Черная Скала

Церквушка была очень простой, без всяких витражей, совсем как церковь Сент–Джон в Черной Скале. Несмотря на это, она всегда была заполнена, в основном деревенскими. Впереди всех обычно стояли Карр–Брауны — мистер Карр–Браун в белом костюме и его миниатюрная жена в длинном платье и шляпке, похожей на шкатулку. Я только один раз мельком видела ее в доме. Оливковой кожей и глубоко посаженными темными глазами она походила на испанку.

В то утро мистер и миссис Карр–Браун первыми вышли из церкви. Мы с тетей Сулой, не торопясь, вышли следом и остановились в тени под пальмой, глядя, как они садятся в машину. Они, казалось, нас не замечали. Я спросила тетю Сулу, нравится ли ей миссис Карр–Браун. Она ответила, что за все эти годы так по–настоящему и не узнала миссис Карр–Браун. Люди считают ее очень застенчивой и склонной к уединению, но тетя Сула в этом не уверена.

— Она всегда была невеселой.

А сейчас, когда дети выросли и покинули дом, стала еще печальнее, несмотря на то что они часто приезжают в гости и привозят внуков.

— Не понимаю, как можно чувствовать себя несчастной, когда у тебя есть дети и внуки и они так часто тебя навещают, — покачала головой тетя Сула.

— Я даже ни разу с ней не разговаривала, — сказала я.

— Ничего страшного, ты еще успеешь с ней встретиться.

Но я никак не ожидала, что наша встреча будет такой странной.

Я проходила мимо большого дома, когда меня окликнула Седар.

— Мисс, — сказала она, поманив меня, — пойдемте, я вам что–то покажу. Пойдемте скорее.

Гадая, что бы это могло быть и почему она так возбуждена, я пересекла газон и поднялась по ступенькам на веранду. Девочка стояла, наклонившись, и рассматривала что–то на полу. Сначала я не разглядела, что это, из–за того, что доски были очень темными. Но, подойдя поближе, я увидела огромного черного скорпиона, самого большого из всех, каких я когда–либо видела, с длинным черным туловищем и грозно выгнутым толстым хвостом, готового нанести удар. Я закричала. Вслед за мной закричала и Седар: ее высокий пронзительный вопль заставил меня содрогнуться. И вдруг скорпион начал приближаться к Седар, нацеливаясь прямо на ее босые, слегка косолапые ноги — а я знала, что скорпионы любят жалить между пальцами ног, поэтому, подбежав ближе, я с размаху опустила ногу в ботинке на спину скорпиона. Я била снова и снова, пока окончательно не растоптала его. Седар закричала: «Она убила, она его убила!» — и, к моему изумлению, разразилась слезами и начала орать, как будто я только что убила ее лучшего друга. Я так разозлилась, что она кричит и плачет из–за того, что я убила тварь, которая была готова ее ужалить, что не выдержала и сделала что–то, чего никогда еще не делала: я ее ударила. Ударила по лицу. В ту же секунду на веранде появилась миссис Карр–Браун и спросила:

— Что происходит? Что случилось, Седар?

Мне показалось, что она обвиняет меня в том, что Седар в таком состоянии, и я сказала:

— Скорпион мог ее ужалить.

Джозеф Карр–Браун тоже вышел посмотреть, что случилось. Он завтракал, когда услышал крики.

— Ради всего святого, что это? — сказал он. — Такой шум, можно подумать, кого–то убили.

Я сказала:

— Кое–кого действительно чуть не убили, сэр.

Седар, прижимая руки к лицу, бросала на меня свирепые взгляды. Миссис Карр–Браун обняла ее за плечи и спросила:

— Это племянница Сулы?

И Джозеф Карр–Браун ответил:

— Да, да, это ее племянница.

И его жена, и Седар смотрели на меня с отвращением, как на кучу гнили. Развернувшись, я побежала к дому тети Сулы. Я слышала, как мистер Карр–Браун зовет меня по имени, но не оглянулась.

Тетя Сула лежала на кровати.

— Не волнуйся, — сказала она. — Всякое бывает. Ни для кого не секрет, что у Седар не все дома. Насчет миссис Карр–Браун тоже не переживай. Она всегда будет искать повод, чтобы тебя невзлюбить. Извинись перед Седар, и все будет в порядке.

Я была так расстроена, что даже не догадалась спросить: а почему миссис Карр–Браун будет искать повод, чтобы меня невзлюбить? И почему моя тетя среди бела дня лежит в постели, когда в это время она обычно работает? Мне даже не пришло в голову, что она может быть больна.

В тот же вечер, едва я вошла в дом, в дверях возник задыхающийся Таттон. Он сказал, что не знает, от кого письмо, потому что еще не научился читать, но «миссис Карр–Браун сказала, что это для племянницы Сулы».

Я посмотрела на марку и на штамп. Письмо пришло из Порт–оф–Спейн, адрес был напечатан на машинке.

— Спасибо, Таттон, — сказала я и продолжала молча стоять, пока он не понял, что я не собираюсь вскрывать письмо в его присутствии. Я подождала, пока он не скрылся из виду. Убедившись, что тетя Сула занята приготовлением ужина, я села на ступеньки и с бешено колотящимся сердцем вскрыла маленький белый конверт. В письме говорилось:

«Пожалуйста, приезжай при первой возможности. Доктор Эммануэль Родригес».

24

Я собиралась выехать в Порт–оф–Спейн сразу после ланча, но, вернувшись домой из конюшни, сразу поняла, что что–то неладно. Тетя Сула в ночной рубашке сидела у стола. Боль, сказала она, то схватывает, то отпускает.

— Где у тебя болит?

Она положила руку на низ живота.

— Вот здесь. — Она заметила кровянистые выделения, кроме того, ей больно мочиться. Тетя Сула помассировала поясницу. — Здесь тоже сильно болит.

Сейчас у нее нет температуры, но ночью была, и довольно высокая. Как и боль, жар то появляется, то исчезает.

— У тебя уже такое было?

Она кивнула.

— Да, и через пару дней я была на ногах. — Затем: — Ты возвращаешься в Порт–оф–Спейн? Обязательно скажи мистеру Карр–Брауну, чтобы он нашел кого–то помогать с лошадьми.

— Как же я могу сейчас уехать? Кто–то должен за тобой ухаживать.

— Не надо за мной ухаживать. Я сама могу о себе позаботиться.

Но мы обе знали, что это неправда. Я помогла ей подняться, мы вместе прошли в спальню, и она легла. Она не захотела разбирать постель.

— Я просто немного полежу. Утром заходил мистер Карр–Браун, кое–что принес. Он еще сегодня зайдет.

— Что он принес?

— Там все лежит на буфете. Девочка моя, пожалуйста, не беспокойся. Поешь что–нибудь и поезжай. Нет никакого смысла тебе здесь оставаться. Ты сможешь найти машину? Возьми деньги из коробочки.

В пакете, который принес мистер Карр–Браун, было множество полезных вещей: мыло, сок, два горшочка вареного риса, тушеный цыпленок, лук, хлеб, масло, сахар. Разложив все по местам, я нарезала овощи для бульона и поставила их вариться. Потом я заглянула к тете Суле: она лежала на спине, приоткрыв рот, и тяжело дышала.

Джозеф Карр–Браун приехал, когда я закончила поливать огород и отмывала руки. На ступеньках раздались его тяжелые шаги. Выглянув в окно, я увидела привязанного к дереву Сифера.

— Сула, — мягко произнес мистер Карр–Браун, раздвигая висящие на двери занавески. Потом он увидел меня. — Привет, как твоя пациентка?

Я сказала:

— Она лежит.

— Ей хоть чуть–чуть полегчало?

— Не знаю, сэр, она спит. У нее были сильные боли.

Через кухню он прошел в спальню тети Сулы.

Мне было видно, как он остановился, глядя на нее, потом раскрыл окна, поправил покрывало, подошел к изголовью и пощупал ее лоб. Затем он взял ее руку, но из–за его широкой спины мне не было видно, считает ли он пульс или просто держит ее ладонь в своей.