Черная река
Шрифт:
– Меня-то скоро хватятся, - нахмурилась Сима. – Дед сейчас не в духе.
– Зуб? – хмыкнула Кесса.
– Ну да, что же ещё, - Сима поддела носком сапога тяжёлый намокший снег. – Старый, больной выломали, так теперь новый растёт. И всё ему не так. Его едва снежник не порвал, он снежника копьём проткнул – так об этом ни слова. Одно слово – дед!
В пещере Скенесов было пусто и холодно, очаг погас, и его камни остыли. Кесса осторожно сняла со стены тёмную, тускло поблескивающую пластину и положила себе на колени. Свисающие с Зеркала перья и странные осколки искусственных камней – рилкара
– Призраки не спят, - кивнул Хельг, поднося к Зеркалу палец. Отражение появилось не сразу и было таким же мутным. Поверхность стекла как будто рябила.
– Что-то там шевелится, - прищурилась Сима. – Уберите руки, оно под ними…
Сквозь темнеющую рябь на миг проступила синевато-белесая скала с чёрными отверстиями – цепочка за цепочкой они опоясывали высоченный каменный столб. Красная точка мелькнула мимо него и сгинула. Кесса изумлённо мигнула.
– Дом! Смотрите, там древний дом!
Рябь всколыхнулась снова и поглотила все тени – теперь из Зеркала на Кессу смотрело только её отражение. Хельг досадливо вздохнул.
– Здоровенный домище. Говорят, таких в Старом Городе полно, и все стоят – не шелохнутся. А ведь сколько зим миновало…
– Ты красную штуку заметила? – Сима ткнула Кессу пальцем в плечо. – Летающая штука!
– Маленькая такая, - покачала головой Кесса. – Мала для корабля, даже для древнего. Верно, птица… или Скхаа – они как раз такого цвета, когда голодны.
Хельг ухмыльнулся.
– Тебе везде хески мерещатся. Что твоему Скхаа делать в Старом Городе? Их и не было тогда…
– Тише вы! – фыркнула Сима. – Там что-то шевелится!
Они втроём склонились над осколком древнего стекла, мигом запотевшего от их дыхания. Что-то мелькало за зеркальной мутью, проступая медленно, словно всплывало из глубины.
– Хаэй! – окрик отца заставил Кессу вздрогнуть. Гевелс Скенес стоял на пороге и смотрел на гостей неласково.
– А, вот ты где, а я обыскался. Идём, - он крепко взял Кессу за плечо. – А вы, оба, занялись бы чем дельным.
Идти было недалеко – всего лишь до пещеры Мейнов. Не останавливаясь, Гевелс миновал большие залы, длинную цепь кладовок, и остановился в самом дальнем конце норы, там, где она изворачивалась, упираясь в последнюю, наглухо занавешенную дверь.
– Иди, - Гевелс подтолкнул Кессу к закрытому проёму. – Мне нельзя туда.
Она приподняла завесу, и сырой горячий воздух накрыл её с головой – так, что она не сразу смогла вздохнуть. Её схватили за руки, вытряхнули из плаща.
– Хаэй, - выдохнула ей в лицо похудевшая и потемневшая лицом за зиму Эмма Фирлисова. – На ногах держишься? Снимай всё, до нитки. Не замёрзнешь.
Она поправила утиные крылья, прицепленные к узкой налобной повязке, и попыталась вытянуть из волос сухой колючий стебель, но растение не поддалось.
– Зачем это? – насторожилась Кесса и подалась было к двери, но её удержали за плечи. Сзади стояла Огис Санъюгова – в одной длинной рубахе, с такими же крыльями на голове и с сушёной рыбиной на груди.
– Не бойся ничего, - сказала
она. – Ты в том году была сговорена с Речником Фриссом – теперь пора отметить тебя знаками Таурт, пусть богиня за тобой смотрит.Теперь глаза Кессы привыкли к полумраку – подземную тьму разгоняло только свечение двух маленьких церитов, один из которых висел на груди у Эммы, а второй держала Кест Наньокетова, старшая в роду Наньокет. Она стояла у кадушки, от которой валил пар, в горячей воде плавали клочья тины.
– Долго же тебя ловили, Кесса, - покачала головой Кест, черпая пригоршнями воду. – Встань передо мной и не двигайся. Эмма!
– Хаэ-э-эй! – протяжно проговорила колдунья, проводя по спине Кессы пучком сухой травы. – Сила корней взрастила тебя, сила трав взрастила тебя, сила вод взрастила тебя! Мацинген имя твоё назовёт, Макега имя твоё назовёт, Река-Праматерь имя твоё назовёт!
На голову Кессы вылилось полведра тёплой воды, пахнущей берёзовым листом и многократно разбавленной кислухой. Не успела она вытереть глаза и отплеваться, как по её спине хлестнули сухой травой. Пучок этот был смочен чем-то красно-рыжим, и капли краски расплескались по коже Кессы и повисли на мокрых волосах.
– Пусть Таурт растит тебя, пусть она твоё имя называет! – возгласила Эмма, прикладывая к животу Кессы тёплый круглый камень. Огис и Кест держали её за плечи, рыжей краской вычерчивая на лопатках и пояснице странные знаки.
– Плодовитой женой пусть назовут тебя, матерью многих детей пусть назовут тебя, старшей великого рода пусть назовут тебя! – Эмма обмакнула палец в краску и начертила разлапистый знак под ключицами Кессы. – Многих сыновей и дочерей ты принесёшь для нового рода! Четверых сыновей, четверых дочерей!
– Так, как было в вашем роду, - негромко проговорила Огис, выпуская мокрую Кессу из парилки. – Ваша праматерь – из плодовитых. Четверо сыновей! Если Таурт будет добра к тебе, столько же родишь и ты.
Эмма протянула Кессе ворох сухой тины.
– Вытрись хорошо и одевайся, - она завязала мокрые волосы Кессы косичкой толстых цветных нитей с подвешенным к ним утиным пером. – Потом иди наверх. Старшие матери будут говорить с тобой. Расскажут, что делает жена. Бездна! Ещё Раймалт, ещё траурный год, ещё сговор до конца не заключён, а Сьютар уже торопится…
– Эмма! – прошептала Кесса, оглянувшись по сторонам. – Я слышала на Весеннем Изломе… Дедушка и другие – они хотят выгнать вас из…
– Да знаю я, знаю, - поморщилась Эмма. – От них нового не услышишь. Одевайся. Тут говорить нельзя.
Из пещеры Мейнов Кессу выпустили через три дня, и она вышла, вздохнула, глядя на недвижную Реку, и побрела к своей пещере по щиколотку в снегу. Он таял быстро, размываемый моросящим дождём.
– Кесса! – Сима Нелфи выглянула из пещеры. – Иди к нам!
В очажной зале Нелфи было не слишком людно – старшие снимали циновки со скал, высматривали с обрыва, скоро ли тронется лёд. У тлеющего очага сидел Авит Айвин, раздувал угли и смотрел на пламя. Волосы, коротко выстриженные слева от его макушки, за зиму почти отросли, и свежие шрамы скрылись, теперь о прошлогодних деяниях напоминал лишь большой клык на ремешке, повешенный на шею. Клык этот принадлежал не зверю…