Черная роза
Шрифт:
– Узнаете? Это не он, но в точности такой же. Упрямое молчание Анны огорчило Буриана.
Он снова взялся за гладильную доску, положил ее на стол под свет лампы и острием ножа нацарапал на гладком дереве нечто вроде сердца. Поставив доску с изображением сердца прямо перед Анной, он попытался вложить ей в руку нож.
– Пожалуйста, возьмите его.
В первое мгновение показалось, что женщина готова повиноваться его желанию, но затем она вздрогнула и спрятала руки под платок.
– Возьмите нож вот так, за ручку. Я должен посмотреть, как он лежит в вашей руке.
Анна сделала вид, что не поняла
– Возьмите и попробуйте вонзить его в доску. Там, где я нарисовал сердце.
Прижав руки к щекам и тяжело дыша, Анна бросала на старшего лейтенанта умоляющие взоры. Но все было напрасно.
– Поймите, Анна, мне очень важно убедиться в том, что убийца не вы, а другой.
Женщина безвольно привалилась к столу, затем медленно сползла на пол, ни одним словом не выдав ни своих чувств, ни мыслей.
– Тетушка Тёре! Прошу вас, войдите! Однако Буриан сам поднял Анну с пола.
27
– Она шла, как с прогулки, чуть ли не напевая.
– Напевая?
– Кажется, нет. Я ведь не сказала этого. И цветы собирала, только потом их бросила.
Геза нигде не поужинал. Только вернувшись в свой пустой, осиротевший дом, он вспомнил о том, что неплохо было бы перекусить.
Дверь кладовки была распахнута настежь, на полках осталась лишь мука да немного топленого жира. Ни шпика, ни копченостей. Бидон с медом открыт, на дне виднелись лишь засахарившиеся остатки.
«Однако чего бы поесть? Меду? Жиру? Впрочем, я не так уж и голоден. Меня мучит жажда»,- решил Геза.
Возле колодца, нагнувшись, он стал пить из ведра.
– Упился до чертиков.- Сказав себе это вслух, Геза расхохотался. По рубахе за ворот текли холодные струйки воды. Ноющий желудок вроде бы успокоился.
«Сейчас лучше всего лечь и уснуть». Издали все еще доносилась музыка. «Довольно, утро вечера мудренее»…
Он проснулся от ощущения, что на него кто-то пристально смотрит. Да, кто-то смотрел на него, спящего. Может быть, луна? Не открывая глаз, он увидел сквозь веки ее серебристый свет. И снова погрузился, было в сон.
По тут же почувствовал на себе чей-то взгляд, не дававший ому покоя.
– Это я,- послышался шепот.
«Кто-то шепчет? Кто здесь, в моем доме, может шептать «это я»? Нет, это не Юлишка».
Шепот повторился.
Гудулич не испугался, не вскочил с кровати. Но мысленно привел себя в состояние, готовое к обороне. Лежать на спине было так приятно.
Однако его интересовало, что от него хочет и что может сделать с ним, спящим, незваный ночной гость. Еще не проснувшись до конца, он наблюдал сквозь опущенные веки за действиями этого нахала. Кажется, это женщина. Вот так так! Гостья пошевелилась, и Геза сообразил, что на краю кушетки сидит Анна.
– Это я,- еще раз шепнула Анна, не осмеливаясь положить даже руку на кушетку, чтобы опереться. Это было все, что Гудулич успел заметить.
– Мне необходимо с вами поговорить.
«Может, оно и так,- подумал Геза.- но, неужели нельзя было потерпеть до утра?» Надо было что-то ответить.
– Слушаю,- сказал Геза.
Анна
смутилась, спокойствие ее рассеялось от одного этого слова. Проникнуть ночью в чужой дом, пройти через пять дверей, чтобы услышать это полусонное «слушаю»!– Не знаю, с какого места начать.
– С самого больного.
Гудулич еще не отдавал себе полного отчета в том, что говорит.
– Моя дочь. Я проводила се к поезду. Хотя нет, не так. Убежав от дома Гооров, я поспешила на станцию, зная, что еще успею. Бежала, выдохлась, потом шла, а когда пришла, Эммушки там еще не было. Представьте, она появилась, как с прогулки, чуть ли не напевая.
– Напевая?
Анне стало стыдно.
– Кажется, нет. Я ведь не сказала этого! Но она гуляла! И цветы собирала, только потом их бросила. Увидев меня, она сказала; «Какая ты умная, мамочка». Вот тогда я ей все и открыла. Девушка, которой за двадцать, должна наконец знать, кто был ее отцом…
– Это ее поразило?
– Нет, она уже знала. И можете себе предетавить, от кого?..- Анна вздрогнула и умолкла.
Гудулич наконец поднялся. Сна как не бывало.
– Как, как она это приняла?
– Что?
– То, что вы ей сказали.
– Она резко переменилась и сказала мне: «Ты зря пришла сюда, этого не нужно было делать».
Анна дрожала.
– И больше ничего?
– Гудулич взял сигарету»
– Сказала…
– Говорите, что именно.
– …что он попытался ее повалить, повторяя мое имя…
– Ну и что же дальше?
– Он забыл, кто перед ним, или просто не поверил, что это не я. Потому и чиркал зажигалкой. Хотел рассмотреть, а она ее гасила. Вы только вообразите себе все это!
Анна замолчала. Гудулич попыхивал сигаретой, пытаясь представить себе все, что она рассказала.
– Дайте и мне сигарету, дядюшка Геза. Гудулич выполнил ее просьбу и зажег спичку.
– Я не знал, что вы курите.
– Научилась в Мохаче. Но видите, плохо получается. Гудулич молча следил за вспыхивавшим время от времени кончиком ее сигареты.
– Вот что, Анна, все это дела не срочные. Разберемся днем, успеем,- сказал он, наконец.
– Но я пришла просить у вас совета, - тихо сказала Анна.- Ее могли бы оправдать! Ведь она ждет ребенка!
Голос ее звучал то тревожно и резко, то вдруг беспомощно и робко.
– Знаете, дядюшка Геза, до чего я додумалась? Вот до чего: если бы я сейчас случайно забеременела, это первый раз в жизни пошло бы мне на пользу!
– На пользу? Если вы забеременеете? Вы в своем уме?
– Да, конечно! Тогда я взяла бы на себя вину Эммушки. И суд, учитывая мое положение, быть может, отнесся бы ко мне с большим снисхождением, чем к ней.
У Гудулича вдруг возникло острое желание поколотить возмутительницу его ночного-покоя. Он шагнул к Анне и, схватив ее за плечи, хорошенько тряхнул.
– И за этим вам потребовалось меня будить? Хватит, я и прошлую ночь почти не сомкнул глаз. Черт знает что!
– Не знала я, что вы так привязаны к своей жене. Она неслышно выскользнула за дверь, так, словно боялась разбудить спящего.
Солнце стояло уже высоко, когда Геза Гудулич наконец пробудился. События минувшей ночи представились ему как мимолетный сон. Еще с полчаса он валялся в постели, наслаждаясь бездельем.