Черная Скала

Джо выглядел бледным и уставшим. После ужина он уснул у Робинсонов на диване. Теперь он, сонный и сердитый, кое–как вскарабкался по лестнице. Элен Родригес, наоборот, выглядела так, словно не спала уже несколько дней; под красными, воспаленными глазами темнели синие круги, будто кто–то ее ударил. Она передала мне Консуэлу, и я понесла девочку наверх.

Потом я зашла к Джо пожелать спокойной ночи. Уставившись на свисающий с потолка самолет, он спросил:

— Что это было с мамой?

— Она просто очень устала, Джо.

— Почему? Я не знаю никого другого, кто так же устает.

— Я точно не знаю, но ты можешь спросить у папы. Очень хорошо иметь отца — доктора.

— Она хочет уехать в Англию. Она сама мне сегодня сказала, тут она все ненавидит. — Тут он взглянул прямо на меня: — И тебя она тоже ненавидит.

На следующее утро я уже собиралась войти в кухню, когда заметила, что возле раковины стоит Элен Родригес. Быстренько отступив, я увидела доктора Эммануэля Родригеса — он стоял, опираясь спиной о стену. Я услышала, как он говорит:

— Хочешь с кем–нибудь поговорить? — И затем: — Объясни мне, что происходит, Элен. Ты не можешь выставить меня из нашей комнаты и забаррикадироваться.

Она молча доставала что–то из шкафчика.

— Это потому, что ты скучаешь по Англии?

Молчание.

— Что тебя так тревожит? Для этого нет никаких оснований. Все в полном порядке. У нас двое чудесных детей и красивый дом.

Теперь она наливала воду в чайник.

— Если это все из–за Англии и ты хочешь туда съездить, это нетрудно организовать. Наверно, ты хочешь повидаться с Изабель.

Все так же молча она вышла в гостиную.

Элен Родригес позвонила Марве и попросила ее выйти на работу. Это было странным — Марва никогда не работала по воскресеньям. Потом миссис Родригес с очень оживленным видом начала доставать из кладовой все подряд: муку, сахар, масло, противни, миски. Джо крутился здесь же, наблюдая за ней. Она сказала:

— Сегодня мы устраиваем праздник. Выбери, кого из друзей ты хочешь пригласить. Как будто это твой день рождения. — Ее голос звучал очень четко и ясно.

Джо удивленно посмотрел на нее:

— Зачем?

— Не спрашивай «зачем», Джо. Просто пойди и составь список. Говори всем, чтобы приходили к трем часам.

— Разве мы не пойдем в церковь?

— У нас нет времени идти в церковь, — начала раздражаться миссис Родригес.

Джо посмотрел на меня. Я слегка кивнула, как бы говоря: иди составляй список.

К тому времени, как пришла Марва, мне было уже очень не по себе. Элен Родригес, никогда не интересовавшаяся выпечкой, замесила тесто для трех тортов: шоколадного, мраморного и лимонного, и теперь принялась за имбирный кекс. Она действовала по рецептам из кулинарной книги — такого я тоже за ней раньше не наблюдала. Ей уже не хватало противней и мисок. Она надела фартук прямо поверх ночной рубашки, узел из непричесанных волос вороньим гнездом торчал на макушке. Элен Родригес не оставляла нас с Марвой наедине, но при каждом удобном случае Марва поглядывала на меня, и я знала, что мы думаем об одном и том же.

В холле Джо разговаривал по телефону.

— Никакого особого повода, — объяснял он кому–то, — просто вечеринка.

Это прозвучало совсем не по–детски, и мне стало его жалко. Скоро он станет достаточно взрослым, чтобы сравнивать свою мать с мамами его друзей, и поймет, как сильно она от них отличается. Закончив звонить, Джо пришел на кухню и сообщил Элен Родригес, что у большинства его друзей на сегодня уже были планы. Многие уехали на острова. Только шестеро точно смогут прийти, сказал Джо. Он казался скорее растерянным, чем довольным.

Затем доктора Эммануэля Родригеса неожиданно вызвали к больному. У его пациентки начались роды, акушерка почему–то не пришла, женщина не могла добраться до больницы. Она жила в Диего–Мартин. Перед уходом доктор Эммануэль Родригес заглянул на кухню и взглядом оценил царящий там хаос.

— Не знаю, что тут у вас происходит, но надеюсь, что хоть кто–нибудь понимает.

Мы наделали бутербродов как минимум на десять человек — на всякий случай. Всего было три торта плюс имбирный кекс. В последнюю минуту Элен Родригес решила испечь еще и печенье в форме звездочек и полумесяцев.

— Если уж за что–то взялся, нельзя делать наполовину.

Пока печенье стояло в духовке, она разыскала в ящике под лестницей надувные шарики.

— Мы купили их три года назад для крестин Александра.

Мы с Марвой надули шарики, связали по несколько штук и развесили в гостиной. Элен Родригес казалась довольной. Она сказала:

— А что, если нам устроить пикату?

Я уже слышала про эту игру. Я знала, что для этого нужна какая–нибудь фигура из папье–маше, которую наполняют конфетами и подвешивают к потолку. Одному из играющих завязывают глаза, другие дети раскручивают его, дают ему заостренную палку и отпускают. Он должен вслепую проткнуть фигуру, чтобы оттуда посыпались сладости.

Элен Родригес всплеснула руками:

— Ладно, вижу, вы обе сегодня не горите желанием мне помогать.

Вслед за ней мы вышли во двор. Там на газоне лежало что–то круглое, прикрытое газетами.

— Я сделала ее сегодня утром. Ей нужно еще немного подсохнуть.

Миссис Родригес сияла; я никогда не видела ее такой счастливой.

К тому времени, как я вернулась из магазина, притащив пять пакетов со сладостями, она уже проткнула шарик внутри фигуры и теперь обклеивала ее кусочками синей бумаги. Это будет рыба, пояснила она, символ Христа. Сначала она собиралась сделать ослика, животное, на котором Мария добралась до Вифлеема, но это оказалось слишком сложно.

Я наполнила синий шар конфетами, а Элен Родригес принесла лестницу. Марва вскарабкалась на нее и привязала пикату к балке.

— Но нужна же еще палка, — вспомнила миссис Родригес. — Селия, пойдем со мной в сарай для инструментов, найдем там что–нибудь подходящее.

Мне совсем не хотелось идти вместе с ней в сарайчик для инструментов.

— Пойдем же, пойдем, некогда раздумывать. — И она, как была, босиком направилась в сад. Земля кое–где еще была мокрой после ночного дождя, но ее это не смущало. Она не обращала внимания на грязь, прилипшую к ее босым ногам.

Довольно быстро мне удалось найти старое древко, которое Вильям когда–то использовал для сбора фруктов. На нем уже не было крюка, но так было даже лучше.

— Как тут жарко, правда? — сказала Элен Родригес. — Удивляюсь, как Вильям это выдерживает. Сюда с трудом могут втиснуться два человека, не больше. — Она провела рукой по скамье. — Мой муж сделал эту скамейку, когда мы сюда переехали. Он часто сюда приходил. Думаю, и сейчас приходит. — Она посмотрела на меня, и я пожала плечами, как бы говоря: а мне–то откуда знать? Потом она залезла в коробку, где лежали старые простыни, и оторвала от одной из них длинную полосу: — Пригодится, чтобы завязывать глаза.