Черное евангелие

— Господин Ланкастер, это невозможно, как раз в эти дни в нашей церкви состоится церемония посвящения в сан нового священника. У меня не будет свободного времени.

Коммерсант несколько раз кивнул головой. Его губы тронула тонкая усмешка.

— Конечно, вы должны присутствовать на этой церемонии. Там, вероятно, будет много народу. Что ж, это только кстати. Мне пришла в голову блестящая мысль!

Ланкастер, потирая руки, стал опять расхаживать по комнате. Торбэк не спускал с него глаз.

— Опыт подсказывает, — тут Ланкастер немного замялся, — не лично мой, конечно. Я всегда прибегал к услугам других людей, и они мне рассказывали… Так вот, безопаснее всего такого рода операции проходят при стечении большого числа людей, когда внимание толпы чем-нибудь поглощено и она ничего другого не замечает. Я вам подскажу, как все провернуть. Во-первых, насчет орудия. Холодное оружие не годится — нельзя оставлять улики. Револьвер — тем более. Лучше всего собственные руки.

Господин Ланкастер вытянул правую руку перед глазами Торбэка.

— Вот таким манером, Торбэк… Она ведь женщина, и у вас хватит сил с ней справиться. Но смотрите, не пускайте в ход пальцы. На шее остаются следы. Значит, кисть должна бездействовать. Надо обвить шею рукой, как мягкой веревкой, и душить постепенно. Так змея душит свою жертву. У вас руки длинные, так что справитесь.

И господин Ланкастер показал Торбэку, как это делается. Торбэк внимал ему затаив дыхание.

Домой он мчался как одержимый. Он вел свой «рено» почти бессознательно. Едва не налетел на встречную машину, но водитель вовремя увернулся.

Мыслей не было — в голове абсолютная пустота. Он потерял всякую способность соображать. На лбу выступил холодный пот.

Оживленные улицы остались позади.

Впереди запестрел шлагбаум. Он остановился. С грохотом промелькнула электричка. Шум поезда показался ему необычайно громким, он оглушил его.

Рядом с ним остановилось такси. Шофер, как ему показалось, слишком пристально на него посмотрел. Он опустил голову, будто боялся, что его узнают.

Он первым ринулся через переезд и помчался вперед, проскакивая перекрестки без сигнала и пугая прохожих.

Но вот показался знакомый проселок. Фонари поредели. Слева потянулись лес и бесконечные огороды. Они казались черными. В низине стлался легкий туман.

Наконец он затормозил. Поселок спал. Отворив ворота и поставив машину под деревьями, он вылез из нее и нетвердой походкой подошел к дому. Собаки почему-то не лаяли.

Он постучал. В доме зажгли свет, потом открыли окно. В проеме окна показалась Ясуко. Она узнала его и пошла открывать дверь. Он молча вошел.

— Добро пожаловать, — приветствовала его Ясуко.

— Добрый вечер.

— Проходите. Отец Билье как раз у меня.

Он прошел в комнату.

Его встретил отец Билье. Он сразу понял, что святой отец слишком поспешно оделся — даже воротничок не успел нацепить.

— Что с вами, Торбэк-сан? — спросила Ясуко. — На вас лица нет.

Он молча стоял и глотал воздух. Казалось, что он хотел что-то сказать, но слова не шли с языка.

— Да, вид у тебя неважный! — рассмеялся отец Билье. — Что с тобой, садись, рассказывай!

Но он продолжал стоять, устремив глаза в одну точку. Руки у него дрожали, он походил на сумасшедшего.

— Да что с тобой? — Отец Билье с беспокойством посмотрел на него. — Садись! Выпьем кофе! Может, оно тебя успокоит. У тебя такой вид, будто ты привидение встретил.

Ясуко принялась готовить кофе.

Он пытался разжать губы, он хотел что-то сказать, но не смог, лишь уголки губ судорожно искривились. Так он стоял посреди комнаты, растерянный и подавленный.

Ясуко подала кофе. Он стоя залпом выпил горячий напиток, будто это был прохладный лимонад, потом стал поспешно переодеваться.

— Спасибо.

Это все, что он сказал. Исчез он так же внезапно, как и появился. Просто повернулся и вышел, даже не попрощавшись.

— Что это с ним? — Отец Билье удивленно поглядел на Ясуко.

— Да, он сегодня очень странный.

Через несколько минут он был у церкви. Он поднялся на второй этаж и, неслышно ступая, пошел по коридору. По обоим сторонам тянулись кельи. Видно, еще не спали. Из кельи старика священника раздался кашель.

Он прошел к себе и запер дверь на ключ.

Оставшись один, он сразу как-то обмяк. Он долго сидел на стуле, обхватив голову руками. Наконец с трудом поднялся. Шатаясь, дошел до стола и схватил ручку.

«В шесть вечера второго апреля приходи, пожалуйста, в известное тебе место у семинарии. Нам нужно серьезно поговорить.

А от того предложения я отказался, можешь быть спокойна. Брат все понял. Он заинтересовался тобой и хочет с тобой познакомиться. Постарайся выглядеть получите.

Торбэк»

Адрес на конверте он писал очень долго. Буквы не слушались, ложились неровно. На углу конверта он сделал пометку красным карандашом. Утром письмо пойдет срочной почтой.

25

С окраин Токио во все концы страны разбегаются бесчисленные ветки частных железных дорог, напоминая щупальца гигантского паука.

От станции С. в сторону Мусасино тоже тянется такая ветка. За городом, по обеим сторонам полотна, тут вырос район жилых домов. Конечная станция и при ней маленький дачный поселок — знаменитое па всю столицу «место для спокойного отдыха». В последние годы частная железнодорожная компания, руководствуясь своей выгодой, широко разрекламировала это пригородное местечко, и оно пользовалось успехом.

Параллельно железнодорожной линии до конечной станции проложено широкое шоссе. Между железной дорогой и шоссе тоже повсюду разбросаны домики дачного типа. Вот тут и сняла себе комнату Сэцуко.

Дачи перемешались с огородами. Огороды подступали к жилому массиву со всех сторон, но все же не вытеснили еще характерных для Мусасино рощ и садов. Все домики утопали в зелени. Церковь святого Гильома находилась отсюда сравнительно недалеко, километрах в четырех. Правда, отсюда добраться до церкви напрямик было невозможно — дорога делала петли чуть ли не каждые пятьдесят метров.