Черное и белое

Но сейчас нас интересуют не покупки. Нам нужна огромная асфальтовая площадка, за Ярмаркой. Там обычно готовятся к экзаменам автолюбители и проводятся репетиции шествий по Красной площади. А по вечерам темно, пусто и страшно. Хоть из гранатомёта стреляй — никто не услышит. Идеальное место для душевных и конфиденциальных разговоров.

Мы мчим по вечернему городу, летим по Комсомольскому проспекту, но летим умеренно, правил, вроде, не нарушаем, Алик водитель аккуратный. И вдруг, сзади раздаётся сирена и вспыхивают синие космические огни. Звёзды дискотек.

Жёлтая «Волга» с синим маячком на крыше обгоняет и тормозит перед нами. Алик жмёт на тормоз, Вова сзади тоже. Останавливаемся.

— Ёлки, — качает головой Алик и лезет во внутренний карман за документами.

Я оборачиваюсь назад, смотрю на Наташку. Теперь она выглядит уже не слишком спокойно. Она явно взволнована. Ну, ещё бы. Три вооружённых чувака, включая меня и двое во второй машине. Там ещё и заложник. Блин… Ситуация, хоть и жизненная, но действительно очень и очень щекотливая, грозящая серьёзными неприятностями.

— Наташ, всё хорошо, — подбадриваю её я.

Подбадриваю и знаю, что всё хорошо, но адреналинчик уже поступил, а сердечко тук-тук-тук… Алик опускает стекло, и в машину врывается прохладный и влажный весенний воздух, напоенный запахами растаявшего снега, земли и будоражащей свежести.

— Старший лейтенант Синицин, — представляется инспектор. — Документы предъявите, пожалуйста.

— Мы что-то нарушили? — уточняет Алик.

— А вы сами не знаете? — отвечает инспектор вопросом.

Тук-тук-тук сердечко. Впервые, всё-таки, такая ситуация. По идее всё нормально должно быть…

— Второй автомобиль с вами следует? — хмурится лейтёха оглядывая Наташкину «жигу».

— С нами, — подтверждает Алик и протягивает документы.

— И куда вы в столь поздний час направляетесь на двух машинах? — спрашивает гаишник и берёт в руки бумаги.

Он внимательно изучает картонную карточку, а потом возвращает всё Алику и берёт под козырёк.

— У той машины тоже спецталон? — спрашивает он.

— Тоже, лейтенант, тоже.

— Счастливого пути.

Бинго! Погони с перестрелками отменяются.

— Работает! — с улыбкой констатирует Алик, когда мы продолжаем движение.

Спецталоны мне организовал Чурбанов. Ругался, сопротивлялся, но я его уломал. С ними пару лет назад был знатный шухер с начальником ГАИ Ноздряковым. Шухер замяли, но тема стала в определённом смысле огнеопасной.

Но, как бы то ни было, всё устраивается как нельзя лучше, и мы беспрепятственно приезжаем на тонущий во мраке плацдарм.

— Сидите, — говорю я и, выйдя из тачки, подхожу к «Жигулям».

Открываю дверь и делаю знак. Дима вытаскивает пленника.

— Посвети, — прошу я.

Он включает фонарик и освещает лицо. Парняге лет двадцать пять. Он злобно щерится, крутит головой, осматривается, но кругом беспросветная тьма и ничего не видать, особенно когда луч фонаря бьёт прямо в рожу. Смуглый, с чёрными глазами, чёрными кругами под глазами и чёрными зубами. Вернее, часть зубов золотая, а часть чёрная от табака и чая. Он высокий и тощий, чем-то напоминает мне Каху. Но это не Каха, естественно.

— Ну? — говорю я. — Хотел потолковать? Толкуй.

— Ты, в натуре, на весь шарабан контуженный, — качает он головой.

— Димыч, дай-ка…

Я беру бесшумное орудие, сжимаю рукоятку и приставляю ствол ко лбу незнакомца.

— Времени нет, извини. И так вон сколько потерял, пока с тобой валандался. Так что, или говоришь, чего хотел, или уже ничего вообще не говоришь. Никому и никогда. Давай, кто такой?

— Я Сеня Кабарда, — цедит он. — Привет тебе привёз.

— Серьёзно? Ну, давай, Сеня, раз привёз.

— Тебе Игла из Геленджика привет шлёт.

— Всё?

— Нет…

Я жду, когда он продолжит, но он замолкает и ничего больше не говорит.

— Значит, всё? — повторяю я и отщёлкиваю предохранитель.

— Ещё передаёт, — сразу и немного торопливо продолжает он, — что Цвет ох*ел в конец и всё попутал, что он на чужой каравай пасть раззявил, и что если он задний ход не врубит, то Игла его на перо поставит. И тебя тоже. Игла войны не желает, но если вы, лохи залётные, думаете, что можете воров сочинских на четыре кости ставить, они сами вам дураков под кожу напихают. Ещё Игла сказал, чтобы ты в Геленджик даже не совался и Цвета своего отозвал, иначе доска вам всем.

— Слушай, Дим, — говорю я поворачиваясь к Пономарёву, — как думаешь, если я сейчас вот этому обсосу башку отстрелю нахер, нормальный ответ Игле получится? Доходчиво будет?

— Ну, — подыгрывает мне Дима, — так-то да, доходчиво. Может, тогда пулю не тратить? Я щас кочан ему отхерачу и всё. Я в Афгане наблатыкался, руку набил, там духам только так бошки рубил. Так что теперь вообще несложно. Несложно, но эффективно. Возьмёшь голову и пошлёшь Игле. Впечатления гарантированы.

— Может, правда? — как бы размышляю я. — Скажи Вовану, пусть мясорез подаст.

— Э, вы чё? — начинает волноваться пленник. — Еб***тые, в натуре?!

— Мы-то? — усмехаюсь я. — Ну типа…

— А ты как башку его повезёшь? — спрашивает Дима.

— В горшок цветочный закопаю да и всё. Сверху розочку воткну, знаешь, как цвести будет. Только повезу не я, а ты.

Он смеётся, я тоже. Обыденность зла производит, как правило, более сильное впечатление, чем само зло.

— Да ладно, вы чё… я же только посланник, мне-то до пи**ы, если вы там не поделили чего… Ты скажи, а я на словах передам.

— На словах? Ну ладно, почтальон, уболтал, в натуре. Твоя взяла, могу и на словах. Если ещё хоть раз кто-нибудь подвалит, как ты сегодня, жбан сразу на**й оторву, ясно? Разбираться не буду. Сразу наглухо. Если Игла или кто-то другой, похеру кто, хочет со мной перетереть, пусть договаривается через Цвета, Ферика или Джемала. А таких, как ты буду гасить беспощадно. Ты меня понял, Сеня Кабарда? Если тебя ещё раз увижу, тебе конец. А по сути вопроса, скажи, чтобы сам с Цветом решал, а ко мне не лез. Я ваши блатные тёрки на одном месте вертел. Ещё скажи, что я приеду, когда захочу и куда захочу. А если он хоть раз на меня дёрнется, я ему самому, Игле то есть, своими руками тыкву отчекрыжу и горшок цветочный сделаю.