Чернильный ангел повесть
Шрифт:
Любимая тема теперешних его писаний – влияние условий на культурные и дикие растения, и этот пример тоже подтверждал его правду: “условия жизни все определяют” – он даже приосанился и победно огляделся. Жена, наоборот, тяжко вздохнула и, замедлясь, утерла пот. Ее-то как раз угнетали все эти экскурсы его в науку и историю, она сразу начинала мучиться (“ни о чем конкретном не хочет знать!”), но он словно не замечал… Или – специально?
Даже мы, трое самых близких людей, не можем разобраться – что же говорить о чужих?
Отец размашисто, по-хозяйски сел в лодку – под ней, отраженные от берега, гулко захлюпали
– Да дай сюда… не умеешь ни черта! – Он яростно вырвал цепь из моих рук.
Разгулялся батя!
Но вот святой Мефодий, к сожалению, не разгулялся: день был душный и какой-то тусклый… Все лето будет таким?
Не было видно ничего – даже ближние острова исчезли в тумане.
Жена вздохнула, глянула на меня (пот блестел на верхней губе):
“Вроде мы и так все уже помирились? Может, не поплывем?”
Но тут и я уже не выдержал – сколько можно сдерживаться, улыбаться, всем угождать?!
– Садись! – рявкнул я. – Как раз тебе надо покататься, воздухом подышать!
Думал ли я так в действительности?.. Да нет. Просто не удержался, злобу сорвал. Когда кончатся наконец все эти мучительные переплетения?.. Видимо, никогда.
Жена, держась за меня (как исхудала-то, руки – спички), пробралась на корму, уселась. Я с грохотом (какое эхо в тумане!) стал втыкать весла в уключины. Поплыли неизвестно куда – уключины заскрипели.
Я греб молча, потом поднял весла, не греб… Мы тихо скользили… Ну вот, добился своего, пригреб вникуда, где нет
ничего – даже друг друга нам не видно. Ну, хорошо тебе тут, где нет ничего? Спокойно? Я бы не сказал. Булькали капли с весел. Все молчали – жена обессиленно, отец злобно: хотел завести беседу на совсем постороннюю, нейтральную тему – и тут встретил отпор! Вообще тогда умолкну!
Вот и помолчим! Но вздохи жены были тяжелее слов. Действительно, выехали на озеро подышать, а тут дохнуть буквально нечем, неподвижное удушье! И что ж – ничего вообще не делать: сложить лапки, сушить весла? Буду делать! Хоть поначалу вроде не то… но куда-то доедем!
Из мглы сначала неясно, потом все страшней выглянул черный, полузатопленный-полусгнивший какой-то размочаленный остров…
Это куда же мы заехали… не помню такого. Легкий ужас… тоже стер со лба пот. Стикс какой-то, а не озеро Раздольное!
Вдобавок ко всему из мглы стал доноситься прерывистый треск… это “новый русский” с того берега, где сплошь виллы, сел на водный мотоцикл – и помчался, видимо, с полного отчаяния – куда
глаза не глядят. Мы-то хоть тихо плывем, осторожно… А он все ближе, все громче… сейчас врежется! И, мазанув страхом, как краской, где-то совсем близко от нас отвернул, стал удаляться… и снова близится, нарастает!! Хорошо катаемся!
– Я прошу тебя! – Из тумана высунулась высохшая рука жены, коснулась моего колена. – Вернемся! Мне нехорошо… и страшно!
Знать бы только -как возвращаться?!
– Сразу уж – возвращаться! Только сели! – проскрипел из тумана отец.
Не думаю, чтобы его так уж радовала эта прогулка. Просто – лютует батя!
Вот теперь я понял, куда плыву! Туда же, в общем, куда все плывут: к гибели. В тумане вдруг образовалось окно, точней, длинная светлая труба, и эта “подзорная труба” упиралась в высокий мост – там, где речушка
наша впадала в озеро, – и на мосту все ясней проступало зеленое пятно: мучительно знакомый зеленый “ниссан”. Вот и Оча пожаловал, для полного счастья! Вон он стоит рядом с дверцей, весь круглый и безволосый, как колобок. Я знал, что разлука наша будет недолгой, – но так скоро! Как же ему без меня? Не в “ниссане” ведь жить!Перед Очей стоит простая русская женщина – кажется, почтальон – и, плавно, задушевно жестикулируя, показывает ему дорогу – видимо, ко мне. Вряд ли кто-то еще его интересует: ближе меня никого у него нет… Как раз почтальонша третьего дня телеграмму мне принесла – ей ли не знать? Все складно! Золотое сияние сверху заполнило “трубу”. Вот в эту трубу, к золотому сиянию, и вылечу! Вперед! Прямо вдоль трубы и поплыл. Где-то совсем близко с диким ревом промчался водный мотоцикл – но не до него уже, другие дела!
– О! К нам Оча приехал! – обрадованно воскликнула жена. – Скорей греби!
За что она любит его? Видимо, за простодушие… зверское простодушие.
– Ну наконец-то! – подняв голову из задумчивости, проворчал отец.
Ему, видно, кажется, что Оча привез долг. Но Оча, боюсь, думает, что должны мы!
Гулко ткнулись в корень сосны. Ну все. Суши весла. Прогулка закончена! С веслами на горбу выскочил на берег, и жене не успел руку подать- она на радостях – увидеть любимого Очу – сама на берег полезла.
– Ч-черт! – по песчаному краю в воду съехала, и несколько крепких корешков по ноге пробороздило.
Одно к одному! Мелкая вода, пологие волны, колеблющаяся золотая сетка. Вытащил жену. Нога кровоточит, и щиколотка сразу же стала исчезать, опухоль сровняла ее с ногой.
– Не вставай на ногу! Скачи! – Второе весло бросил, жену под руку взял. Поскакали. – Может, ты возьмешь второе весло все-таки?! – вслед отцу крикнул. Он уже задумчиво удаляться стал… вернулся, недовольный, резко взял весло. Мы поскакали.
Уже не как белорусы – как чисто русские люди…
Усадил жену на диван, снял тапок… Пошел процесс!
– Ладно… Не двигайся!
Батя с демонстративным грохотом весло к веранде поставил и удалился в свои апартаменты. Осерчал. Но сейчас это не главное.
Главное – дорогого гостя встречать. Хорошо хоть приехал, кажется, один. На разведку? Не похоже! Громко, нагло сигналит у поворота, где наш “КРАЗ” стоит, как последняя крепость. Совсем перестал снимать руку с гудка. Всех поднимет! Так они сигналят обычно, когда едут дружной вереницей на чью-то свадьбу. А сейчас? “Кровавая свадьба”? Впрочем, кровь уже полилась: жена над тазом поливала ногу из чайника, и с грязью стекало розовое… Я готов! Честно говоря, настроение такое, что погибнуть в бою – самое милое дело!
Вскинул весла на плечи, пошел туда. Не ружья, а весла, но все же что-то! Типа оглобли. И потом, если треск от них пойдет – Савва, может быть, выскочит?.. Хитер! Умен! Расчетлив!.. Но перестань же гудеть! Я не жених – мне это неприятно!
Переулок – как положено, как в фильме “Полдень” – словно бы вымер. Жара, безлюдье. И я иду навстречу бандиту, одинокий шериф. Медленно иду. Правильно баушка говорила: “Не торопись на тот свет – там кабаков нет!” Лишь Левин весело поблескивает своими бусинками из-за Надюшкиной ограды. Ну что ж… и за это спасибо!