Черное евангелие

Очевидно, господин Ланкастер на это и рассчитывал. Он обещал Торбэку, что никому не расскажет о его отношениях с Сэцуко. И теперь за это обещание Торбэку приходилось платить дорогой ценой.

Торбэк уже достаточно узнал господина Ланкастера, власть которого над церковью святого Гильома была безграничной. И не только над этой церковью, но и над всем орденом в Японии. Даже судьба епископа Мартини была в его руках. И Торбэк сознавал, что ему никуда не уйти от щупалец коммерсанта. Выход был только один: любым способом заставить Сэцуко пойти на уступки. Иной возможности он не видел.

На третий день Сэцуко вновь вернулась из Гонконга, и они вновь встретились. На этот раз встреча состоялась у административного здания авиакомпании, к которому Торбэк подъехал на своем «рено» в восемь часов вечера. Сэцуко его уже ждала.

— Ты очень устала? — ласково спросил Торбэк. — Не привыкла, наверное, еще.

Однако Сэцуко казалась оживленной. Правда, оживление тут же сменилось какой-то вялостью, но это было естественно, ведь она только что освободилась от работы. О предложении Торбэка она уже забыла и, конечно, была уверена, что он больше не вернется к этому разговору.

— Нет, Бэк, я не очень устала. Ты знаешь, я переезжаю от тети.

— Почему? — удивился Торбэк.

— Не хочу доставлять ей лишних хлопот. Раньше было все хорошо, но теперь, мне кажется, лучше жить одной. Я уже сняла комнату.

— Далеко?

— Нет, почти возле вашей церкви. Адрес дам тебе завтра. А ты не догадываешься, почему еще я ушла от тети?

— Нет.

— Мне хочется свободно встречаться с тобой. Неудобно все время отлучаться из дому, теперь я буду жить одна и смогу делать все, что хочу.

Освещенные улицы остались позади. Им казалось, что они проехали не так долго, но на самом деле машина покрыла уже большое расстояние.

Торбэк затормозил. Вокруг было тихо. Неподалеку от шоссе лежал густой лес. Вдали приветливо светились окна домов.

По шоссе изредка проносились машины. Их фары отбрасывали снопы слепящего света. А у обочины с погашенными огнями стоял небольшой «рено».

Торбэк обнял Сэцуко и принялся ее целовать.

— Ой, Бэк, мне трудно дышать!

Но он был нетерпелив.

Свет проезжающих машин на мгновение слепил глаза, выхватывая «рено» из темноты, но тотчас же исчезал, и снова наступал мрак.

Сэцуко пыталась сопротивляться.

— Бэк, что ты, нельзя тут! — шептали ее губы, но Торбэк легко преодолел ее сопротивление…

— Фу, какой противный, — сказала Сэцуко, приводя себя в порядок. Она подняла упавшую с головы шляпу. — Но я прощаю тебя. Ведь я сама захотела встретиться с тобой, не дожидаясь удобного времени.

Торбэк снова привлек ее к себе.

— Милая…

— А вдруг нас кто-нибудь заметил? — Сэцуко торопливо огляделась.

Но вокруг была прежняя тишина. Изредка проносились машины, освещая мгновенными вспышками света глухую дорогу. По одну сторону шоссе — молчаливый лес, по другую — далекие огоньки в освещенных окнах.

— Бэк, мне хотелось бы всегда быть с тобой вместе, — горячо говорила Сэцуко. — Можно что-нибудь придумать, чтобы нам жить вместе?

Торбэк поцеловал ее.

— Мне тоже, милая. Но пока я священник, это невозможно, — печально ответил он.

— Да, я знаю. Но все равно. Пусть мы будем незаконные супруги, я хочу жить возле тебя, ухаживать за тобой. Пусть это будет не завтра, но я прошу тебя, подумай об этом.

— Хорошо, Сэцуко. Я подумаю. Ты же знаешь отлично, что и я этого очень хочу. Ведь у меня во всем мире нет никого дороже тебя! — Торбэк перешел на шепот. — Но ты должна исполнить мою единственную просьбу.

— Какую?

— Только не сердись. Я уже тебе говорил.

— О чем?

— Ну, о том, что предлагает двоюродный брат. Пожалуйста, Сэцуко, ты должна согласиться. Если только гы уступишь, я исполню все твои желания. Прошу тебя!

Сэцуко выпрямилась и нахмурилась. Это было видно даже в темноте.

— Бэк! — Ее голос прозвучал резко. — Чем ты обязан своему двоюродному брату?

— Не надо сердиться, Сэцуко… А обязан я ему очень многим.

— Прошлый раз ты говорил то же самое и еще говорил, что я благодаря ему поступила на работу в авиакомпанию. Да? Так вот, я в любую минуту готова уйти оттуда.

Торбэк закрыл лицо руками, но Сэцуко спокойно восприняла этот жест отчаяния.

— Послушай, Бэк, — голос ее прозвучал мягче, — я не знаю, чем ты ему обязан, но помни, ты ведь священник! Нельзя за деньги продавать свою душу. Бэк, милый, соберись с силами, прояви смелость. Ведь ты сам говорил, что Иисус шел дорогой страданий, но всегда был мужественным.

— Сэцуко!

— Бэк, неужели ты думаешь, что я способна на преступление? Возить из Гонконга наркотики — мне даже подумать об этом страшно! Ты должен порвать со своим братом. И я помогу тебе найти в себе смелость.

— Сэцуко! Если ты не согласишься, я погибну.

Последние слова Торбэка она приняла за ничего не значащую фразу. Зловещий смысл этих слов до нее не дошел.

— Послушай, Бэк, не говори таких слов. Просто так человек не погибает. Пойдешь по правильному пути, никогда не погибнешь. Ты же сам всегда говорил, что бог всемогущ. Сколько раз я от тебя слышала эти слова! Ты должен решительно порвать со своим братом. Если ты ему обязан тем, что он меня устроил на работу, я уволюсь. Теперь я понимаю, почему меня взяли в эту авиакомпанию. Конечно, твой брат большой человек, если везде у него своп люди. Мне даже страшно! Скажи, чем он занимается?

Торбэк молчал. Обхватив голову руками, он уткнулся лицом в колени девушки. Сэцуко нежно гладила его волосы.

— Не хочешь говорить, не надо. Мне нет до него никакого дела. Но ты должен послушаться меня! Откажи ему. Я никогда не соглашусь. Вот все, что я могу тебе сказать.

Торбэк тихо застонал.

24

— Вы с ума спятили!

Ланкастер, брызгая слюной от раздражения, стремительно расхаживал перед съежившимся в кресле Торбэком.