширли-ага. Негодуя, теряя под ногами опору и престиж законодателя озерных добытчиков и воротил, Ширли-ага любовался и гордился в душе сыном. Не он ли внушил ему: в споре не жалеть даже отца!.. Нельзя было обижаться на Какаджана, но и себя он не мог выставить на позор. Преспокойно сняв новый, ради гостей надетый красный халат, старик расстелил его перед самоходкой и сыном Какаджаном. Расправил складки на широких полах, стряхнул белую пыльцу с рукава и поклонился :

– Теперь пускай, гони, Какаджан, свою шайтан-арбу!..

В белой шелковой рубахе и небольшой чабанской шапке подсолнухом, Ширли-ага пошел по ломаному переулочку между набитых, но еще не завязанных мешков, удаляясь от людей и позора под высокие барханы...

С расстроенным видом Иван Ильич Волков и Какаджан смотрели на мережку следов, оставленных стариком Ширли-ага на крупчатой белизне озера. Ширли-ага уходил, не оглянувшись, не ускоряя и не уменьшая выверенного жизнью шага, но в его твердой походке чувствовалась надломленность и усталость. Какаджан видел, как отец сгорбился, и от этого стала больше заметна его ревматическая хромота, но сжатые в кулаки руки выражали упорство и душевную бурю старика. Бережно подняв халат, Иван Ильич стряхнул с него колючие блестки и протянул Какаджану.

На озерной житнице, так же как и на хлебном жнивье, нескошенный колос осыпается. Несобранный вовремя сульфат портится, пропадает. И все же Сергей Брагин решился, посмел отдать для машин лучшую поляну, за которую дружными семьями, шумными, спаянными артелями держались ручники во главе с караван-баши бородатым Ширли-ага.

– К обеду пустим четыре агрегата, - пообещал Иван Ильич.

– Картинно, друг на друга?
– поинтересовался Брагин.
– Как в прошлый раз для паренька из телецентра?

– Пойдем без бутафории, - заверил Какаджан.

– Ну, брат, и злопамятный ты!
– прогневался Иван

Ильич, сконфуженно поглядывая сквозь двойной заслон очков.

И все же ему пришлось объяснить Виктору Пральникову, как они с Какаджаном демонстрировали свои первые машины перед приезжим оператором телецентра. Одна самоходка шла-шла, да и остановилась перед съемочным аппаратом Назад повернула, но подвела и на втором заезде. Съемщик волнуется - погода начала портиться. Подул из пустыни ветер с песочком, на озере начиналась соляная метель. Что делать? Какаджан сообразил и распорядился пустить на аппарат машины с разных сторон. Какая окажется на ходу, ту и снимай. С помощью этого нововведения удалось сделать нужный кадр... Случилось такое, но потом как оправдали себя волковские утюги!.. Иван Ильич, рассказывая об этом, погрозил Брагину гаечным ключом.

– Надо было, Сергей Денисович, к этой поначалу грустной новелле жизнеутверждающий конец добавлять! Помните, в тот же вьюжный день, когда ретивые ручники забились в свои берлоги, мы на самоходках не бросили озеро и собрали сульфат за сотню лопат. Помните? Поле боя осталось за машинами. Всегда об этом в своих рассказах добавляйте.

– Беру вас, Иван Ильич, в соавторы новеллы об утюгах.

– Нет уж, мы свою летопись теперь поярче начнем выписывать. Надо позаботиться, Какаджан, чтобы эти мешки с нашей дороги убрали. Заезды будем делать шире, инженер Брагин!

Около своих машин конструктор Волков забывал обо всем на свете. Кажется, дай ему права и волю, он на озере все перевернет по-своему. Заручившись поддержкой начальника производственного отдела Брагина, хлопотливый Иван Ильич стал более властным, снял пиджак и позволил себе расстегнуть верхнюю пуговицу у рубашки; а когда его попросили оставить мешки у поворота узкоколейки, то Волков взъярился:

– Без дураков чтобы... Сергей Денисович! Как инженер, вы должны чувствовать иноходь и нрав моего работяги Ему нужна достойная сценическая площадка. Я уже говорил вам и Чары Акмурадовичу, чтобы начинали переделку подъездных железнодорожных путей. Столбов лишних много понавтыкано, всю систему транспортировки и электропроводки надо менять. Коллекторы устарели, перепутаны! Старые отводы маточника и грунтовых вод нас не устраивают. Режим малосилен, - Иван Ильич подумал, не забыл ли чего.
– Да, учтите - в ближайшее время машин у нас будет за двадцать. А потом еще больше. Все доводы взвесьте.