Черная сага

Молчали все. И хмурились. Смотрели на меня. А я смотрел только на Сьюгред. Она смутилась и зарделась, и опустила взор…

Торстайн же, осерчав, сказал:

— Ярл Айгаслав! Мы ждем тебя. И Хальдер ждет.

Тогда я встал и стал рассказывать… О, я рассказывал! И если верить мне, то выходило так, что Хальдер был мне больше, чем отец! И что храбрей, умней, добрей его я никого и представить себе не могу! Еще я рассказал, как Хальдер покорил двенадцать наших младших ярлов и что ему платили дань и Безволосые, и Многоречье, Песчаная Земля и даже Руммалия.

— Да! — говорил я. — Да! Он был и в Руммалии, и жег их корабли, и грабил города, и даже осадил их Главный Город, и взял бы и его, разграбил бы и сжег, но руммалийский ярлиярл пришел к нему, встал на колени и руку целовал — как раб хозяину! И Хальдер сжалился над ним, забрал все ценное, что только было в Главном Городе, и возвратился к нам в Ярлград!

— А что было потом? — спросил Торстайн.

— Он умер.

— Как?

Я промолчал. Торстайн же усмехнулся и сказал:

— Скрывать тут нечего. Оно и так понятно. Они ему и отомстили, эти руммалийцы. Убили подло. Или отравили. Ведь так было?

— Да, так, — чуть слышно сказал я. — А ты откуда это знаешь?

— И знать тут нечего. Враг должен быть убит, а не унижен. Мертвый будет лежать и молчать, никому не мешать. Униженный же будет мстить, пока не отомстит. Ты все сказал?

— Да, — кивнул я.

— Тогда пусть теперь говорит твой человек. Лузай, мы слушаем тебя!

Лузай рассказывал о битвах в Руммалии. Рассказ его был прост, правдив, и это белобровым нравилось. Но только лишь Лузай дошел до перемирия, как Торстайн встал, сказал:

— Об этом мы уже наслышаны. Ты лучше вспомни о других походах.

Лузай опять рассказывал. И снова его слушали с почтением — все, даже Сьюгред. Мне было обидно.

Потом, уже почти под утро, Торстайн сказал:

— Довольно. Хальдер, я думаю, уже устал от нас. Пора и нам ложиться.

Нам постелили у огня. Лузай — счастливый человек! — как лег, так сразу же заснул. А я лежал, закрыв глаза, и думал: ну, вот я и пришел сюда, а дальше что? И ярл ли я? И звал ли меня Хальдер? И… Много я еще о чем в ту ночь успел подумать! Когда же я заснул, мне снился Хальдер: и он был мальчиком, и я был мальчиком, и мы стояли на поляне, в руках у нас были мечи — и мы рубились. То он меня одолевал, то я его, то снова он, то снова я, и тогда я кричал, грозил ему…

И этот крик меня и разбудил. Я подскочил и осмотрелся. Лузая рядом не было. И никого в землянке не было. Через распахнутую дверь я видел свет. Так, значит, уже день…

— Ярл, — тихо сказал кто-то, — ляг.

Я резко обернулся…

Сьюгред! Она стояла рядом, на коленях. И снова повторила:

— Ярл!

Я улыбнулся и сказал:

— А, это ты, красавица!

Она насупилась, ответила:

— Так говорить нельзя. Я не твоя раба. Ляг, ярл.

Я лег. А она опустила ладонь на мой лоб и уже почти доброжелательно продолжала:

— Тебе нужно еще немного отдохнуть, и тогда ты будешь совсем здоров.

— А что, я разве был болен?

— Да, очень. Ты ночью страшно кричал. Отец велел, чтобы все немедленно вышли отсюда и не слышали твоих криков.

— А что, — настороженно спросил я, — я кричал нечто такое, чего нельзя слышать другим?

— Нет, почему же, можно, — чуть слышно ответила Сьюгред. — Мужчины часто так кричат, когда у них есть враг. И так и ты кричал, убить его грозил.

— Кого? Я называл, кого?!

— Да. Называл.

Мне стало жарко. Я думал, думал… А потом воскликнул:

— Но это ложь! Зачем мне убивать его? Он ведь и так уже убит!

— Но, значит, не тобой. Или не так, как ты того хотел.

Сказала — и смотрела на меня! Смотрела пристально! Тогда я медленно, как будто невзначай, отвел глаза. А Сьюгред продолжала:

— Сперва отец сильно разгневался. А после засмеялся и сказал, что он теперь все понял! Что Хальдер для того и призывал тебя, чтобы ты все рассказал, как есть, а он, отец, потом отомстил бы тебе за него, за своего сородича. И он отомстит! Но будет это честно, по закону — он вызовет тебя сражаться на мечах.

— Сегодня?

— Нет. Сегодня ты наш гость. А завтра — враг. И завтра он тебя убьет.

Я снова повернулся к Сьюгред, хотел было спросить: «А если я его убью?»… но почему-то промолчал. И просто так лежал, смотрел на Сьюгред, думал, что до чего же она красивая! А Хальдер… Неужели это правда, что Хальдер заманил меня? А что тогда Лузай?! И я спросил:

— А где мой человек?

— На берегу. Беседует с дружиной. И там же мой отец.

Ну что ж, подумал я, им есть о чем поговорить. Лузаю теперь нужно доказать, что он здесь ни при чем, что он был верен Хальдеру. А я буду молчать! Я ничего им не скажу, ибо теперь всякое мое слово они будут невольно воспринимать как мою лживую попытку оправдаться. Но этого не будет, нет! Я — ярл! А если и не ярл, то только по рождению, но по тому, как я уйду, я буду настоящим ярлом!

Подумав так, я сразу успокоился и, повернувшись к Сьюгред, сказал так:

— Все хорошо. Ступай.

Она не шелохнулась. Тогда я улыбнулся и сказал:

— Ступай, моя красавица! Я больше не держу тебя.

Она сказала:

— Глупый ты.

— Да, глупый, — согласился я. — И потому ступай.

Она ушла. А я лежал. Я знал: завтра Торстайн убьет меня — ведь не зря же Хвакир так жутко, дико выл, когда мы расставались с ним — стоял на берегу, смотрел мне вслед и выл, и выл, и выл! Он, значит, знал, что меня ждет, он чуял, что замыслил Хальдер. Да и Белун, конечно, тоже это знал, но промолчал. И знал и Хрт! Но не остановил. А если это так, то, значит, я не просто ухожу, а по его велению. И я буду с мечом — это почетно. А каково было Щербатому? Его-то ведь сожгли! Конечно же, он проклинал меня. И ведь было за что! И Хальдер, я уверен, проклинал меня — и Хальдер тоже прав, я не ропщу на Хальдера, а нынче я и вовсе благодарен Хальдеру — ведь он позволил мне уйти с мечом. И завтра я уйду. Но я уйду к своим богам, а он ушел к своим. И, значит, нам никогда уже не встретиться. А жаль! Ведь если бы…

А! Что теперь! И я лежал и размышлял. И так я пролежал почти весь день. Никто меня не беспокоил. Было тихо. И на душе моей было легко и тихо. Я знал, что меня ждет, я приготовился. И мне, признаться, даже не терпелось: скорей бы день прошел, скорей бы миновала ночь, а там — в мечи и в тьму! А там — в неведомую, но, как говорят, счастливую страну! Хей! Хей!

Но вот пришел Торстайн. Сказал:

— Вставай. Сейчас придут рабы и будут накрывать на стол. Негоже при рабах лежать. Еще подумают: ты оробел, не можешь и подняться.

— Да, — сказал я, — ты прав. Пойдем.

Мы вышли из землянки, сели на скамью. Торстайн сказал:

— Сегодня ты мой гость. Пир — в твою честь. А завтра я хочу убить тебя.

— То есть, ты вызываешь меня?

— Да, вызываю.

— Что ж, будь по-твоему.

Мы помолчали. Потом Торстайн опять заговорил; на этот раз он спросил у меня:

— У тебя есть последнее желание?

— Пока что нет, — ответил я. — Я еще слишком молод, чтобы думать об этом.

— Но завтра я тебя убью!