Черная шаль с красными цветами
Шрифт:
– Что, Илья, думаешь?- не удержался, спросил Федя.
– Я? А вот смотрю кругом и удивляюсь, до чего наша Россия велика и богата. Всякие земли есть… А большинство людей живут впроголодь. Вот, скажем, здесь - и лес, и вода, и рыба, и зверь-птица, и нефть. И, наверное, если поискать хорошенько, может много нефти оказаться. И на Ухте, и в других местах…
У Феди чуть не вырвалось: да что там искать, они с батей такие места знают - и искать не нужно. У Сухого болота пахучий газ сам наверх выходит, подожги - так не сразу и потушишь… Но вовремя спохватился. Сказал же батя: молчи. Значит, молчи и не трепись попусту. Бате виднее.
– И вижу, люди с добрым сердцем
– Илья,- осторожно попросил Федя.- Ты, Илья, того… про царя… бате… худого не скажи.
– Почему?- удивился тот.
– А так… Царь, он царь и есть, не нашего ума птица. Про купцов можно сказать, про богатых вообще… Отец жадных не любит. А про царя… я тебя прошу…
– Ну, раз просишь, умолчу, Федя. Старших уважать надо. Да он и сам скоро узнает, что к чему. Придет время, всех хищников изведем, и все люди станут жить открыто, друг дружку не обманывая, ничего не боясь, принося пользу обществу…
– У нас в Изъядоре… не воруют.
– А добычу вашу лесную? Не за полцены ли берут? Я же говорил тебе. Да ты и сам знаешь. Опять же нефть. Если найдут здесь промышленную нефть, думаешь, вам чего достанется от того богачества? Держи карман шире! Все заберут, а на вашу долю оставят тяжкий труд от зари до зари. Вот такую несправедливую жизнь мы и опрокинем, Федя. И станем все богатства распределять трудящимся людям, по справедливости, никого не обманывая. Только сначала нужно победить. Борьба будет большая, Федя, тяжелая будет борьба. В пятом году мы попробовали, но не одолели, не хватило сил… Вот
о чем я и думаю, Федюшка…
Долго плыли молча. Федя раздумывал, раздумывал, и никак не мог понять, как это станут делить все богатства… Нет, не укладывалось в голове. Может, конечно, чего-то Федя и не знает, не понимает, лесной он человек, городского ума нету. Но вот Илья хочет купцам под зад дать - как он говорит. Тогда кто же будет у охотников шкурки покупать? Кто нужный товар завезет? Дело-то не шуточное: и товару надо много - и разного, и, главное, хлопоты не маленькие…
Дичь им подвернулась. Утки много раз подымались перед лодкой, но Федя их не трогал. Пусть птенцов растят, время такое. А вот когда вспорхнул с земли большой черный глухарь и уселся совсем рядом, в ветвях сосны - он сразу потянулся за ружьем. Черный ком, с ветки на ветку, кувырнулся и бухнулся
на землю. Пристали к берегу, Федя сходил за глухарем. Показал Илье красивую голову птицы с широкими красными бровями.
– Вот, батя просил одного взять. Тут мяса и супа нам на два дня хватит…
– Красивая птица,- оценил Илья.- Даже жалко такую.
– Не жалей, это уже старый глухарь. По весне теперь молодым мешать не будет,- улыбнулся Федя и оттолкнулся от берега.
Еще только приближаясь к устью Черью, Федя почуял запах дыма. Значит, отец уже здесь. Как только выплыли на Ижму, он направил лодку вверх по течению, несколько раз оттолкнулся шестом, и тут они увидели лодку старшего Туланова, она наполовину была вытащена на песчаную косу. Наверху, на обрыве, дымился костер. Федя пристал рядом с отцовской лодкой, и они с Ильей поднялись к костру. Отец уже орудовал топором, срубая заподлицо с землёй частый ольшаник на берегу. Минуты ведь не усидит без дела… Увидел сына с товарищем - подошел.
– Но-о, вы, значит, вдвоем прибыли,- заговорил отец, внимательно рассматривая Илью.- Ни в голосе, ни во взгляде не заметно было ни удивления, ни радости, ни настороженности, словно он ждал именно их обоих.
– Вот, тебя… Это и есть Илья,-
представил Федя.- Он хочет нам помочь.– Понял,- кивнул отец.
– Гурий, Илья Яковлевич.- Он шагнул к отцу и протянул руку.
– Но, да, конечно, говорил Федя. Здравствуй тогда. А я Туланов, Микаил Андреевич, если по-вашему.- Отец пожал руку Илье.- Ты молодой, я вижу. Приходится не по своей воле по чужим землям таскаться. Сколько ж годов тебе, Яковлевич?
– Осенью двадцать пять стукнет,- улыбнулся Илья и погладил совсем почерневшие от щетины подбородок и щеки.- А в ваших краях уже второй год обретаюсь…
– Но, ничего,- подбодрил отец.- Везде люди живут. Больше увидишь, больше знать будешь. Да. Раз прибыли, надо от дождя какую-нито защиту сообразить. Погода, конечно, хорошая, но тут у нас от солнца до дождя ой как близко. Второй год живешь, значит, сам знаешь.
– Знаю,- кивнул Илья.
– Есть хотите?- спросил отец.
Федя посмотрел на товарища. Тот качнул головой.
– Не очень пока,- ответил он за двоих. Отец посмотрел на солнце.
– Тогда перекусим маленько, чтоб потом до обеда поработать без перерыва. Сходи, Федя, в лодке большой туес, принеси-ка его. Мать нам кислого творога с сывороткой положила, похлебаем с хлебом. Ложки-миски там же, в носу. Тащи весь мешок.
Расселись, поджав под себя ноги, хлебали из большой деревянной миски. Отец каждому отрезал по хорошему ломтю. Старшинство сразу перешло к Михаилу Андреевичу.
– Я пойду вон в ту лощину бересту драть,- сказал он.- А вы жерди вырубите да приготовьте навес. Ширина чтоб три-четыре, в длину пять аршин. От дождя хватит укрыться. Топор не забыл?
– Два топора взяли.
– Ну-ну. Пригодятся. Есть тут чего рубить.- Отец бросил на плечо моток веревки, взял топор и подался к лесу.
Вдвоем они успели и колья в землю воткнуть, жерди положить и вицами привязать их. Отец пришел с. большой связкой бересты. Все трое накрывали жерди этой берестой и сверху придавливали крышу другими жердями. Получилось прочно, никакой дождь не прольет. Отец сразу определил им задание-урок: в голове речной излучины убрать большую кучу древесного хлама, нанесенного рекой, и вырубить кусты.
У кустов черемухи сучья срубить, а сами деревья перепилить и переколотить на дрова да сложить в поленницы - зачем добру пропадать? Потом вдоль старицы вырубить кусты под корень - полосу шириной в два аршина. Так же вдоль берега Ижмы - там ивняк от берега уже по пойме попер. Сучья, всякую дрянь, что на дрова не годится, стащить на песок у воды и сжечь подчистую. А золу, что наберется в кострище, собрать и распылить по пойме, траву подкормить. Вот и все дела. Илья мало что понял из комиязычного отцовского приказа, а Федя даже глаза вытаращил:
– Ба-атя, да когда же мы эстолько-то дела переделаем?
– Не бойсь,- коротко покашлял отец.- Глаза боятся, руки делают. Вот, берите пилу, топоры и с той кучи и начинайте,- показал отец на ближайший куст черемухи.-А я здесь задержусь, надо же что-то к обеду сообразить.
– У нас в лодке глухарь, батя. Может, разделать?- подсказал Федя.
– Справлюсь, сварю,- сказал отец.
Только черемуху по берегу пришлось рубить целых три дня. Все хозяйственные хлопоты отец взял на себя и, время от времени, отрывался от главного дела, чтобы сварить обед, вскипятить чаю. А Федя с Ильей махали топорами без передыху, после долгого дня с трудом распрямляли поясницу да рукавами рубах вытирали с лица окончательный пот, когда солнце, садясь, уже цеплялось за верхушки деревьев. Подкрепившись, отец с сыном садились точить топоры: устал ли, с ног ли валишься, но