Черное и белое
Шрифт:
— Да, домой еду.
— Хорошо. Я с тобой увидеться хочу.
— Я тоже хочу Фархад Шарафович. Есть что рассказать. Любопытное.
— Прекрасно. Тогда у меня очень большая просьба. Давай прямо сейчас увидимся.
— Сейчас даже не поговорим как следует. Я же только прилетел сегодня, уже домой еду. Давайте завтра.
— Егор, очень нужно. Давай сейчас. Ненадолго, буквально десять минут и всё. Я сам подъеду, переговорим в машине.
Блин. Отказывать не хочу. Хрен с ним. Ясно, что это не на десять минут, но ладно.
— Ну, что с вами делать, знаете же, что не могу вам отказать.
— Пятнадцать минут, и я у тебя. Спасибо тебе, дорогой. От сердца говорю.
Мы подъезжаем к дому. Дима с Вовой провожают Наташку.
— Наташ, Марину не пускай сегодня, если припрётся. Поняла?
— Далась тебе эта Марина, — хмурится она. — Ладно, не пущу.
Я остаюсь на улице с Аликом и Лёхой. Надо завтра связаться с Игорьком. И с Цветом. Пора, похоже, Геленджиком плотнее позаниматься. Минуты через три подъезжает вальяжный «Мерин». У нас в доме важных людей много, так что ничего удивительного. Наверное, известный композитор.
Однако оказывается, что не композитор. Задняя дверь открывается и из неё появляется Ферик.
— Егор! — улыбается он, но выглядит немного виновато.
Что за хрень…
— Егор, извини, я сразу не мог сказать, боялся, вдруг подслушивают…
— Что сказать? — хмурюсь я.
— Что прошу тебя поговорить со своим знакомым… — разводит он руками.
— С каким ещё знакомым, Фархад Шарафович? Что за чудеса такие?
— Он очень уважаемый человек. Я гарантирую, с ним всё в порядке. Пожалуйста, будь добр, поговори. Очень прошу, от сердца. Ты меня знаешь, я за кого попало просить не буду.
— Кто это?
— Дато Кахетинский…
— И? Что за Дато такой?
— Потом всё объясню… просто, пять минут… Давид Георгиевич.
Он почти умоляет, даже руки домиком складывает. Блин, херня какая-то…
— Хорошо, — качаю я головой. — Пусть садится в мою машину.
Блин… нет, её надо проверить сначала…
— Нет, так нельзя, он пожилой человек… Егор, сядь к нему сам…
— Хорошо, — помолчав, отвечаю я. — Водитель выходит, в машине остаёмся только он и я. Мои люди стоят рядом.
Из подъезда выходит Дима Пономарёв, и я делаю ему знак, чтобы он не уходил. В дежурке уже сидит ночная смена, так что бодигарды собираются идти по домам.
Ферик кивает и возвращается к тачке. Он открывает дверь и передаёт мои условия. Они говорят некоторое время, а потом из машины выходит водитель и отходит в сторону. Ферик делает приглашающий жест. Мои парни встают у дверей тачки. После этого подхожу я и забираюсь на заднее сиденье. Захлопываю дверь.
— Здравствуйте, Давид Георгиевич, — говорю я и поворачиваюсь к ожидающему меня человеку.
— Здравствуй, Бро, — усмехается человек, похожий на Мефистофеля, и я вижу в его руке пистолет. — Тише-тише, спокойно…
Твою дивизию, Ферик…
18. Кто там? Сто грамм
Вот тебе бабушка и Юрьев день…
— Это чего? — киваю я на пушку.
Выгляжу совершенно спокойно, но сердце заводится, и кровь снова мчит по венам бурлящим горным потоком. Место для того, чтобы лишить меня жизни, прямо скажем не самое удобное. Парни мои уроют его сразу. К тому же, если выстрелит, может
и оглохнуть к хренам собачьим. Хотя… что это за пуколка вообще? Я чуть прищуриваюсь.Перевожу взгляд с пистолета на его лицо. В машине темно, так что видимость слабая. Ещё и окна затенённые. За бортом светит фонарь, но, как говорится, светит, да не греет.
Лицом Давид Георгиевич похож на Тото Кутуньо, только волосы короткие, седые и жёсткие, по виду. Зато узко посаженные глаза, чуть горбатый нос и немного капризно обрисованные губы просто один в один.
— Это дура, сам что ли не видишь? — пожимает плечами Дато Кахетинский.
— И? — пожимаю я плечами.
— Что «и»? — хмурится он.
— И? В смысле и для чего здесь эта дура? Фархад Шарафович меня с вами встретиться уговорил. Так для чего? Чтоб я на вашу дуру посмотрел? Это особый вид эксгибиционизма? Оружейный?
— Нет, это я хотел тебе науку преподать, — спокойно говорит он.
Голос у него низкий, хриплый и клокочущий. Мафия, в натуре. А акцент практически не чувствуется.
— Что же, благодарю за науку. Хоть и странная она, но, всё равно, спасибо. Но я не доктор Фауст, если что, душу за знания продавать не собираюсь. Вы, кстати, видите вот этих троих ребят рядом? Думаю, в случае чего им тоже будет, чему других научить. И дуры, к слову сказать, у них покрупнее вашей.
— Так вот мой урок, как раз об этом. У них могут быть хоть какие пушки, даже такие огромные, как член у Приапа. Знаешь Приапа?
— Знаю, я в силу возраста сам почти что Приап.
— Они могут быть очень резкими кентами, — усмехается вор. — И ты можешь быть, очень серьёзным и умным ребёнком. И можешь, даже почти всё предусмотреть. Можешь заставить выйти моего шoфера, чтобы тебя не увезли, можешь поставить вокруг тачки вооружённых до зубов головорезов, сечёшь? А в последний момент окажется, что тебе в лоб смотрит вот такая маленькая дура. И? И всё, что ты делал и думал, всё что предпринимал, в один миг рухнет, как карточный домик. И вот тебе вывод. Если думаешь, что всё учёл, ты плохой полководец, потому что тебя обязательно отымеют.
Он вытягивает руку в мою сторону и нажимает на курок…
Твою дивизию! В минуты опасности время замедляется, практически останавливается. И только пульс, медленно и гулко, как Царь-колокол, отбивает в голове смертельный набат. Бом! Бом! Бом…
Дато держит пистолет в левой руке. Направляет его на меня и жмёт на спусковой крючок. Мы сидим довольно близко друг к другу и особого пространства для манёвра у меня нет. Спасение лишь в том, чтобы быть быстрее, техничнее и жёстче. Теперь эффект неожиданности на моей стороне, и я использую его по полной.
Резко, насколько только возможно, я бью снизу по его руке. В моём замедленном фильме она плавно двигается наверх, будто воздушный пузырь, всплывающий из пучины вязкой и мутной воды. По руке я бью левой, а правую выбрасываю вперёд, вернее, налево, доворачивая корпус. Я сижу вполоборота к этому кенту. Бью молниеносно, но такое чувство, что медленно и плавно. Попадаю в грудину. Здесь неудобно. По его телу прокатывается волна и чувак сжимается, будто проваливаясь и всасываясь в место, куда врезается мой кулак.